Олег Курылев - Шестая книга судьбы
— Это что еще за армия такая? — удивился Пауль и повернулся к своим подчиненным. — Ты слыхал о такой, Макс?
— Это что-то созданное из фольксштурмистов, господин майор. Я слышал это название.
— Так, ладно, — принял решение Пауль, — ты пойдешь со мной. В последнее время понавыдумывали столько, что черт ногу сломит. Их послушать, так Берлин защищает куча дивизий со странными именами, каких-то непонятных бригад, да еще несколько армий навроде этой твоей. А на деле здесь не наберется и пятидесяти тысяч, не считая Фольксштурма.
— Но у меня приказ, Пауль… — начал было возражать Петер.
— Приказ? Письменный? Покажи.
— Устный.
— Устный? Так тебя, милок, могут повесить на первом же столбе как дезертира. Ты просто еще не напоролся на патруль или, того хуже, эсэсовцев. Он разгуливает по городу один, без оружия и подорожной! Тебе еще не попадались висельники с табличкой на груди «Я мог умереть как герой, но выбрал смерть труса»?
Майор пнул сапогом черный стабилизатор реактивного снаряда — ту самую железяку, что влетела сюда несколько минут назад, — и вышел из подворотни в переулок. Остальные последовали за ним. Слева дымился перевернутый кубельваген, но Пауль даже не стал подходить к машине. Он повернул направо.
— Пойдем ко мне, — сказал он брату. — Я тут командую зенитной батареей на Зообункере.
— Это тот, что возле зоопарка у птичника?
— Да, форт «G». Я уже пять месяцев живу на башне. До этого служил на аналогичном форте в Вене.
Петер, конечно же, знал, о чем идет речь. В Берлине было построено несколько здоровенных зенитных башен, самой большой из которых была башня «G» в зоопарке. Их стали возводить еще в сорок втором году, когда начались интенсивные воздушные налеты на столицу.
— Так мы идем в Зоо?
— Да.
Перешагивая через останки людей возле водокачки, они двинулись на юго-запад в сторону Тиргартена. Только минут через пятнадцать Петер отметил, что воздух стал относительно чистым от пыли. На постоянный запах гари и примеси различного рода дымов он уже давно не обращал внимания.
Скоро они шли через Тиргартен. Кругом лежали или стояли, склонившись набок, расщепленные стволы дубов и вязов. Иногда встречались огромные воронки от трех— или шеститонных бомб. Обломки «ланкастера», перевернутый и полностью выгоревший «Фольксваген», воткнувшаяся в землю неразорвавшаяся советская ракета. В одном месте им попалось несколько вздувшихся лошадиных трупов со сгоревшими гривами и хвостами.
— Красота, — говорил Пауль, озираясь крутом. — Говорят, из этих божьих коровок, — он показал на останки «народного авто», — фольксштурмисты сделали что-то вроде противотанкового батальона. Сажают в машину пару дедов с панцерфаустами, и полюбуйтесь — новый «штурмгешутц», гроза советских танков.
Петер едва поспевал за братом, перешагивая через поваленные деревья.
— Я слышал сегодня утром, что к нам идет Венк и что…
— …он придет и отбросит все русские армии от Берлина, — закончил с сарказмом Пауль. — Прочитал эту чушь в «Панцербэре»? Не надо тешить себя иллюзиями, брат. Венк не всемогущий джинн из бутылки, а то, что называют его армией, наверняка уже не тянет на приличный корпус, а то и дивизию. Кстати, — он показал рукой в сторону моста, возле которого стояла группа фельджандармов с бляхами на груди, — представь, что ты попался сейчас им один. Что бы ты сказал? «Господа, вы не подскажете, где здесь армия „Гнейзенау“? Она затерялась где-то в Вильмерсдорфе или Шарлоттенбурге. Меня, рядового Кристиана, как раз послали ее разыскать». Ха-ха!
Миновав военных полицейских, они перешли по мосту через Ландверканал и вышли к зоопарку. Еще через несколько минут перед взором Петера предстала сорокаметровая бетонная громада зенитного форта Зоо. Он стоял здесь как скала, как будто был высечен из цельного монолита. Бронированные ставни на многих окнах его шести этажей были сейчас открыты. Самый верхний, седьмой этаж, надстроенный над основным корпусом, окон и амбразур не имел. Он представлял собой четыре восьмиугольных угловых башенки, соединенных общим центром. Внизу, вдоль дорожек, ведущих к башне, в обе стороны шли люди. Подъезжали легковые и грузовые машины, санитарные автобусы. На фоне бетонного колосса все они казались игрушечными.
Они подошли к небольшой, едва заметной двери, возле которой стоял часовой. Из дверей вышел офицер во флигерблузе с желтыми петлицами на воротнике.
— Ну что? Как съездили? А где машина? — набросился он на Пауля.
— В одном из переулков у Альт-Моабита. Лежит вверх колесами.
— Шутишь?
— Какие шутки, Ганс! Вот, даже свидетеля привел. Кстати, мой родной брат, Петер Кристиан. — Пауль кивнул в сторону Петера. — Побудет пока у нас. А это, — он кивнул на офицера, — оберлейтенант Ганс Кюстер.
Оберлейтенант протянул Петеру руку и быстро спросил:
— Вы не были в «Томаскеллере»? Я имею в виду, последние сутки?
— Нет.
— Я узнал у санитаров, — оберлейтенант повернулся к Паулю, — что туда свозили вчерашних пострадавших из района Потсдамерплац. Я должен съездить. Возможно, мои там.
— Скоро стемнеет, — сказал Пауль, — а света нет уже, пожалуй, нигде. Даже если они там, ты не найдешь их в темноте среди нескольких тысяч раненых. Я бы на твоем месте дождался утра.
Кюстер вздохнул и согласно покивал головой.
— Завтра сюда приедет шеф артиллерии из штаба Вейдлинга. Неизвестно, что это окажется за фрукт.
— А кто конкретно?
— Не имею понятия. Но точно не из наших.
Под «нашими» Кюстер подразумевал персонал люфтваффе. В эти дни, когда обороной Берлина руководил Геббельс, гарнизоном командовал генерал Вейдлинг, зенитные батареи люфтваффе продолжали частично подчиняться своему Генеральному штабу, частично выполнять приказы штаба обороны, а также некоторых важных персон из бункера рейхсканцелярии. Прибытие командующего артиллерией могло иметь положительное значение, а могло и не иметь. Все зависело от того, что это окажется за человек, кому лично он предан, как владеет обстановкой.
Через несколько минут оба Кристиана были на крыше башни. Они поднялись туда на лифте, тоже охраняемом часовым. Пока лифт полз наверх, Пауль инструктировал брата:
— На первые два этажа не ходи. Там раненые и гражданские, и туда часто наведываются патрули в поисках дезертиров. В качестве бункера башня рассчитана на пятнадцать тысяч человек, но, на мой взгляд, их тут сейчас больше. Некоторые окончательно здесь поселились и даже не ходят домой. Наши казармы на шестом этаже прямо под батареями. На четвертом — госпиталь и жилые помещения для разных особ, на пятом — хранилище ценностей, на третьем — склады и кухня.
— А что за хранилище ценностей?
— Сам толком не знаю. Говорят, там наиболее ценные экспонаты из берлинских музеев. Сокровища Приама, вывезенные Шлиманом из Трои, и все такое. Туда тоже не суйся, если не хочешь напороться на неприятные вопросы. Я подберу тебе куртку с красными петлицами, так что в случае чего — ты мой артиллерист.
Они вышли на большую бетонную площадку крыши, где на лафетах кругового обстрела стояло восемь огромных 127-мм зенитных пушек. Вокруг каждой из них лежали мешки с песком, образуя многослойную круговую защиту от пуль и шрапнели высотой в полтора метра. Места наводчиков были защищены бронированными колпаками. Рядом с каждым орудием располагалось устройство автоматической подачи снарядов и удаления стреляных гильз.
— У нас свой электрогенератор, так что снаряды подаются к каждой пушке по индивидуальному элеватору через все этажи прямо из подвала. Этим мы больше напоминаем боевой корабль, что-то вроде посаженного на мель линкора. Запас топлива, боеприпасов, продуктов питания, лекарств и воды рассчитан на год полной автономии. Вот только люди не рассчитаны и на треть этого срока.
Примерно в центре площадки Петер увидел ведущую вниз железную лестницу.
— Здесь центральный пост управления огнем, — пояснил Пауль. — С каждым орудием телефонная связь. А вон там, — он указал сначала на северный угол, а затем на южный, — трехметровые дальномеры. Мы пользуемся ими не часто, предпочитая снимать данные с карты. Отсюда сверху местоположение большинства наземных целей легко определяется по тысячам окружающих нас и нанесенных на карту ориентиров.
Петер прошел между орудий к ограничивающему северный край площадки парапету. Перед ним впервые за все последнее время открылась панорама Берлина. До сих пор он видел изуродованные улицы только изнутри и знал, что так повсюду. Но то, что он увидел с высоты зенитного форта, потрясло его.
Повисшее в дымке над западным горизонтом багровое солнце, увеличенное оптической иллюзией атмосферы, освещало море полуразрушенных стен, за которыми ничего не было. Они стояли сами по себе, как ширмы, без крыш и внутренних перегородок. В десятках мест виднелись пожары. Некоторые участки города просто зияли пустотой. Недавно здесь были парки, заполненные густыми кронами вековых деревьев, теперь — пустота. Только водные ленты Ландверканала и Шпрее по-прежнему искрились в свете закатного солнца, отраженном от вечерних облаков. Но и они во многих местах были затянуты шлейфами черного дыма.
