Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)
— И на том спасибо, — снова проворчал Гастон. — Успокоил…
— А я вот одного не понимаю, — отозвался Симон. — Причем тут топор, о котором говорил Эрнану виконт? Он что, собирается зарубить принцессу?
Альбре устремил на своего зятя такой взгляд, как будто ожидал, что тот с минуты на минуту должен превратиться в осла.
— И за кого я только выдал мою единственную сестру! — удрученно пробормотал он.
Симон густо покраснел и понурился.
— Любого преступника не покидает мысль о наказании, — снизошел до объяснения Филипп. — Это становится его навязчивой идеей. Поэтому Рикард Иверо и сболтнул о плахе с топором — он прекрасно понимает, какое наказание ждет его в случае изобличения… Гм… — Тут на лице его изобразилось сомнение.
— Что значит твое «гм»? — оживился Эрнан. — Что там у тебя?
Филипп чуть помешкал, потом вздохнул.
— Ладно, расскажу. Только воздержись от едких комментариев, Гастон, предупреждаю тебя наперед… Вчера, как вы уже знаете от Эрнана, я провел ночь с Маргаритой. Однако пригласила она меня вовсе не затем.
— А зачем?
— Чтобы излить мне свою душу…
— Да ну! И как же она это делала? Хорошо? Пальчики, наверное, оближешь после такого излияния души.
— Прекрати, Гастон! — рявкнул Эрнан. — Тебя же по-хорошему просят попридержать свой язык. Еще одно слово, и я надаю тебе по лбу. Продолжай, Филипп.
— Поэтому я не стану пересказывать весь наш разговор, а лишь вкратце сообщу то, что имеет отношение к делу. Итак, первое. Маргарита решила выйти замуж за Тибальда Шампанского…
— Искренне ему сочувствую, — вставил Гастон и тут же получил от Шатофьера обещанный щелчок.
— Однако, — продолжал Филипп, — любит-то она своего кузена Иверо.
— Да что ты говоришь! — это уже не сдержался Эрнан; пораженный услышанным, он не обратил никакого внимания на щелчок, который не замедлил возвратить ему Гастон. — Она его любит?
— Ладно, скажем иначе: он ей очень дорог. Но если вы хотите знать мое личное мнение, то после вчерашнего разговора с Маргаритой я убежден, что она в самом деле любит его и страстно желает помириться с ним. Однако он отвергает любые компромиссы; он твердо настаивает на браке, как непременном условии их примирения.
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Симон. — Если она любит виконта Иверо, почему тогда выходит за графа Шампанского?
— Я тоже не понимаю, — признался Филипп. — Поступки женщин зачастую не поддаются никакому логическому объяснению. И посему я не уверен, что Рикарда Иверо ждет казнь или тюрьма.
— А что, по-твоему, брачное ложе? — язвительно осведомился Гастон.
— Это не исключено и даже очень может быть. Рикард Иверо не преступник, он сумасшедший. Он просто помешан на Маргарите, и граф Бискайский решил воспользоваться его безумием, чтобы таскать каштаны из огня чужими руками. Вот он и есть настоящий преступник, безжалостный и хладнокровный.
— И ты думаешь, она простит его? Я, конечно, имею в виду виконта Иверо.
— Такой исход дела вполне вероятен. Маргарита женщина парадоксальных решений; узнав обо всем она может без лишних разговоров вцепиться ему в горло, но может и поцепиться ему на шею, до глубины души растроганная столь пылкой и безумной страстью, готовностью скорее убить ее, чем уступить кому-нибудь другому.
— Ты не шутишь?
— Отнюдь. Насколько я понял, Маргарита панически боится потерять Рикарда Иверо, но никогда не рассматривала эту перспективу всерьез; даже попытку самоубийства она восприняла как обычный шантаж с его стороны. Однако в последние дни ее начали мучить дурные предчувствия — как оказалось, не напрасные. И вчерашний разговор со мной она затеяла в подспудной надежде, что я сумею убедить ее пересмотреть свое решение насчет замужества.
— То есть она хотела, чтобы ты уговорил ее выйти за виконта Иверо?
— Угу. Но я не стал этого делать. Напротив, я приложил все усилия к тому, чтобы она не передумала.
— Почему? — спросил Симон.
— Да потому, детка, что меня не устраивает брак Маргариты с Рикардом Иверо; мне ни к чему укрепление королевской власти в Наварре. И коль скоро на то пошло, мне вообще непонятно, зачем она существует, эта Наварра искусственное образование, слепленное из кастильских и галльских земель.
— Следовательно, — отозвался Эрнан, — ты против примирения принцессы с виконтом Иверо?
— Решительно против.
— А раз так, ты должен согласиться, что ей нельзя ничего рассказывать, прежде чем виконт не будет изобличен публично.
После секундных размышлений Филипп утвердительно кивнул:
— Пожалуй, ты прав.
— Значит, ты позволяешь мне действовать по моему усмотрению?
— Э нет, дружище, хватит самодеятельности. С этого момента командовать парадом буду я. Сейчас ты ляжешь в кроватку, пару часиков поспишь (кстати, можешь остаться у меня), а утром сядешь на своего Байярда и, если не будешь мешкать, к полудню доберешься до Памплоны. Я дам тебе верительное письмо — предъявив его, ты будешь немедленно принят королем… Что качаешь головой? Не согласен? Отказываешься повиноваться своему государю?
— Отказываюсь категорически. Ты снова предлагаешь мне стать доносчиком.
— Но какой же это будет донос?!
— Самый обыкновенный донос. И кроме того, — вкрадчиво добавил Эрнан, — уверен ли ты, что король захочет предавать огласке это дело? А не решит ли он замять некоторые его аспекты?
— То есть как?
— Элементарно. Дон Александр весьма благосклонен к виконту Иверо и мечтает женить его на своей дочери. К тому же отец виконта, дон Клавдий, очень могущественный вельможа, дядя императора по жене, и в кастильской Наварре его почитают гораздо больше, чем самого короля…
— Давай покороче, — резко перебил его Филипп. — К чему ты клонишь?
— А не получится ли так, что король, выслушав меня, велит арестовать графа Бискайского и троих его помощников, свалит на них всю вину, а Рикарда Иверо представит героем, втершимся к нему в доверие и расстроившим все его преступные замыслы?
Предварительно он, конечно, шепнет Маргарите: «Либо ты, доченька, выходишь за него замуж, либо я твоему милку буйну головушку отрублю,» — и если она любит его, как ты утверждаешь, то, безусловно, согласится… Ну, отвечай! Не исключен ли такой исход дела?
— Гм. В общем, не исключен. Но маловероятен.
— Однако не исключен? — настаивал Эрнан.
— Да, — вздохнул Филипп, уступая. — Этого исключить нельзя. И что же ты предлагаешь?
— Я предлагаю компромисс.
— Какой компромисс?
— Компромисс между нашими двумя вариантами. Я предлагаю во время завтрашней прогулки незаметно изловить виконта и вытянуть из него признание.
— Вытянуть?
— Вот именно. Постращать пытками…
Филипп помотал головой.
— Об этом и речи быть не может. Королевскую кровь надо уважать. Рикард Иверо — внук императора Римского, правнук короля Наварры; даже дон Александр, его государь, не вправе подвергнуть его пыткам без согласия Судебной Палаты Сената.
— А я и не предлагаю подвергать его пыткам — но лишь постращать. Он ведь слабак и сразу расколется, стоит ему показать клещи для вырывания ногтей. Мы запротоколируем его признание в двух экземплярах, один из которых вручим королю, а другой — верховному судье Сената графу де Сан-Себастьян. Тогда виконту никак не избежать суда; и даже если затем король его помилует, замуж за него Маргарита не выйдет.
— Не выйдет, — эхом повторил Филипп.
— Вот я же и говорю…
— Ты не понял меня, Эрнан. Я сказал: не выйдет, ничего у тебя не выйдет. Потому что я не согласен на эту авантюру.
— И мне это не нравится, — поддержал Филиппа Симон.
— А я согласен с Эрнаном, — решительно заявил Гастон.
Филипп озадаченно уставился на него:
— Как?! Ты ухаживаешь за Еленой, которая души в своем брате не чает, и, по идее, должен был бы поддержать мой вариант действий, дающий Рикарду Иверо шанс…
— Однако я поддерживаю Эрнана.
— Ну что ж, воля твоя. Все равно это ничего не меняет — наши голоса разделились поровну, а значит, окончательное решение остается за мной. И я…
Шатофьер предостерегающе поднял руку.
— Э нет, Филипп, не спеши. Симон еще не высказал своего мнения; он лишь заметил, что ему это не нравится. — Эрнан с суровостью судьи поглядел на Бигора. — Но клянусь Марией… Кхм-м!.. Пресвятой девой Марией клянусь, нравится ему это или не нравится, он поддержит мое предложение.
Симон опустил глаза и еле слышно произнес:
— Да, я, конечно, поддерживаю Эрнана… Но мне это не нравится…
— Шантажист! — раздосадовано буркнул Филипп. — Хотелось бы мне знать, на чем ты подловил Симона…
— Ну так что? — торжествующе осведомился Эрнан. — Подчинишься решению СВОИХ ДРУЗЕЙ или прикажешь СВОИМ ПОДДАННЫМ повиноваться тебе?
