Ревизор: возвращение в СССР 31 (СИ) - Винтеркей Серж
Другими глазами посмотрел на парторга, который мне сразу показался каким-то нервным и дёрганым для достаточно молодого возраста. А тут станешь дёрганым…
– Но вы, конечно, читайте по утвержденной теме. Не хватало еще, чтобы кто-то из проверяющих потом сверил темы, и оказалось, что еще и лекция у нас прошла не та, что должна была быть. С них станется…
Рабочие в зале, куда он меня привёл, сидели мрачные и смотрели на меня исподлобья. Хорошо, что он меня предупредил, какое ЧП у них тут случилось. Представляю, какой это был стресс для всех, кто оказался поблизости, сколько кровищи… Ну и, само собой, куча народу, наверное, писала объяснительные. С кем пил пострадавший, кто за ним недоглядел… Чудесная, просто чарующая атмосфера для лекции про научно-технический прогресс!
Когда я объявил о теме лекции, люди в зале стали недоуменно переглядываться между собой. Ну да, я бы тоже предпочел обсудить что-то другое сейчас лучше, больше подходящее к ситуации, но Блинову и так хватает неприятностей.
Не стал ни на что отвлекаться, решил отчитать лекцию строго по методичке и отпустить людей побыстрее. Успел уже половину отработать, как в зал вошло несколько очень представительных мужчин и по-хозяйски посмотрели на собравшихся. Парторг бросился к ним, что-то выяснил и побежал ко мне на сцену.
– Товарищ лектор, из министерства опять приехали по поводу этого ЧП. Придётся вам закончить свою лекцию. Извините, пожалуйста.
– Очень сочувствую вашему коллективу, – сказал я собравшимся в зале работягам, чтобы не выглядело всё так, как будто меня выгоняют со сцены. Попрощался с ними и пожелал быть ответственными, в первую очередь, перед самими собой. – Перефразируя призыв «Лучший контролёр – это совесть», хочется сказать, что лучший гарант безопасности – это собственное благоразумие. Никто не позаботится о вас лучше, чем вы сами, товарищи. Продолжим лекцию в следующий раз.
Уступая трибуну прервавшему меня начальству, жестом пригласил их на сцену, символически передавая эстафету. Тут же поднялся один из них и проходя мимо, протянул мне руку таким коротким движением, как будто, и правда, эстафету принимал от меня. Едва успел её пожать.
– Спасибо, – проговорил он и встал за трибуну. – Поддерживаю предыдущего оратора…
Но я уже, перекинув пиджак через руку, выходил из зала.
– Это наш директор, – объяснил мне оказавшийся рядом парторг Блинов. – Спасибо вам за лекцию, уверен, она была бы очень интересная, если бы дали довести ее до конца.
– Да уж, – сочувственно взглянул я на него. – Ну, приглашайте ещё раз, когда у вас тут улягутся страсти…
Москва. Детский дом № 19.
– Александра Мироновна! – ворвалась в кабинет директора детского дома Женя Брагина. – Уже можно забирать Ларису?
– Женечка, нет ещё! – улыбнулась директриса. – Праздники же были. Сегодня только заседание комиссии прошло. Официального решения ещё несколько дней ждать. На следующей неделе заберёте.
– Жаль, – глубоко разочарованная Женя сразу поникла. – Пойду, найду её.
– Жень, не говори ей, пока, ничего, – серьезно глядя на неё, сказал Александра Мироновна.
– Почему?
– Давай сперва получим решение на руки, а потом и скажешь. Один раз мы с тобой уже думали, что оно у нас в кармане. Так-то мне все тогда тоже говорили, что ситуацию понимают и не видят препятствий. А они раз – и появились вдруг…
– Хорошо, Александра Мироновна, – кивнула понимающе Женя.
Больше всего её мучило, когда им отказали, что переживает ребёнок. Женька тогда поспешила и поделилась с ней своей радостью… Всё правильно, нельзя было этого делать.
– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, – прошептала она. – Это отец так любит повторять, – пояснила она в ответ на удивлённый взгляд директрисы.
Вернувшись домой, заглянул к Ирине Леонидовне, поинтересовался, как у них дела и сел ужинать, попутно просматривая записочки на трёхканальнике со звонками за день. Увидев, что звонил Мещеряков, сделал пару глотков чаю и поспешил на улицу к телефону-автомату, ничего никому не говоря.
Андрей Юрьевич только спросил, буду ли я дома, мол, он хочет подъехать. Договорились, что буду ждать его во дворе через полчаса. Похоже, у него появилась какая-то информация по Быстровой.
Через полчаса я уже сидел на лавке у подъезда, пока мой пёс прогуливался сам по себе во дворе. Мещеряков подъехал и, выйдя из машины, направился ко мне. Мы поздоровались, и он сел рядом.
– Ну, выяснили мы, кто новый любовник Быстровой, – с ходу начал он. – Главный инженер трикотажной фабрики «Луч» Головин Юрий Степанович. Тридцать пятого года рождения. Женат. Двое детей.
– И что нам это даёт? – спросил я.
– Да есть уже некоторые мысли, – ответил Юрич. – Ну то, что недолго девушка страдала, потеряв любимого, отправленного в ссылку, это мелочи. Такая уж она, как ты и говорил – расчетливая деваха. Я решил походить за этим Головиным. Мало ли, на кого он нас выведет. Хотя есть догадки, что на гагаринских. Очень уж шикует этот инженер для зарплаты в две сотни с небольшим. Машина новенькая, цветов привез любовнице рублей на сорок так навскидку, да еще и квартиру ей снимает. Сомневаюсь, что дети и жена у него послушно голодают, пока он свою зарплату на Регину тратит. Значит, на фабрике есть левак, скорее всего. И учитывая, с кем водилась Регина, выйдем, скорее всего, на гагаринских. Либо еще кого обнаружим, это тоже полезно знать.
– Вот-вот, тоже хотел вам предложить, – кивнул я. Он поднялся и протянул руку, прощаясь.
Проводил взглядом его «Жигули», выезжающие со двора… Что-то любовник у Регины в этот раз совсем невысокого полёта птица. Но связи, похоже, имеет, раз смог через ЦК ВЛКСМ Гусева наклонить. Так… И что же теперь делать?
Подозвал Тузика и повёл его прогуляться, на ходу лучше думается.
Оставлять всё, как есть, категорически нельзя. Надо избавляться от Регинки, и как можно скорее. Это мина замедленного действия, рванёт так или иначе.
Есть вариант сообщить Гусеву, кто именно его подставил. Но что это даст? Гусев очень осторожный товарищ, серьезные разборки – это вообще не про него. Его толкают – он наклоняется, его роняют – он поднимается и молча отходит в сторону, кукла-неваляшка, блин. Неваляшка…
А что, если?.. Регина, значит, скорее всего, ищет информацию для гагаринских, чтобы с этого что-то поиметь для себя. А если ей подкинуть достаточно специфическую информацию, на которую она клюнет?
Моё лицо само расплылось в широкой улыбке. А что, если соблазнить гагаринских поднять руку на ту самую Мебельную фабрику имени Первого мая, которую Межуев прикрывает? Как же мне забыть ту первую встречу с ним, последовавшую после того, как я Анну Аркадьевну предупредил, что на фабрику могут наехать?
Вернувшись домой, застал вернувшуюся с работы жену. Я улыбаюсь довольно, а она вообще со счастливой улыбкой на губах.
– И что у нас такого хорошего случилось, дорогая? – поинтересовался я, глядя в её сияющие глаза.
– Меня пригласили фотографироваться для плакатов Торгово-промышленной палаты, с которыми они поедут на международные выставки! – восторженно ответила она.
– О, как, – приятно удивился я. – Детка, чувствую, ты станешь знаменитой!
– Может быть, – улыбнулась она. – Буду, как Диана, в конкурсах разных участвовать от Советского Союза.
– Ну, ты поговори, сначала, с Дианой, как всё это даётся? И сколько надо потратить на каждый конкурс времени и сил. Мне кажется, ты вполне способна сделать более интеллектуальную карьеру, чем демонстратор одежды.
– В этот раз мне предложили демонстрировать не одежду, – возразила она. – Им нужна реклама советского технического стекла. Они задумали посадить меня на него, чтобы продемонстрировать его прочность.
– В смысле посадить на стекло? – забеспокоился я.
– Ну положат его между двух опор, а меня посадят сверху и буду сидеть, болтая ножками на весу.
– Галия, мне это совсем не нравится, – возразил я с озабоченным видом. – А если оно лопнет? Не забывай, что у тебя двое детей.
