Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го
Удовольствие от езды прошло быстро. Нет, так-то оно, вроде как и ничего… Только вот ПЫЛЬ! Поневоле вспомнились ковбои, которые шейными платками себе морды завязывали. Ну не было у нас платков! Поэтому пришлось кушать пыль. Именно кушать, потому что она так быстро набивалась в рот, что хоть заотплёвывайся, всё равно наглотаешься! А мужики ещё и ржали! Говорили, что их количество "…можно вычислить по земляным пирамидкам с вкраплением остатков пищи, оставленным по кустам в местах привалов..". Причём рассуждали они на эту тему настолько серьёзно, что мы, с Серёгой, засомневались, А вдруг не шутят? На первом же привале поняли -- шутили, гады!
Следующим вечером, мы уже подъезжали к Киеву. К счастью, по дороге не было никаких приключений и происшествий. Наша и ещё одна машины, на въезде в город вышли из колонны и уже через полчаса мы подъехали к управлению НКВД. Попрощавшись с мужиками, с которыми просто не хотелось расставаться, мы с Сергеем, в сопровождении комбата направились к дверям. Я, повернувшись, хотел махнуть ребятам на прощание, как сильный удар в живот бросил меня на асфальт. Пытаясь перевернуться я приподнял голову, новый удар и уже знакомая восхитительная лёгкость начала завладевать моим телом. Меня куда-то понесли мягкие, тёплые волны, всё быстрее, быстрее. Покачивания превратились в резкие рывки. Пересиливая слабость, я открыл глаза. Надо мной, мелькал белый потолок, рядом что-то говорили о каком-то профессоре. Потом всё поле зрения заняло Серёгино злое лицо, которое увидев мой взгляд заорало:
— Я тебе сдохну, скотина! Ты…, и изображение погасло.
Глава 11
Бу-бу-бу. Бу-бу-бу-бу… Да что такое? Поспать не дадут! Попытался высказать всё, что думаю об этих разговорчивых типах и задохнулся от боли. Бли-и-и-н. Как же больно! Что произошло-то? Открыв глаза, увидел над собой хорошенькую медсестру, с озабоченным видом трогающую мне лоб. Увидев мой взгляд, она вздрогнула и повернувшись в сторону громко закричала:
— Иван Максимович! Профессор! Он очнулся!
Через пару минут вокруг моей тушки уже крутился вихрь из белых халатов, озабоченных лиц и кучи непонятных, загадочно звучащих медицинских терминов. Наконец суматоха немного улеглась и перед моими глазами появилось лицо. Я аж зажмурился! Открыл глаза, чёрт, ну до чего же устойчивый глюк! Перед моими глазами было лицо профессора Преображенского, из фильма "Собачье сердце", которого гениально сыграл Евстигнеев. Роскошным басом "глюк" пророкотал:
— Ну, батенька, как вы себя чувствуете? Если вам тяжело говорить моргните два раза. Очень хорошо!
В последующий час меня замучили вопросами, осмотрами, ощупываниями и покалываниями. Достали! Хорошо, что больше не было приступов одуряющей боли. Так, зудела немного грудь да живот подёргивало. Как только закончились издевательства над моим организмом, появилась та первая, хорошенькая сестрёнка и начала кормить меня с ложечки куриным бульоном. Проглотив несколько ложек, я почувствовал такое желание спать, что уснул в тот момент, когда к моему рту приближалась следующая ложка.
Проснувшись, не открывая глаз прислушался к своим ощущениям. Боли не было, скорее была её тень в области живота и груди. И слабость. Казалось, что на каждую клеточку моего тела, прикрепили какое-то утяжеление и пошевелиться стало для меня неподъёмной задачей. Открыв глаза, попытался оглядеться. Лежал я в просторной, светлой палате. С трудом повернув голову направо, увидел большое окно с занавескам, через которое были видны ветки дерева с пожелтевшими листьями. Чёрт! Это сколько же я валяюсь? И где? Повернув голову налево, увидел стол, заставленный какими-то баночкам и бутылочками, стул и приоткрытую дверь, через которую послышались чьи-то шаги и тихий разговор. Через минуту в палату вошли две девушки, в одной из которой я узнал мою "кормилицу". Заметив мой взгляд, девушки заулыбались, одна из них выскочила обратно в коридор, а "кормилица" подскочила ко мне. Что-то мило щебеча, она протёрла моё лицо влажной тряпочкой, из маленького стаканчика напоила водой и засунула мне градусник прямо в рот. А я только лупал глазами, даже не пытаясь возмущаться. Через несколько минут, в палату зашёл профессор "Преображенский" со второй сестричкой. Что-то потихоньку бурча себе под нос, он рассмотрел мои глаза, язык. Потом занялся невидимыми мне животом и грудью. Бурчание становилось довольным, видимо профессору нравилось то, что он видел. Наконец закончив осмотр и глядя на меня заявил:
— Всё, молодой человек, моя помощь вам больше не требуется. Через недельку снимем швы, а ещё через одну будете скакать как раньше, — и довольно уставился на меня.
— Профессор, — я словно разучился говорить, настолько трудно мне сначала давалась речь. — А что со мной? Где я и какое сегодня число?
— Сегодня 3 августа, находитесь вы в Киеве, в госпитале обслуживающем сотрудников НКВД. А что с вами произошло? Вы получили четыре пулевых ранения. Два в живот и два в левую часть груди. А вы, юноша, родились в рубашке! Одна пуля прошла над сердцем, не задев ничего важного, вторая под сердцем, зацепив левое лёгкое. С пулями в живот ещё интересней. Одна вошла чуть выше пупка, вышла со спины не задев ничего важного. Вторая же, от чего-то отрикошетив, потеряв скорость попала прямо в район аппендикса. Так что аппендицит вам теперь не грозит!
— Спасибо профессор, просветили.
— Ничего, ничего молодой человек, не нужно меня благодарить. Благодарите свой здоровый организм и удачу! За сим, позвольте откланяться, дела знаете ли! — и профессор ушёл, что-то довольно бася. А я попал в нежные, но крепкие руки сестричек.
Сначала меня помыли, протерев всё тело влажными полотенцами. Потом накормили густым, мясным бульоном с растёртыми овощами. Самое трудное началось после еды. Мне захотелось в туалет! Обратив внимание на мою покрасневшую физиономию, сестрички быстро поняли причину моего смущения и подставили судно. Блин! Как же мне было неудобно! Но ничего не поделаешь, закончился и этот кошмар. Потом меня заставили выпить какую-то ужасно горькую микстуру с таблетками, поставили укол и я уснул.
Проснувшись следующим утром, я понял, что начинаю приходить в себя. Очень уж кушать захотелось, да и двигаться получилось. Не вставать конечно, но приподняться и двигать руками я уже мог. Увидев в изголовье кровати тумбочку со стоящим колокольчиком, не замеченные мной раньше, я сообразив для чего это нужно, позвонил. Почти сразу в палату вошла пожилая медсестра, узнав, что хочу кушать, она заулыбалась и быстро утопала, видимо на кухню. Через полчаса, сытый и довольный, я непринуждённо болтал с подошедшей вчерашней "кормилицей". Как оказалось, зовут её Олеся, сама она из Белоруссии, в Киев попала с папой, капитаном НКВД, переведённом сюда перед самой войной. Только закончила школу и собиралась поступать в медицинский институт, собираясь стать хирургом. Наш разговор прервал неожиданные посетители. Мартынов и Серёга! Олеся сразу покинула палату, наказав не переутомлять больного и я остался наедине с мужиками. Сергей, аккуратно, будто хрупкую игрушку, приобнял меня а Мартынов просто пожал руку.
— Ну, как ты? — Серёга пытливо оглядывал меня.
— Да нормально всё. Лучше расскажите, что вообще произошло?
Слово взял Мартынов:
— Просто тебя расстреляли два снайпера. Правда уйти не смогли, одного грохнули сразу, второго взяли почти целым. Осназовцам Серёгина очень не понравилось, что кто-то стреляет по их товарищам. Кстати, мужики просили передать тебе пожелания о скорейшем выздоровлении. Кто инициатор стрельбы не знаю, но дело идёт. По тому, что мы с тобой записали, начались шевеления. Приехала комиссия во главе с Мехлисом. Некоторых командиров уже отозвали в Москву, кое-кто и под конвоем уехал. И говорят, что Хрущёв шибко грустный ходит. И, наконец, самое приятное: за доставленные в расположение наших войск особо важные сведения, за помощь в раскрытии антисоветского заговора и вражеской агентуры, сержант государственной безопасности Стасов награждается орденом Красной звезды и присваивается внеочередное звание лейтенанта государственной безопасности.
Я, охренев, уставился на Мартынова.
— Вы чего? За что? Что я сделал-то?
— Руководству виднее. А орден получишь через десять дней, тебя как раз выпишут!
Поболтав ещё минут пятнадцать, мужики ушли и я задумался. Да так сильно, что не обратил внимания ни на процедуры, которым меня подвергли, ни на то, чем меня покормили. Получилось!!! Изменения пошли, теперь уже и война будет другая! Похоже не будет разгрома под Киевом, не будет прорыва в Крым, многого не будет! Не зря я сюда попал! Уже не зря. Сколько же жизней теперь сбережётся! Эх, хорошо-то как на душе. Значит поверили мне в Москва, поверили. И поблагодарили. Хм. Лейтенант ГБ. Звучит! Приятно, чёрт возьми!
Девять дней пролетели быстро, во многом благодаря Олесе. Влюбился я, что ли? Наконец наступило 13 августа, хорошо хоть среда а не пятница. За мной приехал Мартынов, заодно и новую форму мне привёз. Быстренько переодевшись, расписался в куче каких-то бумаг, попрощался с врачами и побрёл к машине. Олеси не было, поэтому было грустновато. Только усевшись в «эмку», обратил внимание на петлицы Мартынова. Майор!