Попова Александровна - Пастырь добрый
- Нет, - отозвался он уже нешуточно. - В этот раз - не могу.
- На сегодня, тем не менее, служебного рвения довольно, - возразил тот настойчиво. - Именем Господним заклинаю, Гессе - домой. Спать. Выздоравливать. Говорю на сей раз серьезно: увижу на улицах, в трактире или Друденхаусе в ближайшие два дня - клянусь, посажу под замок. А теперь вон отсюда.
- Два дня безвыходно, - заметил Курт, медленно отступая к порогу. - А если мне в трактир просто поесть, или если выйти в церковь...
- Вон, паршивец! - повысил голос тот, и он нырнул за дверь; отойдя на три шага, подумав, вернулся, приоткрыл створку и заглянул в комнату вновь.
- А отчет о вербовке? - уточнил он, и Керн приподнялся, ахнув кулаком по столу:
- Гессе!
- Я подумал...
- Еще слово... - угрожающе предупредил тот, и Курт поспешно возвратил голову в коридор, закрыв дверь за собою.
Откровенно говоря, об отчете было упомянуто лишь для того, чтобы лишний раз позлить Керна, чей гнев сегодня веселил особенно, и виной тому, бессомненно, было не слишком здравое состояние майстера инквизитора второго ранга. Сейчас он, если говорить по чести, был полностью солидарен с начальством и намеревался любые дела на сегодня отринуть, возвратиться в постель и провести в ней остаток дня и все завтрашнее утро по меньшей мере.
Добрейшая матушка Хольц в этот час отсутствовала, что немало порадовало ее постояльца, ибо Курт слишком хорошо знал, какое лицо увидит и какие слова услышит, попадись он ей на пути; хозяйка, взявшая на себя самовольно заботу о «бедном мальчике», возражений не слушала и мнением самого бедняжки на этот счет не интересовалась. Без церемоний послать ее куда подальше даже у Курта не поворачивался язык, посему он предпочитал конфликтных ситуаций попросту избегать.
Конфликтная ситуация возникла на пути внезапно и имела вид Хольца-младшего.
До сей поры с вызывающим у него приступы тихого бешенства сыном своей хлебосольной хозяйки Курт предпочитал не пересекаться - мирно общаться с неопрятным и туповатым великовозрастным оболтусом у него недоставало сил, повести же себя так, как тот заслуживает, было бы черной неблагодарностью по отношению к его матушке. Сегодня парню отчего-то пришло в голову поздороваться, столкнувшись с майстером инквизитором на узкой лестнице, и Курту пришлось выдавить из себя нечленораздельный набор звуков, долженствующий обозначать смешение понятий от «доброго дня» до «пшел вон, дурак».
- А я с вами поговорить, - пояснил тот свое присутствие вдогонку постояльцу, и Курт остановился, мысленно застонав. - По важному делу.
- Да? - не слишком приветливо уточнил он, с омерзением отодвинувшись, когда тот подошел почти вплотную - даже ореол ароматов, приобретенных в подвальчике Бюшеля, не сумел скрыть того факта, что Хольц пребывает в состоянии, навряд ли лучшем.
- Так я вот о чем, - сообщил тот, подозрительно заговорщицки ухмыляясь. - Вы, говорят, из Кельна - того, свалите через пару недель?
- Уеду, - поправил он строго, и тот закивал:
- Ну, это как угодно, как угодно. Тут главное, что мы вас больше не увидим, да?
Главное тут, мысленно отозвался Курт, отступив еще на полшага и стараясь не дышать, что я кое-кого больше не увижу...
- Допустим, - согласился он, и Хольц попытался придать лицу выражение, каковое он назвал бы укоризненно-строгим, будь его собеседником кто-то другой.
- А как же моя бедная сестренка? - страдальчески вопросил тот, и Курт, уже понимая, что воспоследует дальше, вздохнул.
- И при чем здесь Береника? - уточнил он терпеливо.
- Ну, как же; оставите бедную девушку... не девушкой уже, заметьте... одну, и все знают, почему и как... Вы-то поедете себе дальше, а ей как быть? Мне ее замуж пристраивать, между прочим; и кто возьмет - попорченную и бедную? Вот если б должное приданое, тогда бы никаких неприятностей, косились бы, конечно, но с замужеством проблем бы не было. Вам, майстер инквизитор, не кажется, что это самое приданое вы бы и должны ей обеспечить? Искупить, так сказать, свою вину перед несчастной девицей.
- Ах ты, мразь, - отозвался Курт ласково, и тот умолк, растерянно хлопнув глазами. - Нет, я всегда знал, что ты невеликого ума, но сегодня ты сам себя превзошел. Решился рассудка вовсе, иначе как объяснить тот факт, что у тебя хватило тупости требовать с меня денег, торгуя собственной сестрой, пусть и двоюродной... Тебе ее замуж отдавать, тварь ты безмозглая? Это ее забота и твоей матери, а ты в этом доме на правах кота, которого кормят из доброты душевной; так кот хоть мышей ловит, ты же... Нажрался еще для храбрости, скотина... - заметил он презрительно и без предупреждения прицельно саданул в почку, сдержав силу ровно настолько, чтобы не оставить синяка. - С Береникой мы разберемся как-нибудь сами, - продолжил Курт все так же тихо, когда тот отвалился к стене, подавившись вдохом. - Это первое. Любовница инквизитора выскочит замуж легко и просто, еще и за честь почтут - и тебе это прекрасно известно. Это второе. И третье. Поблагодари еще за то, что о твоей выходке я не расскажу твоей матери... Ну?
- Спасибо, - выдавил тот сипло; он кивнул:
- Умнеешь на глазах; это неплохо... Вон пошел, - оборвал он сам себя почти шепотом, и тот неловко отшатнулся в сторону, вмиг обретя трезвость взгляда.
Притихший и поджавшийся Хольц успел отойти на два шага, прежде чем Курт, обернувшись, повысил голос:
- Стоять. Сюда, - уточнил он, ткнув пальцем в пол перед собой, и, когда тот приблизился, поглядывая опасливо и искоса, ударил на сей раз коленом, пронаблюдав падение избиваемого на четвереньки с недостойным служителя Конгрегации удовольствием. - Еще кое-что, - пояснил он доброжелательно. - Уеду ли я из Кельна навсегда - вопрос не решенный. Служба инквизитора есть штука неопределенная, и возвратиться сюда я могу еще не раз, неведомо когда - хоть через месяц, хоть через пять лет. Могу - учти это - заглянуть и просто так. Навестить старых знакомых. Тебя, к примеру. И не приведи Господь мне узнать, что ты высказал сестре хоть слово, хоть звук, хоть взгляд упрека; это - понятно?.. Оторву яйца и прибью на стену дома у двери. Большим медным гвоздем. И последнее. Найди, наконец, работу, дерьмо ты двуногое. Или отыщи богатую дуру и женись - мне плевать; но прекрати пить кровь из матери. Ты ведь знаешь, как называются те, кто пьет из людей кровь?.. Не слышу.
- Стриги, - выдавил тот с хрипом; Курт кивнул:
- Верно. Смотри-ка, толика мозгов у тебя имеется... А знаешь, что я как инквизитор должен делать со стригами?.. Так вот имей это в виду. А теперь встал и пошел отсюда. Бегом.
На то, как помятый согнувшийся пополам Хольц попытается исполнить указание буквально, Курт смотреть не стал, удалившись в занимаемую им комнату и заперев за собою дверь. Ночью в нее постучат, придется подниматься и отпирать, однако многие неприятные события в жизни сделали эти движения, и без того привычные, почти механическими и бездумными - повернуть ключ, уходя, и опустить засов, войдя внутрь. По той же причине не мог он и уснуть в присутствии постороннего в своей комнате, посему перед нынешней бессонной ночью надо было привести расстроенный работой организм в относительную норму, а стало быть, наконец-то исполнить приказ вышестоящего.
Глава 25.
Оттепель, пришедшая совершенно неожиданно на промерзшие улицы, обещала быть приятным дополнением к близящемуся фестивалю; бюргермайстер, не досаждая особенно следователям, но не желая и упускать текущее дознание из-под контроля полностью, высказал довольно спорное, однако в чем-то логичное пожелание приурочить казнь запертого в Друденхаусе чародея к открытию карнавальной недели. Горожане, ожидающие празднеств и вместе с тем удрученные минувшими событиями, уже начали поговаривать о том, что бюргермайстер, и как пострадавший в том числе, в этом году должен отменить и отменит соблюдение многовековой традиции; часть города соглашалась с этой идеей, часть, оставшаяся в стороне от бед, недовольно хмурилась, другая же пребывала во власти чувств противоречивых, не зная сама, чью сторону принять. По долгом обсуждении с участием Хальтера решение было принято в пользу его рекомендации: вечером, ближе к сумеркам, когда обитатели города будут уже достаточно подогреты всем тем, что смогут предложить им трактиры и трактирчики, должным образом обставленное зрелище погибели виновника их несчастий просто обязано будет приподнять настроение унывающим и окончательно взбодрить равнодушных. Как покушавшийся на инквизиторов при исполнении Бернхард должен быть приговорен к «истлеванию над углями», а стало быть, развлечение это будет долгим и на него успеют полюбоваться все желающие, при надобности уйдя по своим праздничным делам и через час-другой вернувшись, дабы досмотреть до конца. Бюргермайстер, к тому времени освободившийся уже от своих обязанностей блюстителя праздничных обрядов, обещал пребывать на месте казни во все время, и от сопровождавшей эти слова улыбки Райзе отвел глаза и нервно передернулся...
