Вячеслав Коротин - Так громче музыка играй победу!
— Какой год служишь?
— Третий, ваше превосходительство.
Андрей видел, что у нарушителя устава стали подрагивать коленки.
Чёрт! Ну ведь сам Киселёв не видел ничего предосудительного в поступке матроса — ну «клеит тёлку» молодой парень лишённый страной женского общества в самом что ни на есть соответствующем возрасте. Как тут отказаться от возможности лишний раз хоть прикоснуться к представительнице противоположного пола?
Но и просто проехать мимо было нельзя — тот же флаг — офицер бы не понял такого попустительства разгильдяйству со стороны адмирала.
А с другой стороны, не хотелось выглядеть этаким держимордой на глазах у женщины, которая… Понравилась, в общем.
— Ладно уж. Проводи девицу, а потом сразу на крейсер. И передай старшему офицеру — две недели без берега. От моего имени. А уж сколько он тебе, курицыну сыну, лично от себя добавит — его воля. Всё понял?
— Так точно, ваше превосходительство! — матрос не даже не поверил, что так легко отделался. — Премного благодарен!
— Ступай уже.
— Поехали! — это, разумеется, к шофёру.
— А вы суровы, — Фролова не смела вмешиваться в разборки моряков, но высказать своё мнение по их завершении не преминула. — За что так строго?
— Сударыня, устав есть устав. На самом деле, только ваше присутствие спасло этого раздолбая от значительно более серьёзного взыскания.
— Ну тогда я не зря согласилась на ваше предложение отвезти меня домой. Кстати, Андрей Августович, а почему вы позволили себе пригласить меня на эту поездку? Я произвожу соответствующее впечатление?
Андрей на задворках своего подсознания понял, что в очередной раз попалился. Но выкрутился мгновенно:
— Знаете, Елизавета Сергеевна, мне одного взгляда на вас хватило, чтобы понять, что вы человек передовых взглядов и не особенно скованы условностями светского общества.
— И что же создало у вас такую уверенность? — удивлённо приподняла брови женщина.
— А никакой уверенности нет и не было. Была попытка…
Очень хотелось закончить фразу: «и она завершилась успехом…», но Эбергард себе такой наглости не позволил — Добился своего — радуйся. И не наглей — спугнёшь…
— Объяснить логически я ничего не в состоянии, но… Может я и ошибся…
— А мы уже приехали, — оборвала Эбергарда Фролова. — Вот мой дом недалеко. Попросите своего шофёра остановиться сейчас — мне ещё в лавку заглянуть надо.
Машина адмирала подвезла женщину аккурат к самым дверям бакалейной лавки. Андрей вышел тоже, и подал руку выходящей из авто даме.
— Надеюсь, мы ещё увидимся.
— Не обещаю, но ничего не имею против. Спасибо!
— Всего доброго, сударыня!
— До свидания!
Глядя вслед удаляющейся Фроловой, Андрей, не смотря на срывавшее фигуру платье сестры милосердия, понял — точно длинноногая. Достаточно высоко затянутый пояс тут был ни при чём. Само движение безошибочно подсказывало, что фигура у женщины практически идеальная. По меркам конца двадцатого — начала двадцать первого века, конечно. Здесь иная мода пока — коротконого — толстоногая Кшесинская пользовалась бешеным успехом и, можно сказать, задавала тон на оценку красоты женской фигуры.
Хотя… Главное всё-таки не только получить данное тело от матушки — Природы и родителей, главное — «научиться им пользоваться». Зачастую и в начале того самого двадцать первого, женщины, которым от рождения достались ножки покороче, двигаются с такой неповторимой грацией, так ладны и гармоничны, что от мужиков при первом же взгляде на таковую искры сыпаться начинают…
И наоборот: вся из себя модель, вроде придраться не к чему, а в душе или несколько ниже вообще ничего не шелохнётся… Манекен — он и есть манекен, даже если вполне одушевлённый…
Но Андрея волновало сейчас не это. Вернее, это, конечно, тоже волновало, но в первую очередь, когда прошла горячка боя, думалось всё-таки о НЕЙ.
Ждёт ли она сейчас у Графской пристани вместе с половиной населения Севастополя? Ждёт. Не может быть иначе.
А теперь появился и повод лишний раз увидеться: виктория всё-таки! Сам Бог велел если и не бал, то серьёзный приём в Морском Собрании устроить. Ну и пригласительный послать…
Хотя для этого, конечно, нужно для начала с должности не вылететь…
— Вас ожидают!
Представитель моряков в Ставке Верховного Главнокомандующего капитан второго ранга Александр Дмитриевич Бубнов до жути не хотел переступать порог кабинета великого князя. Тот свою нелюбовь к кораблям и всем тем, кто на них находится, не скрывал никогда… А тут такое…
— Здравия желаю вашему высочеству! Срочная телеграмма из Севастополя.
— Давайте!
Командующий вооружёнными силами Российской Империи находился отнюдь не в самом лучшем настроении: вести с фронтов никак не прибавляли оптимизма по поводу перспектив идущей войны. Войск не хватало, винтовок не хватало, пушек тоже, а снарядов к ним…
А тут такое… Ещё и Турция!..
Ведь этому Эбергарду русским языком было приказано: «Воздерживаться от любых агрессивных действий относительно Турции!».
А теперь всё — турки наверняка вступят в войну и Кавказская армия под ударом. Теперь оттуда не только дивизии — роты не снять, чтобы отправить на Западный фронт… Да ещё, вполне вероятно, придётся на Кавказ подкрепления отправлять. И пушки… И снаряды, чёрт побери!
— Ваш адмирал совсем с ума сошёл! Ему же было приказано не открывать военных действий против Турции!
— Ваше высочество, — ошалел Бубнов, — так ведь военные действия начали именно турки. В телеграмме же сказано, что они атаковали Одессу, Севастополь, Феодосию и Новороссийск… Везде отбиты с большими потерями в кораблях…
— Да плевать я хотел на «потери в кораблях»! — Николай Николаевич являлся в данный момент классическим примером психа — самовзвода. — Вы понимаете, господин капитан второго ранга, что из-за нескольких потопленных флотом турецких жестянок нам придётся задействовать несколько корпусов на войну с османами?
Кавторанг, разумеется, оставил все матерные комментарии, которые родились благодаря истерике Главнокомандующего, при себе. Но мысли о том, что руководят армией Империи истерики и идиоты в его сознании поселилась.
— Ваше высочество, — терпеливо попытался убедить Главковерха Бубнов, — напали на наши порты. Одержаны победы, каковых не было со времён Синопа и Наварина…
— Да плевать я хотел на ваши морские победы! Армии от них на данный момент никакого проку. А вот вред ощутимый. Турки ударят на Кавказе, а у нас там сил едва — едва хватит, чтобы их армию удержать. И то не уверен…
И это притом, что на западе фронт трещит по всем швам.
Я позже передам вам мой ответ Эбергарду. Ступайте!
Бубнов чувствовал себя оплёванным. И не только себя — всех моряков. Вполне себе можно было представить и ответ Главковерха командующему Черноморским флотом — наверняка этот самодур императорских кровей найдёт такие слова, что Эбергард и застрелиться может…
Кавторанг заранее отправился к начальнику штаба генералу Янушкевичу, чтобы уговорить того, повлиять на великого князя, когда он будет составлять телеграмму в Севастополь.
Янушкевич пришёл в ужас. В ужас от того, что какой-то морской штаб — офицер смеет сомневаться по поводу решений самого великого князя. Бубнову был дан от ворот поворот и Александр Дмитриевич рискнул самолично связаться с контр — адмиралом Ниловым — с тем самым, что регулярно выпивал с самим императором.
Результаты воспоследовали.
На фоне череды поражений, громкая победа русского оружия была просто подарком для руководства Империи.
Телеграмма на Чёрное море из Ставки, конечно, успела уйти, да ещё такая…
Эбергард, разумеется, стреляться не стал. И правильно, ибо на следующий же день все газеты запестрели победными репортажами, восхваляющими подвиги моряков — черноморцев.
«Георгия» непосредственно за сражение под Севастополем, а «Невского» — за организацию побед над противником по всему побережью.
В Турции, кстати, разыгрались события весьма схожие по сюжету с теми, что происходил и в русской Ставке: морской министр Турции Джемаль — паша, узнал о произошедшем в ресторане. И не замедлил отреагировать на авантюру немецкого адмирала и её результаты предельно матерно: «Проклятая свинья Сушон всё-таки сделал это!».
Был немедленно отослан запрос в германскую военную миссию, но её глава, Лиман фон Сандерс, немедленно отозвался, что ему не было известно о подготовке атаки русских портов.
В турецком парламенте Джемаль пытался убедить коллег, что война совершенно бесперспективна, что флот не в состоянии теперь обеспечить снабжение Кавказской армии по морю, а сколько-нибудь серьёзных дорог в Анатолии для этого не имеется.
