Майкл Муркок - Финальная программа. Средство от рака. Английский убийца
Они поднялись по поросшему травой склону к башне, но уже на полпути почувствовали страшную вонь.
— Фу! — капитан Най поморщил нос.
— Что бы это могло быть? — спросила она. — Овечьи испражнения?
Он был немного шокирован откровенностью ее высказывания.
— Может быть. А может, мертвое животное?
— Посмотрим? — На ее лице появилось озабоченное выражение. — А если это не животное, а что-нибудь еще?
— Что?..
— Я имею в виду…
Теперь он понял, что она имеет в виду. Он неохотно сказал:
— Вы оставайтесь, я пойду посмотрю.
Она осталась стоять, держа в руке накидку, а он поднялся на вершину холма и исчез из виду у одной из стен развалин. В неприятном запахе чувствовался запах моря, и это ее особенно озадачило. Они находились на расстоянии не менее сорока миль от морского побережья.
Она знала, что не должна была ни на минуту оставлять капитана одного. Это было ее работой. Но запах был не только неприятен ей, она почему-то занервничала и быстро впала в состояние депрессии. День, который начался так замечательно, был испорчен.
Когда капитан Най вернулся, он был бледен и едва взглянул на нее. Ко рту он приложил носовой платок. Не говоря ни слова, он взял ее за руку, и они пошли к берегу.
Они сели в лодку и отчалили. Его движения были беспорядочными и торопливыми. Он опустил весла в воду, и они поплыли обратно, в сторону сада. Он всего несколько раз взмахнул веслами, затем был вынужден бросить весла, склонился через борт и его стошнило.
Кэтрин подвинулась к нему и успела взять весла, прежде чем они выскользнули из уключин. Она постаралась, чтобы лодка не изменила направления своего движения.
Капитан Най вытер рот, обмакнул носовой платок в воде, протер лицо.
— Я должен извиниться.
— Бог мой! Что? Что вы там увидели? — Она умелыми ровными движениями гребла к берегу.
— Я должен сообщить об этом пол… вашим властям. Я думаю, это был мужчина. Или, вернее, то, что осталось от мужчины. Или — хотя я не уверен…
— Его убили?
— Я не знаю.
Самое ужасное в мертвом существе было то, что несмотря на обезьяньи черты лица, что-то в них, несомненно, напоминало черты лица девушки, которая так плавно гребла сейчас, направляясь подальше от острова. Каждый раз, когда он смотрел в ее чистые голубые глаза, на ее полные розовые губы, на красивой формы нос, он видел обезьянье лицо сгнившего существа, лежавшего в развалинах среди овечьего навоза внутри мрачной башни.
Он подумал, что, может быть, все это было специально подстроено. Может, те, кто взял его в плен, не случайно предоставили ему такую свободу. Но что им было нужно от него? Он не знал никаких секретов.
— А вы… Вы предполагали, что в башне может оказаться что-нибудь подобное? — спросил он ее.
Продолжая равномерно грести, она покачала головой.
— У меня были какие-то предчувствия, — сказала она. — Но я не смогла бы объяснить их себе.
Вступительная речь
В своей речи к апелляционному суду, который проходил вскоре после его изгнания, Принц Лобкович сказал:
— В наших домах, деревнях, больших и маленьких городах, у наших народов время движется вперед. Каждый человек прямо или косвенно будет вовлечен в исторический отрезок времени равный 150 годам — до рождения, во время своей жизни и после смерти. Часть своего опыта ему передадут родители и другие взрослые люди и старики; часть опыта он приобретет во время своей собственной жизни, и этот опыт станет частью того, который он передаст своим детям. Итак, продолжительность жизни одного поколения равна 150 годам. Такова продолжительность нашей жизни. Наше поведение, предрассудки, мысли, предпочтения являются результатом пятидесяти- или шестидесятилетнего периода до нашего рождения, подобным же образом мы влияем на пятьдесят последующих лет после нашей смерти. Понимание этого заставляет такого человека, как я, считать, что изменить сущность общества, в котором живу я, невозможно. Я считаю, что было бы неплохо, если бы мы смогли создать поколение людей, у которого отсутствует память, поколение, которое еще не приобрело привычек предыдущего поколения и не передаст своих привычек следующему. Что ж, я благодарю вас, джентльмены, за то, что вы терпеливо выслушали всю эту чепуху. И говорю вам: о’ревуар.
Бал
Основным светским событием во время мирных переговоров был бал в Сан-Симеоне. Огромный по размерам белый замок Херста был куплен в подарок нации неизвестным благотворителем несколько лет назад и перенесен на то место, где раньше находился монастырь Святой Клары на Лэдброук-Гроув. Этот замок стал местной достопримечательностью, к которой уже привыкли жившие здесь люди, но привлекавшей туристов, так как считалось, что он производит даже более сильное впечатление, чем Версаль, Канберра и Вашингтон.
Пригласили всех. Комментаторы говорили, что по своему размаху этот бал напоминает Всемирную выставку, Бриллиантовый юбилей, Нью-Йоркскую всемирную ярмарку и Берлинские Олимпийские игры. С огромным оптимизмом (так как мирные переговоры проходили превосходно) все в замке готовилось к балу. Использовалось разнообразное освещение. Повсюду стояли высокие канделябры из серебра и золота, в которых горели белые и желтые свечи; в хрустальных люстрах горели сотни красных свечей; к стенам также были прикреплены подсвечники; горели огромные газовые лампы в форме шара, электрические лампы сотен различных оттенков и цветов, изысканные и яркие неоновые лампы, старинные масляные лампы высотой в человеческий рост, и небольшие многогранные шары, в которые запустили светлячков и светящихся жучков, были развешены вокруг замка — все это, вместе взятое, составляло очарование замка Херста. Сам Херст называл свой замок, стоявший на холме, «Волшебная гора». Большой Дворец, с двумя башнями-близнецами в мавританско-испанском стиле, с тридцатью шестью колоколами, сотнями комнат и витиеватыми барельефами, вырубленными из белого известняка, возвышался над тремя другими замками для гостей, выстроенными перед ним с северной, южной и западной сторон — Замок-Гора, Замок-Солнце и Замок-Марс. Высокие кипарисы, ивы, тополя и ели были густо посажены между зданиями вместо калифорнийских пальм, которые когда-то росли здесь. На ветках деревьев и в зеленых живых изгородях были спрятаны лампы, которые освещали сад так, что он был похож на загадочную страну сказок. Рододендроны, орхидеи, хризантемы, розы и азалии росли в тщательно ухоженном саду в изобилии, некоторым посетителям этот сад мог показаться похожим на сад, разбитый на крыше у Дерри и Томса, который был полностью разрушен во время взрыва. Ограду сада, выполненную в испанском стиле, украшали барельефы, в саду стояли копии статуй со всего мира, выполненные из мрамора, гранита или отлитые из керамики или бронзы, одной из самых величественных была копия статуи «Грация» Кановы[77], выполненная Бойаром. Это статуя из Санкт-Петербурга, выполненная в классической манере, была постоянно освещена и олицетворяла Радость, Великолепие и Цветение; она представляла собой, выражаясь словами из путеводителя, «все самое красивое, что есть у природы, и все, что есть грациозного и очаровательного у человечества». Газета «Таймс» в день бала напечатала в передовой статье: «Есть надежда, что эта великолепная статуя станет символом награды, которую получат гости, если посвятят все свои таланты и усилия достижению мира, а не разжиганию Раздора и сопутствующим ему Жадности и Зависти». Многие газеты так или иначе поддержали это мнение, и даже погода, казалось, стала еще лучше специально ради этого события. Весь день сотни лакеев, слуг и служанок, кухарок, дворецких метались по богато обставленным комнатам, готовя все, что необходимо, к балу. Готовилась разнообразная пища, чтобы угодить любому вкусу. В бальных залах (или в тех комнатах, которые были превращены в бальные залы по этому поводу) репетировали музыканты, они играли музыку различных стилей. Флаги всех народов, расшитые нитями из драгоценных металлов по шелку великолепного качества, сверкая, свисали по стенам. Гобелены из богатой парчи прославляли славную историю народов. В саду находились солдаты из разных армий, они были там не только для того, чтобы выполнять церемониальные обязанности, но и для обеспечения безопасности; на них была форма, поражающая разнообразием цветов; их сабли, пики и копья сияли, как серебряные. По комнатам, украшенным мозаикой, фресками, резными орнаментами и барельефами, позолотой и серебром, с картинами и скульптурами из Египта, Греции, Рима, Византии, Китая и Индии, из Испании эпохи возрождения, Италии и Голландии, из Франции восемнадцатого века и России, из Англии девятнадцатого века и Америки, с мозаичными полами и инкрустированными дверями, украшенными перламутром и платиной, с драпировками и занавесями из Персии, с коврами из Афганистана, с деревянными резными потолками в итальянском стиле шестнадцатого века и португальскими — в стиле семнадцатого века, — все было отполировано так, что сияло глубоким, теплым блеском; доносились разнообразные запахи: жарящихся быков, баранов и поросят, вкуснейшего тушеного мяса, приправленного керри, китайского супа из дханзакса и курятины, сочных овощей и тонко пахнущих гарниров, пирогов и тортов, паштетов, желе, соусов и подливок, лимонов, апельсинов, ананасов и клубничного мороженого, фазанов, перепелов и тетеревов, голубей, цыплят, индеек, диких уток, которые зажаривались на вертелах или тушились, колбас и запеченной в тесте ветчины, языка и засоленной говядины, фруктов и съедобных корней, карпа и трески, палтуса и камбалы, грибов и огурцов, перца и бамбука, сиропов, кремов, супов и мясных бульонов, трав и жиров, оленины и кроликов, икры, печенки, рубцов и почек. Пиво, спиртные напитки и вино были из любой части света. На столах стояли фужеры, глиняные пивные кружки и кубки из чистейшего хрусталя и самого лучшего фарфора. Чашки, тарелки и блюда из золота, олова, серебра и фарфора уже были расставлены на столах, готовые к приему пищи; хорошенькие девушки и красивые молодые люди в национальных костюмах стояли наготове. Только одна традиция не будет соблюдена сегодня вечером: не будет хозяина или хозяйки, которые будут встречать гостей. Первых гостей объявит распорядитель бала, а затем им придется принимать остальных. Такой странный порядок посчитали наиболее дипломатичным. Солнце уже садилось. Бал вот-вот должен был начаться.
