Седьмой прыжок с кульбитом (СИ) - "Сербский"

— Это реальная сила, Михалыч. Они заплатят всем, чтобы в этом деле разобрались. И спецы найдут концы, поверь мне! Когда хотят, они умеют работать. На твоем месте я бы опасался, потому что на своем месте я откровенно боюсь.

— Ну, это мы еще посмотрим, — подумал я. — Кровью умоется тот, кто усомнится в нашем миролюбии. Конечно, люди имеют право на слабость и глупость. Но есть вещи, которые недопустимы. Нельзя стрелять в мою женщину! За это убить мало.

Вслух высказал сокращенный вариант:

— Посмотрим.

— То есть ты их не убивал? — в лоб спросил Артем.

— Нет.

В этом я не покривил душой, потому что еще не начинал разбираться. И не спешу, хотя всепрощение не мой конек. Просто есть дела поважнее. Да и противники мои не на пляже валяются, а на больничных койках сопли пускают. Куда спешить? Месть — это блюдо, которое подают в сраные тапки. Обождем. Бывают такие встречи, которых терпеливо ждешь, и рано или поздно судьба их назначает.

— А вы, Степанида Егоровна? — повернулся к бабушке Артем.

— Нет, — коротко отказалась она.

Неожиданно влезла Анюта:

— А неважно, какого они роду-племени. Не знаю, какого цвета у них паспорта, турецкого, азербайджанского или российского. Не в этом дело! Сейчас мне некогда, но позже найду тех, кто стрелял в Антона Михалыча, и на столбах развешаю, предварительно переломав ноги! Ибо нечего.

Степанида Егоровна на это ничего не сказала, только одобрительно покачала головой.

Уловив общее настроение, Артем предложил:

— Но погодите, товарищи, может полиция разберется по закону?

— Пусть, — снова кивнула бабушка. — У нас с Анечкой куча дел на Кипре, мы подождем.

— Мне тоже недосуг, — подтвердил я, только список дел оглашать не стал.

— Вот и хорошо, — подвел черту Трубилин. — Прошу отнестись серьезно, я требую прижать помело и соблюдать полную осторожность! Понятно, Степанида Егоровна?

— Так точно, — поджала губы та.

— А тебе, Антон Михалыч, надо подписать вот эти бумаги.

— Что это?

— Приказы на премию.

— Ни фига себе, — удивился я. — А в честь чего мне такая синекура, приказы на премию утверждать?

Трубилин явно огорчился.

— Слушай, когда ты научишься почту читать? Полковник Уваров ушел в отпуск, и на время своего отсутствия назначил тебя исполняющим обязанности. Только в мирное время. А меня — вождем военного времени.

— А сейчас какой период? — на всякий случай затупил я, хотя сомнений не было.

— Догадайся с трех раз, — тем не менее хмыкнул Трубилин. — Если мы уже который день на военном положении! Так что командую я, ты чисто номинально старший по приказам на премию. Да, и вот еще что: очередной отчет для Дмитрия Анатольевича Медведева надо подписать. Долгосрочный прогноз по ценам на рынке драгметаллов и текущая ситуация с золотом, как средством хеджирования против инфляции.

— Почему я?

— Вроде как ты его подготовил, — терпеливо пояснил Артем, — и в графе «руководитель» автограф оставил. Уваров велел потихоньку выводить тебя в люди, чтоб примелькался. И чтоб не ему звонили, а тебе. Он же в отпуске! А ты работаешь.

— А кем Антоша работает? — влезла Степанида Егоровна.

Впрочем, этот вопрос меня тоже интересовал. Без запинки Артем отбарабанил:

— В инвестиционной компании «Ивест-Голд» Антон Михалыч трудится ведущим аналитиком департамента структурированного финансирования венчурных проектов.

— А как же «начальник транспортного цеха», которым меня постоянно попрекают? — нахмурился я.

— Это устаревшая информация, — укоризненно покачал головой Трубилин. — В современной редакции твоя должность в нашей охранной структуре называется «старший менеджер центра логистики». Так что у тебя две зарплаты.

Вот это хорошая новость! Лишняя денежка карману не тяга. Как говориться, были бы побрякунчики, будут и поплясунчики.

— А как тогда называются мои охранники?

— Так и называются: «сопровождающие груз 700».

Что ж, логично. Если к жизни относиться слишком серьезно, то это будет уже не жизнь.

После совещания Трубилин с Анютой направились в спортзал размять косточки, а Степанида Егоровна задумчиво пробормотала:

— Это плечо у нее поранено, а жало осталось на месте.

— Чего? — не понял я тонкой аллегории.

— Наговор на тебя мы колдовали за день до происшествия, сто закончилось поножовщиной и стрельбой.

— И что? — снова не понял я.

— Значит, не наша это работа.

— А чья? И вообще, почему это чья-то работа? Может, они сами сцепились?

Высказавшись вслух, сам я задумался о проклятьях. Что мы знаем про эту технологию? Ничего. Остро не хватает специфических знаний, и взять их негде. А ведь проклятья могут быть короткими, затухающими и пожизненными. И еще они могут быть отложенного действия…

Тем временем бабушка Степанида стояла на своем:

— Это работа твоей Хильды, я уверена. Однажды Сальвадор Дали сказал: «Пока все разглядывают мои усы, я, укрывшись за ними, делаю свое дело». Усов у нее нет, а вот жало острое.

— Не знаю, не знаю, — засомневался я.

— Потому что ты молод еще, — сообщила бабушка. — А я знаю. Девка — огонь! Такая не будет сюсюкать и вытирать тебе рот слюнявчиком. Она подаст команду «лежать» и сразу трахнет. Два раза.

— Почему два?

— Потому что для стимуляции третьего раза она разденется и, может быть, даст тебе сисю. Нет, даже не сомневайся: хорошая девочка.

Глава 52

Глава пятьдесят вторая, в которой выясняется: если первую скрипку играет барабан — то дело не труба!

Оркестр сосредоточено трудился над «Летней грозой» Антонио Вивальди. Смычки порхали над скрипками, Антон запиливал соло на гитаре, барабаны отбивали ритм, когда в Малый зал ворвалась сияющая Люлька. Скача вприпрыжку, издали она выдала победный вопль:

— История КПСС — всё!

— Что значит «всё»? — не понял Антон, откладывая инструмент в сторону, на подставку.

— Сдала!

Мысленно я крякнул. За два дня и две ночи Люлька настроилась, подготовилась и не засыпалась. Сама справилась! Вроде бы обычный подвиг для обычного студента. Но в условиях жесткого прессинга, когда шпоры, флаги и бомбы не прокатывают, эта девчонка оказалась просто красоткой! И если вредному преподу не удалось ее завалить — значит, заботанила учебник наизусть.

Сеня бросила на свободный стул стопку книг, и Жанна осторожно спросила:

— История КПСС, говоришь? Хм… Помнится мне, что учебник по истории КПСС выглядит как кирпич темно-красного цвета. Типа вот этого.

— Да, — согласилась Сеня.

— Упс, — удивилась скрипачка Зина, наклоняясь над стулом. — Странно, но камень науки не погрызенный.

В этом месте я усмехнулся — фраза про сложность науки принадлежит товарищу Троцкому. На Vсъезде комсомола он сообщил делегатам, что наука — непростая вещь. «Это гранит, и его надо грызть молодыми зубами. Учитесь, грызите молодыми зубами гранит науки». Сейчас Троцкого никто не помнит, зато гранит науки известен всем. Как сказал бы Дмитрий Анатольевич Медведев, эти слова отлиты в граните.

Отклячив попу, скрипачка Алла присоединилась к подруге. Вроде бы для изучения кирпичей, но удивилась другому.

— Звиняйте, тетка, — сверкнула она белозубой улыбкой. — А зачем тебе учебник по научному коммунизму?

— А вчера интересно стало, — беззаботно ответила Сеня. — Полистала, но пару моментов не совсем поняла.

— Это к Антону Михалычу, — быстро сказал Антон. — Завтра.

А я снова мысленно крякнул. Известно, что любое лекарство полезно в малых количествах, но при передозировке панацея превращается в яд. Видимо, с дозами внушения мы не рассчитали, и Люльку понесло. История КПСС, как русский бунт, бессмысленная и беспощадная… Одна надежда на то, что наговор токсичной истории любви между Люлькой и КПСС истает к вечеру.

А если Сеня не забудет о своих животрепещущих вопросах, тогда почитаю ей стихотворения Карла Макса. Дело в том, что все предки основоположника научного коммунизма были раввинами, и лишь отец, Гершель Маркс, выбился в юристы. Сам Карл присматривался к стезе лирического литератора, но как-то быстро женился. И из поэта плавно превратился в многодетного отца, русофоба и антисемита.