KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Фантастика и фэнтези » Альтернативная история » Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути

Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Константин Калбазов, "Бульдог. В начале пути" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Хотел было поговорить. Растормошить. Но дядька лишь улыбнулся и отошел в сторону. Только и сказал, что еще наговорятся, а вот сестрица не всякий раз в гости захаживает. А потом, как‑то исчез, истаял, оставив его и Наталию наедине. Ох и наговорились они. От души. Ну, совсем как в былое время, когда она по ночам прибегала к нему, и они укрывшись одним одеялом, чтобы никто не застал, говорили до самого утра.

Вот какое это было радостное и светлое утро. А еще, он вдруг ощутил, что жар отступил. И пустулы, язвы оспенные, не так зудят. Не иначе как в ту ночь миновал кризис и он сейчас пошел на поправку. Хм. Это еще, что за словечко такое в голове возникло. А что оно значит? Так то и значит, что излом в болезни случился. Это наверное ему учителя сказывали, да он позабыл, а вот теперь вспомнил.

А ночка та веселая выдалась. Ор такой стоял, что мама не горюй. Какими только карами преображенцев не стращали. Казнью лютой грозились. Требовали, чтобы немедля допустили до государя. Остерман лиса, громче всех орал, не верил, думал Долгоруковы его опять обвести вокруг пальца хотят. Ведь было уж, когда болезнь от него да от других скрыли. А тут всем Иван распоряжается. А кто он есть. Долгоруков и есть, сын Алексея Григорьевича, пуще иных в этом деле измазавшегося и стремящегося стать тестем государя.

Пришлось внести коррективы (о, еще одно слово мудреное) в первоначальные распоряжения, так как даже словам медикуса не поверили. Остерман и митрополит так те прямо кричали о намерении Долгоруковых осуществить подмену. Мол не вышло с поддельным тестаментом, так они вон, что удумали. Ведь императора соборовали и смерть зафиксировали. Про тестамент, Петр сразу на ус намотал, что с того, что безусый пока.

Велел, впустить господ из тайного совета, хоть и худо ему было несказанно. Нельзя было иначе. Как видно в подмену поверили сразу и все. Даже Долгоруковы, считая это делом рук Ивана. Поначалу‑то они вопили ничуть не слабее противников. Но как только сориентировались, то тут же начали противиться, желанию взглянуть на императора. Мол, вьюноша с того света вынулся, а его опять хотят в могилу свести.

Вот только при виде больного, со страдальчески горькой ухмылкой, но живого императора Долгоруковы опешили ничуть не меньше остальных. Окинул он их тогда внимательным взглядом, а потом глянул на Ивана. Тот все понял и уже не церемонясь, при поддержке гвардейцев, попросту выставил всех вон, не считаясь ни с возрастом, ни с положением, ни с родством. Лихо так, выставил, в одночасье.

Ваня, Ваня, что же ты за человек такой. Разузнал Петр о тестаменте. Все доподлинно выяснил. Да тут и трудов особых не было. Просто поинтересовался у Василия, которого теперь как талисман, как крест нательный собирался при себе держать неотступно. Вляпался таки друг и фаворит. Подпись Петра на документе подделал, да еще и выкрикнуть успел, мол вот завещание императора, прочащее на российский престол невесту государеву Катерину, сестру самого Ивана выходит. А теперь любой приказ с полуслова, с полувзгляда выполнить готов.

Оно вроде и понятно все. Тем более, документ Василий сумел раздобыть и передать государю. Да только рубить с горяча Петр не спешил. Тут нужно все обмозговать, остыть, выздороветь, чтобы голова светлая, а не в дурмане и только потом решать, как быть. Жизнь она по разному может диктовать.

Вот взять хотя бы Меньшикова Александра Даниловича. Ведь на что человек преданный деду был, а и то, умыслил извести дитя императора от полюбовницы, дочери молдавского господаря. О безопасности своей беспокоился. Заговор учинил, что узнай дед, не сносить шельме головы. Но против самого государя даже в мыслях никогда не держал. Живот был в любой момент положить.

Вот и Ванька может все больше из опасений. Хотя, плаха по нему плачет. Это же додуматься, воспользоваться тем, что почерки их схожи и подпись императора подделать. И за куда меньшее головы лишались. Было дело забавы ради, Петр и сам поощрял такие проказы. Несколько указов так и прошли за подписью Долгорукова, а не Петра. Теперь‑то он понимает, что забава дурная была, но сделанного не воротишь.

Ванька паршивец, заигрался, но ведь когда‑то сам же Петр его и поощрял. А ну как все же руку правую отрубит? Нет, второпях решать не стоит. Без верных людей не удержаться, а у него таких и нету. Деду оно куда как проще было, с его потешными. Почитай все сподвижники вышли из преображенцев, да из семеновцев. А у него такого задела нет. Даже товарищей по детским играм не имеет.

А может оставить все как есть? Пусть идет как идет. Женится на Катьке, как и обещал. Ну, возьмут Долгоруковы силу. Зато ему покойно будет. Прислушался к себе и понял, что от одной только мысли о том, яриться начинает, да так, что чаще задышал. Нет, не смирится он с тем, чтобы им вертели как хотели. Он император! Он! И другому, не быть!

Дверь отворилась и в спальню вошел Василий с подносом уставленным кашей. Медикус сказывал, что больному надлежит хорошо питаться, чтобы иметь силы для борьбы с недугом. Да только аппетита у него все эти дни не было. Понимал, что надо, потому и через силу запихивал в себя. Но тут вдруг почувствовал, что от запаха исходящей паром каши, рот вдруг слюной наполнился, как будто там родник какой забил. Да резво так, аж ручки от нетерпения затряслись.

Василий с блаженной улыбкой смотрел на то, как государь уминает кашу, запивая горячим сбитнем. Отстранившись чуть назад, чтобы не отвлекать, он мелко крестился, одними губами воздавая благодарственную молитву. Думал укрыться. Но Петр заметил. Иное дело, что виду не подал. Пусть их интригуют и претворяются, народ его любит, и любовь эта дорогого стоит. Она стоит того, чтобы жизнь свою положить на службу простому люду.

Потом была уже привычная и опостылевшая процедура протирания. Несмотря ни на какие старания, рубцы обещали остаться знатные. Так ему и надо. Господь волею своей поставил его о народе им избранным заботу иметь, а он предался греху и забавам, про долг свой позабыв. Портреты прикажет писать без прекрас, каждый рубец обозначат, чтобы потомкам наука, не след забывать о тех, кому служить обязан по воле божьей.

— Государь, Петр Алексеевич, там до вас князь Долгоруков Алексей Григорьевич просится, — когда с медицинскими процедурами было покончено, доложил Василий.

— Что медикус, дозволяешь посетителей принимать? — Вопросительно взглянув на протиравшего спиртом руки, немца поинтересовался Петр. — Ты не волнуйся, коли нельзя, так прямо и сказывай. Воля твоя как моя исполнена будет и никто поперек слова не скажет.

— Фаше феличестфо, болезнь отступила. Потому беды большой не будет, коли фы станете принимать посетителей, но прошу фас не утомляйтесь сильно. Фы фсе еще слабы.

— Не буду. Обещаю. Вот только одного до себя и допущу. Слышь, Василий, коли кто еще захочет, так на завтра назначай.

— Слушаюсь, государь батюшка.

Долгоруков ждать себя не заставил. Явился тотчас только ему соизволение передали. Влетел как оглашенный с видом такого неземного счастья на лице, что не иначе как благодать божья снизошла на него, не иначе. А вид‑то слащавый и приторный. Лизоблюд, раскудрить твою в качель. От таких чаще всего удара в спину жди. Если не сами, так к другим перекинутся вмиг, про долг и честь позабыв. Нет им веры, никогда не было и не будет.

Но этот как раз из тех, что за своей слащавостью звериный оскал прячут. Так что с ним вдвое аккуратнее нужно. Наверняка испугался и пришел страховкой обзавестись, а то опять государь засобирается осиротить своих подданных. И как тогда ему быть? Однажды Господь не попустил, а как вдругорядь не повезет. Опять же, малец норов изволил показывать, даже сына родного против отца настроил. Всех от себя удалил, да ни абы как, а силу применив открыто. Режутся у волчонка зубки, эдак и до беды недалеко.

— Свет мой, государь, Петр Алексеевич! Как здоровье твое драгоценное!

— Благодарствую Алексей Григорьевич, теперь много лучше. А как медикуса и впредь во всем слушать стану, так и вовсе вскорости на ноги встану.

— То дело хорошее. А то лебедушка наша, невеста твоя, вся сердечком изболелась, на тень бестелесную похожа стала, вся измаялась, денно и ношно поклоны земные бьет, у господа нашего здоровья для тебя вымаливает.

— Передай, что со мной все в порядке. Скоро здоров буду.

— Так может я призову ее, Петр Алексеевич? Она туточки, в карете за воротами. На двор гвардейцы не пустили, — нарочито подпустив в голос обиду, закончил он.

— Пустое, Алексей Григорьевич, — сделав вид, что не обратил внимания на факт недопущения на двор княжьей кареты, начал отнекиваться Петр. — Хворь из меня вся еще не вышла, не приведи господь, приболеет Катерина, так потом ввек себе не прощу. Вот поправлюсь, тогда и повидаемся. И ты, держись подальше от хворого, твоя жизнь для государства российского еще ой как понадобится.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*