Никита Сомов - Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия)
Карусель взаимного насилия, завертевшись после выхода казаков из казарм, продолжалась еще несколько дней, пока наконец русская власть в лице Муравьева не восстановила полный контроль над городом. С тех пор польские выступления в столице края были исключительно редкостью.
Вот и сейчас казачий патруль мирно заканчивал свое дежурство, цокая копытами коней, сворачивал на соседнюю улицу. Только ведущий патруля, казачьего лейб-полка корнет Митрофан Греков то и дело подергивал плечами, спиной чувствуя чужой и явно недобрый взгляд.
Едва русский разъезд свернул за угол, портьера на окне верхнего этажа желтого трехэтажного дома, мимо которого они только что проехали, опустилась. Наблюдающий до последнего за прошедшим патрулем высокий, с короткими соломенными волосами и рыжеватыми усами поляк повернулся к присутствующим в комнате и процедил сквозь зубы:
— Эти казаки повсюду. Нам лучше здесь не задерживаться.
— Мариан, не спеши, сначала закончим разговор, — властно сказал один из сидящих за столом, высокий, статный мужчина в форме русского полковника.
— Да, панове, давайте побыстрее с этим закончим, — судорожно закивал молодой, едва старше двадцати, полный шляхтич в пошитом на французский манер сюртуке. — В Варшаве сейчас слишком опасно.
— Должен заметить, — вступил в беседу еще один участник собрания, невысокий мужчина средних лет, одетый в одежду ксендза. — Мы здесь собрались по вашей настоятельной просьбе, пан Вашковский, и хочу отметить, что любому из нас находиться здесь куда опаснее, чем вам.
— Прошу меня простить, пан Бжуска, но выезд за пределы Варшавы строго ограничен, а сведения, передаваемые через меня народным ржодом, чрезмерно важны для восстания и не должны были подвергаться риску быть перехваченными, — начал оправдываться его собеседник.
— Ну что ж, будем надеяться, что ваши вести действительно стоят риска, — мрачно заметил сидящий слева от ксендза генерал Траугутт.
— О, конечно! — расцвел посланник ржода. — Первое, что я хотел сказать — пан Гауке утвержден на должность диктатора восстания.
— Пся крев, — выругался, не сдержав разочарования, Мариан Лангевич.
— Браво, — флегматично поздравил «полковника» Траугутт.
— Благая весть, сын мой, — одобрительно откликнулся ксендз.
Новоиспеченный диктатор кивнул, выразив радость лишь слабой улыбкой, почти не видной под густыми усами. Гауке давно добивался этого поста, который был необходим ему не столько из личных стремлений, сколько из нужд военного командования. После низложения предыдущего диктатора, Людвига Меровинского, разбитого русскими войсками и бежавшего во Францию, сей пост был вакантен. На него претендовали трое: сам Гауке и присутствующие здесь Мариан Лангевич и Ромуальд Траугутт. Однако с самого начала было ясно, что на должность диктатора будет утвержден Юзеф Гауке. Его родовитость, военный опыт и обширные связи в высшем свете России и Европы давали солидное преимущество перед конкурентами. Кроме того, за месяцы, последовавшие после разгрома Меровинского, даже без титула диктатора, Гауке удалось сделать очень многое: внедрить в хаос восстания некое подобие дисциплины, сплотить все противостоящие русскому правительству силы в единый кулак и нанести войскам наместника Муравьева несколько весьма ощутимых поражений. Казалось бы, еще чуть-чуть — и русские уступят, выведут войска из Польши, вернут Речи Посполитой исконные земли: Киев, Смоленск, Полоцк. А там уже можно будет задуматься и об утерянных Люмберге (Львове) и Данциге. Однако покушение на русского царя, в котором, к большой неожиданности для ржода, оказались, повинны польские шляхтичи, спутало восставшим карты. Русские, казалось, обезумели: всего за пару недель количество войск в Западном крае увеличилось втрое, а потери среди восставших возросли на порядок.
Сегодняшний вечер должен был решить дальнейшую судьбу восстания. Правдами и неправдами, но народному ржоду удалось собрать в Варшаве лидеров всех наиболее крупных оставшихся отрядов сопротивления.
— Вас же, пан Мариан и пан Ромуальд, ржод представил к награде Белого Орла за заслуги в деле освобождения Польши от азиатских захватчиков.
— Ну, хоть что-то, — проворчал недовольный назначением Юзефа Гаусе диктатором Лангевич.
— Паны генералы, ценой неимоверных усилий ржод смог достать планы дислокации вражеских сил в Речи Посполитой, — продолжал Вашковский, доставая из-под стола внушительный саквояж, — думаю, вам будет полезна эта информация.
Генералы оживились. Полные и достоверные сведения о расположениях и передвижениях русских войск действительно могли стать спасательным кругом для отрядов сопротивления. Саквояж ржодовца был молниеносно распотрошен и поделен между участниками совещания. Однако по мере изучения карт радость на лицах генералов превращалась сначала в сомнение, а затем и в недоумение, смешанное с гневом.
— Позвольте! Какой давности эти карты? — внимательно рассматривая карту юго-восточной части Польши, спросил Ромуальд Траугутт.
— Насколько мне известно, они были получены из Петербурга два месяца назад, — сказал Вашковский.
— Пся крев! — в бешенстве отшвырнул свою часть карт Лангевич. — Тогда они бесполезны! За последние шесть недель русские перетрясли все патрули и, как минимум, удвоили количество войск.
— Скажите, уважаемый, — процедил сквозь зубы, с трудом сдерживая ярость, генерал Гауске, обращаясь к представителю ржода, — есть у приславших вас более свежая информация и когда они смогут ее нам представить?
— Э-э-э… боюсь, это будет затруднительно, — замялся тот. — После февральских событий у нас практически не осталось сторонников в Петербурге, все они либо арестованы, либо бежали. Большинство же сочувствующих нам ранее русских не одобрило участие польских смельчаков в, к несчастью, неудавшемся покушении на царя и порвало с нами связь. На данный момент мы не имеем источников информации о планах русского командования и не можем даже предполагать, как скоро их получим.
— Что ж, — глубоко вздохнул диктатор, стараясь не показывать овладевшего им раздражения, — раз уж информация ржода оказалась бесполезна, давайте составим обзор нашего положения. Ромуальд, Мариан?
— Обстановка близка к критической, — по-военному строго начал доклад Ромуальд Траугутт. — Мы выбиты из всех крупных городов. Наши силы серьезно истощены в последних столкновениях. За этот месяц только в окрестностях Кобрина мы потеряли около восьми сотен человек убитыми и ранеными, сотни наших сторонников были арестованы. Отряды испытывают крайнюю нужду в провизии, порохе и лошадях.
— На юге не лучше, в Кракове нас бьют в хвост и в гриву, — раздраженно подтвердил Лангевич. — После смерти царского ублюдка москали просто с ума посходили. Всех захваченных с оружием в руках казнят на месте. Вдоль дорог виселицы. Наших людей, которых мы надеялись высвободить из Павена, увезли неизвестно куда. Связь с Сигизмундом потеряна, ходят слухи, что он пленен.
— Мне кажется, вы драматизируете ситуацию, — осторожно возразил Вашковский, — у ржода есть сведения, что Франция готовит заявление, в котором потребует освобождения Польши и возврата ей независимости и прежних земель. Все знают, что страны Европы ждут одного лишь сигнала из Парижа и Лондона, чтобы встать на нашу сторону в борьбе с варварским царизмом. Мы получаем поощрительные воззвания из Стокгольма, Берна и многих других столиц. Как только нас признают в Париже, вся Европа встанет на нашу защиту. Царь приползет к нам на коленях. Эти москальские варвары страшатся гнева цивилизованных стран…
На последних словах голос Вашковского затих под презрительно-жалостливыми взглядами присутствующих. Они смотрели на него, как на какого-то недоумка.
— Вы действительно в это верите? — с крайним удивлением, недоверчиво спросил молодого революционера сидящий напротив Траугутт, поднимая брови.
— Да, конечно же! Мы почти победили, так все говорят… — уже неуверенно добавил Вашковский. — Европа…
— Победили?! — яростно выкрикнул Лангевич, вскакивая с места. — Вы в своем ржоде что, совсем ополоумели? Не видите, что творится вокруг? Да в моей банде за год из пяти тысяч осталась едва ли тысяча! Остальные кормят волков в лесах и пляшут с конопляной тетушкой! Если москали не остановятся, от нас скоро ничего не останется! О Европе рассказывайте своим дружкам, восторженным студентикам, которые не знают, с какой стороны за саблю взяться! Нам нужно оружие, порох и хлеб. Нужны деньги! Где то золото, которое вы с Радзивиллом нам обещали? Три миллиона, которые мы взяли из главной кассы в 63-м, давно закончились!
— Текущие расходы ржода не позволяют… — залепетал Вашковский, изрядно струхнувший под таким напором.
