Гридень. Начало (СИ) - Старый Денис

От буйства мыслей начала болеть голова и я решил, что можно немного повременить с тем, чтобы составлять план «как изменить мир». Нужно лишь добавить, что мечты должны быть либо безумными, либо нереальными, иначе это просто планы на завтра.

Я сидел на окраине лагеря князя и смотрел вдаль. Красиво, ничего не скажешь. Красота здешняя, это катарсис для человека из будущего, который знает, что полюбуется вот этим всем, получит удовольствие, а после поедет домой, в теплую постель, с ванной, унитазом, мультиварками и с интернетом, где можно заказать хоть еду, хоть собеседника, скорее, собеседницу.

А вот так, когда нет вех благ цивилизации, эти нетронутые пролески, начинающаяся степь, заболоченные заводи, речушки — это проблема. Если жить посреди такой вот «красоты», то она уже не кажется притягательной, а становится даже неприятной, ибо тебе идти через заросшие леса, или переходить в броды реки. Дорог нет, заправок со всяким фастфудом, не найти, в комфортном автомобиле за два часа двести километров не проедешь. Так что нужно принимать реальность, настраиваться на…

— Где он? Где сын того татя? — крик со стороны центра лагеря выбил меня из размышлений.

Я насторожился и передвинул на поясе чехол с ножом поудобнее. Нынче это мое единственное оружие, но при правильном подходе и навыках нож становится очень действенным аргументом в любом споре. А то, что назревает спор и речь идет обо мне, уже понятно. Проверить бы еще свои навыки, насколько получается работать в новом теле. Опыт показывал, что одного понимания, как правильно бить, маловато, нужно еще и мышцы со связками подготовить к нанесению ударов.

— Убить его потребно, и делов! — не унимался мужик.

Я привстал, чтобы рассмотреть, что происходит. Два моих знакомых, которые и сопровождали меня в лагерь, десятник Мирон и пожилой воин Воисил, сдерживали рослого дружинника, экипированного не хуже, чем Мирон, от чего можно сказать, что он либо десятник, либо уважаемый воин. Уже то, что на поясе у этого воина был меч в разукрашенных ножнах, с цветастым камнем в навершие, говорил в пользу некоторого, далеко не самого низкого статуса.

— Фомка… фу ты, Владка, то по твою душу пришли? — спросил Спиридон, так же всполошившийся от криков.

— Еще раз назовешь меня Владкой, нос откушу! — сказал я и Спирка обеими руками схватился за свой курносый нос.

— Нелюдь! Кто же людей-то ест? — несколько испуганно спросил дьячок.

Я не отвечал, а изготовился к бою, вынимая нож из чехла и делая два шага к увесистой палке, лишь немного недотягивающей до гордого названия «оглобля», использовать которую можно было бы при определенной картине боя. Вот только, против меча… Правда, спешно идущий ко мне ратник не извлек свой клинок. Отчего и я решил спрятать нож. Если в рукопашную придется отбиваться, так и лучше. Тут, как мне кажется, я имею немалые шансы. Местный кулачный бой не выдерживал критики. Вместе с тем, слабое развитие этого направления давало преимущество человеку, который имел понятие о развитых системах единоборств. Я понятие имел.

— Что очи свои нахмурил, окаем? — спросил, приблизившись ко мне воин.

Сделал себе зарубку в памяти спросить у Спирки о значении явного оскорбления «окаем». Если это слишком унизительно, как обзывание представителем нетрадиционной ориентации, то нужно бить сразу и так, чтобы не взирая на последствия. Есть такие оскорбления, на которые нужно отвечать вопреки даже здравому смыслу.

— Отчий родитель твой предал нас, а ты в дружину идешь? — пусть и повышенным тоном, но, видимо, не так решительно воин был настроен обострять ситуацию, как это выглядело на первый взгляд.

— Сын за отца в ответе? Или я сам по себе, а отец сам? — спокойно отвечал я на выпады мужика.

— Еще как в ответе. Ты коня мне должен. Я по воле твоего родителя и дома доброго лишился, и семью свою оставил в Звенигороде. И некуда им нынче приехать. Так что коня отдашь! А, нет, так до твоей клятвы дружинной пороть буду кожный день, — не успокаивался воин.

— Попробуй забери, — я изогнул бровь.

Собеседник аж глаза выпучил и потянулся к мечу. Я тоже напрягся, готовясь к драке.

— Вышата, не дури, то князь решил. Иван Ростиславович не пожалует, коли ты Влада забижать станешь, — сказал Мирон, оказавшийся рядом со мной и даже чуть впереди, словно прикрывая своим телом.

Интересная ситуация вырисовывалась. Это чего так десятник за меня встал, да еще против своего же соратника по дружине? Кто я ему, чтобы ссориться со своим? При этом Вышата ну явно кто-то из командиров.

— Уйди, Мирон. Не до смерти, но проучу сына предателя Богояра. Я в своем праве. Он новиком станет? Вот нынче же и науку преподам, — сказал тот, которого назвали Вышатой.

Мужик он был высокий, может только в малом уступал мне в росте. Выглядел достаточно по-спортивному, а выверенные движения подсказывали, что передо мной неплохой фехтовальщик. Какие-то более слаженные, четкие движения свойственные людям с навыком боя на мечах, уже получилось сравнить. Вышата ухмылялся и всячески демонстрировал свое превосходство.

Он посматривал на коней и чуть ли не облизывался. Такие холеные лошадки в любой конюшне не затерялись бы. Но пока забрать у меня коней силой — это прямое воровство. Угрозами заставить отдать, или обманом, вот это пожалуйста, никто ничего не скажет против. И все же мне до конца не понятна мотивация Вышаты: то ли он задирает меня, действительно, из-за отца, то ли отыгрывает роль, чтобы попробовать отжать коня.

Я понимал, что обладаю тем, чем владеть, по мнению некоторых людишек, недостоин. И тут обвинения в том, что мой отец предатель, все же имеют лишь вторичное значение. Как и всегда, во все года, людьми двигает жажда наживы.

— Отойди, Мирон! — сказал Воисил, стоявший чуть в стороне. — Не гоже тебе спрочаться с полусотником. Пусть науку даст отроку, чай не убудет с него от синего пятна под оком.

Вышата с одобрением посмотрел на Воисила, у которого глаза были, как у купца, который хитростью смог облапошить своего же собрата. Хотя, как там смотрят купцы? Я с ними еще не общался.

— А ты, Вышата, не сочти за бесчестие, но скинь зброю и брони. Вот так и проучи мальца, — сказал пожилой воин, усмехнувшись в свою почти седую бороду.

Полусотник, не сразу стал раздеваться и скидывать пояс с мечом, посмотрел на меня, такого «мальца». Я уже понял, что ростом и статями выделялся не просто более, чем среднестатистический человек этого времени, а может и выдающимися. Стал мне понятен и замысел Воисила. Он видел, как я раскидал мужиков у церкви, вот и вывел полусотника на такой вот поединок.

— Воисил, а поруганием устоев дружины не будет то, что мы биться станем? — я решил уточнить этот момент, так как не хотелось из-за одного удара оказаться изгоем и, весьма вероятно, нищим изгоем.

— Не, вы же без зброи! — прямо-таки возмутился Воисил моей дремучести. — То баловство одно, на кулаках выходить. Да и ты не в дружине, Вышата сам вызвался, так что и виру платить не нужно.

— Ну, изверг татевый, иди сюда, — Вышата хлопнул в ладоши и оскалился, после посмотрел на Воисила. — А ты, старый, помалкивай! Мы с тобой собраты по оружию, но не ты с ним. Помни сие!

Между тем, мой соперник уже изготовился, призывно замахал руками, приглашая начинать. Медленно, вычерчивая круг, я стал приближаться к полусотнику. Он провожал меня внимательным взглядом, было понятно, что к драке этот воин не относится спустя рукава, видит во мне противника.

Вышата делает шаг и показывает, что будет бить правой рукой, но это лишь замах, между тем я делаю шаг назад. Уже хорошо, понятно, что полусотник обладает отличной реакцией и быстротой, можно уже предполагать, что от него ждать. Делаю шаг влево и так же замахиваюсь, не произведя удар. Дергается уже Вышата. Это было важно — показать, что я не робею и в игру «напугай соперника» можно играть вдвоем. А еще вот такой, несколько неуважительный жест и ухмылка от меня, вроде бы, как юноши, должна была разозлить Вышату. Ну а кто злой, тот чаще всего опрометчивый.