Седьмой прыжок с кульбитом (СИ) - "Сербский"

Хотя для начала следовало бы поздороваться словами, и не кивком в ответ на вежливое приветствие. Еще в приличном обществе незнакомые люди представляются. И уже потом интересуются:

— Надеюсь, моя просьба о недолгой беседе не нарушило никаких ваших планов, сэр?

— Ни в коей мере, милорд, — ответил бы Антон. — В это время суток я совершенно свободен. Не будем же мы считать важным делом тот ничтожный перекус в харчевне, что я отменил?

— Прошу простить мою назойливость, сэр. Буквально несколько вопросов, с вашего разрешения. Пустая формальность, но таковы правила.

— Конечно, — согласился бы Антон. — Не стоит извинений. Порядок есть порядок. Кто, если не вы, должен пламенем закона развеивать мрак злодеяний?

После обязательного вступления должно было последовать предложение выпить чего-нибудь: чаю, кофе или шерри. И собеседник сделал бы это.

— Сегодня над городом стоит прекрасный мягкий смог, сэр, теплый и душистый. Как вы смотрите на то, чтобы оценить аромат настоящего английского чая «Липтон», что мелкой звездной пылью упакован в эти легкие чудесные пакетики?

— Пожалуй, не воздержусь, — ответил бы Антон.

— С молоком?

— Да, чай с топлеными сливками, сахаром и лимоном, — скромно сказал бы Антон. — Пару сэндвичей с копченым лососем и сливочным сыром, яйцо с майонезом, дюжину птифуров. Пожалуй, немного зажаренных сконов с сиропом и черной патокой.

— Джем?

— Не могу не согласиться. Джем желательно клубничный. На этом всё, чтобы не затягивать.

— Если вы спешите в Малый зал на репетицию с юными леди, — догадался бы собеседник, — то я готов, минуя обсуждение погоды, сразу перейти к делу. А тунца с майонезом и песочные коржики я вам заверну с собой.

Вместо всего этого ответственный сотрудник выдал нелепый и бессмысленный вопрос:

— Бережной, с какой целью твоя мать оказалась на оккупированной территории?

Ага, вот так и было — в двенадцать лет мама придумала какую-то цель, и там оказалась! Слава богу, у сотрудника хватило ума не спрашивать, с какой целью отец слонялся по Западной Европе целый год.

Только на вопросы Антон отвечал односложно. Ну что он мог рассказать о делах давно минувших дней, когда его и в проекте не было? «Нет» и «не знаю». Вот и поговорили.

— Здесь написано, что тебя назначили старостой группы, — сообщил сотрудник бесцветным голосом. — Это обязывает и накладывает!

— Ага, — подумал я, машинально почесывая повязку на руке. — Товарищ майор еще не знает про комсорга и профорга. А также про замкомвзвода, который физорг. Это накладывает гораздо больше.

— … Конечно, вам назначили опытного руководителя, и в дороге будут еще сопровождающие. Но тебе следует уделить значительное внимание возможным проискам империалистической разведки. За тобой, Бережной, целый оркестр молоденьких девушек! Не допустить и пресечь, понятно?

Ответная реакция последовала вялая, в виде кивка. Поэтому ответственный сотрудник остальную часть инструкции процитировал без перерывов:

— Советские граждане должны быть настороже. Они постоянно должны проявлять политическую бдительность, помнить о том, что разведывательные органы капиталистических стран и их агентура стремятся получить от советских граждан интересующие их сведения, скомпрометировать советского человека, когда это им выгодно, вплоть до склонения к измене Родине. В этих целях разведки империалистических государств, используя современную технику, применяют методы подслушивания, тайного наблюдения и фотографирования, а также методы обмана, шантажа, подлогов и угроз. Агенты капиталистических разведок действуют часто под видом гидов и переводчиков, врачей и преподавателей, портных, продавцов, шоферов такси, официантов, парикмахеров и другого обслуживающего персонала.

— Ну и как я их отличу? — поинтересовался Антон у меня.

— Не знаю, — честно ответил я и пообещал: — Будем мочить таксистов и официантов с ходу, без лишних разговоров.

— Хм, — задумался Антон. Ведь в каждой шутке есть доля шутки.

— Учти, сейчас он будет говорить долго, как парторг на собрании актива, — предположил я. — Ты слушай. Может, что полезное и услышишь.

— … Разведывательные органы капиталистических стран стремятся использовать в своих целях и такие слабости отдельных лиц, как склонность к спиртным напиткам, к легким связям с женщинами, азартным играм, приобретению различных вещей и неумение жить по средствам, а также беспечность, болтливость, небрежность и халатность в хранении служебных и личных документов.

Оратор вещал, Антон вникал. Товарищ майор еще много чего важного сказал. Разве что шашкой не махал с видом командира, отправляющего бойца вперед, в атаку на танки.

— Забери моё бусидо! — читалось в его глазах.

Опыт в этом трибуне ощущался немалый, а холодный бесстрастный взгляд проникал в мозг, пронзая его насквозь. Так смотрит хищник, не самый главный в пищевой цепочке, например, удав. И голове его взгляд не кончался, он вибрировал, ощутимо упираясь в затылочную кость. Возникало ощущение, что собеседник, подобно вампиру, что-то высасывает у нас с непринужденной наглостью.

Я же, наоборот, свой интерес выпячивать опасался. В отличие от осторожности, эмпатия не мой конек, только различать чужие эмоции я научился давно. С чтением мыслей было сложнее. Хотя в данном случае особых сложностей не возникло, эмоции витали поверху. Кое-что понял, и ничего особенного не обнаружил.

Перфекционист по отношению к другим, всю сознательную жизнь этот боец невидимого фронта провел не на «холоде», а в тиши служебного кабинета. Изучая анкеты и характеристики, он приобрел бесценный опыт по выявлению и недопущению. А хитрым психологическим приемчикам обучился на курсах повышения квалификации. В КГБ это любят (учить и проверять знания) и умеют.

После эмоционального порыва майор потух — отработал обязательную часть, и запал иссяк. Позитивом от этого человека и раньше не пахло, а теперь поперла сплошная неприязнь с острым недоверием. И больше всего ответственного сотрудника раздражала бессмысленность его визита, со всеми этими беседами и инструктажем.

Подобное насилие над инструкцией вызывало у него ощущение морального и физического опустошения. Ведь даже если поставить в соответствующем штампике «возражаю», это ничего не изменит. Решение уже принято, и отменить его на областном уровне невозможно. Так не бывает, но это произошло, и осознать глубину катастрофы не получалось.

Второй странностью был прямой запрет на вербовку участников оркестра. Обычно требовали наоборот: чем больше сексотов, тем лучше. Что же происходит? Этот вопрос лежал на поверхности и мучил ответственного сотрудника. Он не только внимательно изучил докладную записку парторга института, но и разговаривал с ним лично. И склонялся к мнению опытного педагога: сомнительных личностей в оркестре полно.

Взять того же Бережного, который морально неустойчив. До такой степени неустойчив, что его сожительница беременна! Поэтому преданность делу коммунизма вызывает сомнение. Где здесь благонадежность? И какая может быть, к чертовой матери, заграница? Этот вывод тоже читался в глазах майора. Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу…

С другой стороны, назначенные парторгом пианистка и скрипачка, хорошие комсомолки и дети уважаемых людей, в списке выездных не значились. Им не отказано, их просто там нет. Из обкома звонили с выражением недоумения, но товарищ Иванов возразил. Мол, список составлен давно, утвержден в Москве, и билеты уже куплены. Разве это не кумовство и коррупция, с которым надо бороться самым решительным образом?

Сложившаяся ситуация мне тоже не нравилась. Вышло так, товарищ майор выступал статистом — поскольку ничего изменить не мог. Он огорчен и недоволен. Но оставлять за спиной озлобленного недоброжелателя не хотелось. В выражении «Большой брат следит за тобой» шуток нет, комитет госбезопасности — организация могущественная. И на какой уровень вынесет его карьерная лестница, не знает никто. Причем дергаться и стремиться в число друзей совсем не обязательно, нет.