Андрей Валентинов - Преступившие
– Как? – встрепенулся Корф, прервав свои невеселые размышления.
– Революция у нас, – охотно пояснил Келюс.
– Как? Опять?! – ужаснулся барон, чуть не подпрыгнув при этом известии.
– Ну, контрреволюция, – поправился Лунин-младший. – Большевиков запретили, партию разогнали… Памятники ломают… Да, и флаг трехцветный вернули.
– Слава Богу! – размашисто перекрестился Корф. – Не зря, значит…
– Вероятно, из-за этой суматохи вы и не дождались связного, – заметил дед. – Революция, контрреволюция – первым делом начинается хаос.
– Да, господа, но кто же на престоле? – встрепенулся полковник.
– У нас республика, – без особой гордости сообщил Келюс. – Пока, во всяком случае. Но наш Президент – он за демократию…
– Опять адвокатишки, – скривился барон. – Ну, да все равно, порадовали, господа, право… Но что же делать? Мне надо в Теплый Стан…
– Я дам вам письмо, – решил Лунин-старший. – Отнесете сегодня же по одному адресу. Там вам объяснят все подробнее. Быть может, институт заработает в ближайшие дни…
После завтрака Фрол с Келюсом отправились по магазинами, барон же, испросив у Лунина-старшего разрешения, обложился книгами, углубившись в штудирование Большой Советской энциклопедии. Старик сел за телефон.
Молодые люди вернулись часа через два. Пришлось побегать, но результаты все равно оказались скромными. Революция обилия столичным магазинам не прибавила. Корф продолжал изучать энциклопедию, а дед сидел в кабинете, причем явно не в лучшем настроении.
– Келюс, – обратился он к внуку несколько встревоженным тоном. – Не могу дозвониться… Не понимаю… Там наш главный…
– Я схожу, – предложил внук. – Погляжу на резидента большевистского подполья. Заодно барона провожу, а то он, того и гляди, влипнет.
– Со своими бомбами, елы! – согласился Фрол. – Серьезный мужик!
Келюс получил письмо в запечатанном конверте без адреса. Адрес ему было велено заучить наизусть. Лунин-младший почувствовал себя настоящим подпольщиком, лишь мысль, что подполье, как ни крути, большевистское, несколько портила удовольствие. Добираться оказалось недалеко, и решено было прогуляться пешком.
Барон шел по Столице в состоянии, напоминающем транс. Келюсу и Фролу то и дело приходилось поддерживать его, дабы бравый полковник не врезался в прохожих. Время от времени Корф застывал, увидев какое-нибудь из старинных зданий, и в глазах вспыхивал огонек узнавания. При виде красных звезд над Главной Крепостью полковника передернуло, и он пробормотал что-то о бесовских пентаграммах. Николай лишь пожимал плечами, убедившись, что подготовка шпионов в Папуа стоит не на высоте.
«Явка» оказалась в самом центре, на тихой улице, где почти перед каждым домом стояла милицейская будка, оберегавшая жильцов от избытка всенародной любви. Дом, указанный дедом, был немного поскромнее, меры безопасности ограничивались лишь вахтером. Страж порядка попытался загородить путь, и Келюс едва не вступил в перепалку, но внезапно барон, отстранив Лунина-младшего, взял вахтера за ворот. Тот дернулся, захрипел, а затем покорно замер.
– Пшел вон, лакуза! – процедил Корф, и в ту же секунду проход оказался свободен.
На звонок никто не отвечал. Келюс позвонил еще раз, но безрезультатно. Наконец, когда Корф уже собирался врезать по двери ногой, послышалось легкое царапанье, и перепуганный голос прошелестел, спрашивая, кто им нужен.
– Вы нужны! – буркнул Келюс, которому вся эта конспирация успела порядочно надоесть. – Я Николай Лунин, у меня к вам письмо.
– Вы не Лунин! – взвизгнули за дверью. – Не обманывайте! Я знаю голос Николая Андреевича!
– Фу ты! – сообразил Келюс. – Непонятливый, бином… Я внук Николая Андреевича.
– А… а как звали вашу бабушку? – недоверчиво вопросили из-за двери.
– Супругу Николая Андреевича?
– Елена Константиновна, – отчеканил Лунин-младший. – Открывайте, бином, надоело!
Дверь скрипнула и отворилась. На пороге показался пожилой, весьма упитанного вида человек с всклокоченными волосами и царапиной на пухлой щеке. Несмотря на непрезентабельный вид, Келюс сразу же узнал это лицо. Размноженное фотоспособом, оно много лет подряд украшало обложки журналов и обязательные иконостасы Слуг Народа в красных уголках. Бывший Слуга Народа почти не изменился, но вид у него был не величественный, как на портретах, а растерянный, даже испуганный.
– Коленька, – забормотал он нечленораздельной скороговоркой. – Какой большой! Я тебя в последний раз видел лет двадцать назад… Да, как раз в семидесятом… Заходите, товарищи, извините что тут так… мой телефон… И не только телефон…
То, что неприятности случились не только с телефоном, стало ясно сразу. В квартире все стояло верх дном. Даже диван, разрезанный чьей-то безжалостной рукой, демонстрировал свое ватное нутро. Келюс покачал головой:
– Бандиты? Или… госбезопасность?
– Нет-нет, – зашептал хозяин. – Хуже! Хуже, товарищи! Бывшая группа «Бета»! Черные куртки…
– Майор Волков? – Келюс невольно вздрогнул.
– Да-да… Предатель… Они забрали все документы! Откуда им стало известно, ума не приложу! Телефон разбили… Я бы к соседям вышел, но Волков приказал сидеть дома… Извините, товарищи…
– Ясно, – оборвал его Лунин-младший, соображая, что нужно немедленно возвращаться домой. – Вот письмо. Этого… товарища, – он кивнул на барона, – нужно переправить в Институт Тернема. Он связной.
– Вот как? – заинтересовался хозяин квартиры. – А какой канал? Первый или второй?
– Кажется, второй, – вспомнил полковник. – Позвольте представиться, барон Корф.
– Очень приятно, товарищ… господин барон, – пролепетал хозяин. – Но разве Николай Андреевич не знает? Вчера поздно вечером банда Волкова ворвалась в Институт и похитила скантр…
– Что похитила? – изумился Келюс. – Скантр?
– Ну да, «Ядро». Теперь вся аппаратура выключена. Сами понимаете, без скантра… Я думал, Николай Андреевич в курсе…
– Бежим! – прервал его Келюс, обращаясь к своим спутникам.
– Думаешь… – начал было Фрол, молча слушавший этот странный разговор. – Волков может…
– Бежим! – повторил Николай, и они, едва попрощавшись, покинули разоренную квартиру.
Во дворе все было спокойно. Келюс, Фрол и Корф, не дожидаясь лифта, взбежали на четвертый этаж. Дверь квартиры, запертая перед уходом, теперь была приоткрыта. Барон нахмурился и достал револьвер.
– Дед! – закричал Келюс, врываясь в квартиру. Следом за ним поспешил Корф с оружием наготове и дхар, ругавший себя за то, что не догадался взять у барона одну из его гранат. Впрочем, это уже не понадобилось.
– Дед! Дед! – звал Келюс, но отвечать было некому. Старый большевик Николай Андреевич Лунин лежал на пороге кабинета, сжимая в руке бесполезный теперь браунинг. Спокойное лицо и широко открытые глаза не выражали ровно ничего. В квартире все было перевернуто, мебель опрокинута, книги сброшены с полок. Три серые папки исчезли без следа…
3. В КОЛЬЦЕ
Тело старика уложили на диван. Растерянный, ошеломленный случившимся Келюс сел рядом, глядя на восковое лицо деда, тем временем Фрол и полковник принялись осторожно осматривать квартиру. Барон тщательно исследовал дверь, линолеум в коридоре, осмотрел браунинг, не без труда извлеченный из застывшей руки Николая Андреевича. Фрол бродил из комнаты в комнату, то и дело останавливаясь и замирая. Казалось, он прислушивается к каким-то понятным лишь ему сигналам.
– Их было трое, – заявил Корф, завершив осмотр. – Дверь не выламывали и не вскрывали отмычкой. Похоже, открыли изнутри. Странно…
– Тогда бы дед лежал у дверей, – Келюс с трудом встал и вышел в коридор. – Он не успел бы отбежать так далеко.
– Да, странно, – повторил барон. – На теле ни одного ранения…
– Сердце, наверно. – Лунин вздохнул. – Ему хватило…
– Однако он успел взять пистолет, – продолжал рассуждать Корф. – И, по-моему, пытался нажать на курок. Но так и не выстрелил…
– Осечка, – предположил дхар. – Или боек сточен.
– Пистолет в порядке, – барон вынул патроны и несколько раз нажал на спусковой крючок. – И вообще, осечка у браунинга? Такое в первый раз на моей памяти…
– Милицию звать будем? – с сомнением в голосе поинтересовался Фрол. – Хотя, елы, что мы сможем объяснить?
– Ничего, – вздохнул Келюс. – И барона им предъявлять нельзя.
– Много пропало? – Корф все еще возился с пистолетом, то и дело недоуменно пожимая плечами.
– Нет, – покачал головой Лунин. – Почти ничего. Сволочи…
Действительно, за исключением трех серых папок, письма, привезенного бароном, и нескольких фотографий из альбома, в квартире все было цело. «Пентакон» лежал, разбитый вдребезги, но пленка, спрятанная в ящике с инструментами, осталась нетронутой.
– Слушай, Француз, да объясни ты нам, – не выдержал Фрол. – Что все это значит?
