Талисман цесаревича (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич

Мои рекруты были страшно довольны: каждому из них перепало по гривеннику от исправника за старание, бравый вид и чёткие ответы.

Провожающие натащили кучу всяческих подарков, в основном съестного, так что подарки поручик разрешил разместить на не до конца загруженной телеге. Но лучший подарок преподнёс исправник:

— Вот тебе пистоли, Юрий. Владей. Я эти пистоли, снял со шведского офицера — была, понимаешь, в мои годы стычка со шведами в Финляндии, но мы им так наподдали, что супостаты утёрлись и объявили, что имело место недоразумение. Забоялись начинать войну, чухна белоглазая. Тебе пистоли пока не по чину, но в пути пригодятся. Я чаю, пользоваться умеешь, батюшка учил?

— Учил, Сильвестр Гордеевич. — солидно киваю исправнику, а про себя думаю: «Разберусь! С ППШ было дело, разобрался самостоятельно, тозовку сам изучил, а уж с кремнёвыми пистолетами сам бог велел разобраться»– Дай-ка я тебя обниму! Не так я чаял проводить тебя, но ты выйдешь в люди, я верю.

У исправника глаза на мокром месте, да и у меня, признаться, тоже: душевным он оказался человеком, по всему чувствуется настоящий офицер.

Потом подошел и предводитель дворянства:

— Видишь, как тебя провожает общество? — довольным голосом пробасил он — Я посоветовался с губернским судьёй, с прокурором, проезжали они давеча по делам в Белгород. Рассказал им о твоей ситуации, мы совместно подумали, да и нашли возможность опротестовать захват твоего имения посторонним лицом. Служи спокойно, но помни: тебе надо искать случай восстановить своё дворянство, тогда и имение тебе вернётся. А пока имение будет подвергнуто аресту, управлять им будет твой старый управляющий. Я его знаю, человек он надёжный, ну да я ещё прослежу.

— Весьма признателен вам, Модест Павлович.

— Тут у меня кроме приязни к тебе и к твоему покойному батюшке есть и личный интерес: по младости лет я с Прокошкой не ладил, много он мне гадостей наделал, вот и не упущу случая расквитаться с подлецом.

— Прекрасно, что наши цели совпадают, но я надеюсь принести пользу и престолу и любезному нашему Отечеству.

— Служи, Юрий Сергеевич, за государыней служба не пропадёт, а я надеюсь вскоре увидеть тебя в офицерском достоинстве!

А после ухода отряда рекрутов из Обояни, на площади состоялся ещё один разговор, и разговор этот был обо мне. Группа дворян, все как один отставные офицеры, снова, уже более внимательно, принялись разглядывать комплект элементов амуниции, подаренный Юрием исправнику.

— Воистину бесценные возможности даёт сей простой с виду полотняный квадрат! — объявил предводитель дворянства, очередной раз, набросив на себя плащ-палатку — Вы согласны, господа?

Мужчины согласились. Они-то не понаслышке знали каково это идти под дождём в мокрой одежде, зная что на очередном биваке не будет возможности не только высушить сырую одежду, но и укрыться от того дождя. А тут вещь, которая укроет тебя во время движения в виде плаща, а на биваке она же превратится если не в палатку, то, по крайней мере, в навес.

— Прошу обратить внимание на заплечный мешок, который Юрий назвал сидором. Вещь простая, однако весьма способная в походе. — поддержал обсуждение Иван Кузьмич Мерзликин, близкий друг предводителя — На парад с таковым не пойдёшь, неказист, но в походе он незаменим, да и в бою не помешает.

— Мне, господа, — объявил исправник — пришлись по душе и плащ-палатка и сидор. А ещё мне весьма понравилась причёска, кою соорудил на своей голове Юрий и которую мы видели на головах не только его рекрутов, но и некоторых молодых людей, друзей Юрия. Согласитесь, причёска сия позволяет содержать волосы в чистоте и опрятности, не даёт расплодиться насекомым, и в то же время видно, что причёска сия не плебейская, напротив, весьма достойна благородного человека.

Мужчины одобрительно зашумели, а исправник продолжил:

— Однако вернёмся к столь приглянувшейся всем нам амуниции. Предлагаю написать особое письмо вице-президенту военной коллегии, в коем мы предложим принять на вооружение Русской Армии столь полезные предметы амуниции. Наш земляк сумел её придумать, а мы просто обязаны помочь ему продвинуть сии полезные новины на благо Армии любезного Отечества нашего.

Собравшиеся зашумели ещё одобрительнее. Ещё бы! Дело запахло возможностью отличиться в глазах всесильного фаворита императрицы.

— Модест Павлович! — обратился исправник к предводителю дворянства — Вы имеете честь лично знать Григория Александровича Потемкина, вам мы и поручаем написать столь важное письмо. Господа, давайте дружно попросим многоуважаемого Модеста Павловича!

Под дружные возгласы предводитель уездного дворянства величественно поклонился обществу и пообещал срочно, на далее как сегодня вечером, отписать требуемое письмо, а взамен просил всех присутствующих дворян подписать его.

Глава 3

Чёрт возьми, насколько лучше, красивее лесостепь этого времени, ещё не испорченная жадным и глупым человечеством! Большинство оврагов и логов, долин рек и ручьёв здесь не пустуют — здесь процветают байрачные леса. Незнакомое слово? Понимаю. Байрак — это слово, объединяющее значение оврага, речной долины, лога… А байрачный лес — собственно лес, освоивший удобное для себя пространство. Деревьям этой местности не слишком хорошо на возвышенностях и водоразделах — сухо. А в низинах вода сама по себе задерживается, и к тому же, её своей тенью, лиственным опадом и корневой системой оберегают деревья и кустарники. Благословенная земля! Сытая, привольная, обильная. Люди здесь ещё не знают что такое голод, за исключением последствий нападения крымских татар, донских, запорожских казаков или иных разбойников

Леса и степи тут полны дичи, изредка ещё встречаются даже дикие лошади, не говоря о сайгаках, турах, а также прочих рогатых и копытных, живущих здесь в изобилии. И хищники здесь ещё не повывелись. А в реках — огромное количество рыбы, в том числе ценной проходной [6], о которой забудут уже к началу двадцатого века: черноморский осетр, стерлядь, лосось…

Это потом, в девятнадцатом веке, после постройки железных дорог здесь распашут каждый свободный кусок земли. Дубы, орехи, буки, не говоря уже о простецких сосне и ели, будут выкорчеваны, и в большинстве своём, сожжены на месте. Только незначительная часть деревьев пойдёт на строительство жилищ, и появятся удивительные кадавры, противоречащие здравому смыслу. К примеру, дубовые крестьянские избы с земляными полами. Их много осталось и к двадцать первому веку, теперь большинство из них догнивают брошенные. Ручьи и реки, лишившись своей зелёной защиты, обмелеют и в подавляющем своём большинстве исчезнут. Ныне полноводные реки превратятся в чахлые ручейки, почти пропадающие к июлю. Чтобы хоть как-то сохранить воду, люди примутся строить пруды, но тоже глупо, бездумно, варварски. Никому не придёт в голову построить у дамб рыбопропускные сооружения, да и возьмись кто-то объяснять необходимость этих сооружений, того умника просто бы послали подальше — это же «лишний» труд! А потом пруды без очистки и ухода стали зарастать, и со временем превратились в болота, а там и в сырые луговины, перечёркнутые чахлым ручейком, наполняемым лишь по весне. Кто после такого догадается, что какие-то век-полтора назад здесь была полноводная судоходная река?

И добро бы эти утраты принесли пользу жителям Черноземья — нет!!!

Зерно, полученное ценой убийства природы, было вывезено по железной дороге в черноморские порты, а оттуда в Европу. Сюда оно не вернулось ни техникой, ни товарами, ни даже деньгами. Нет. Деньги вкладывались в иностранные банки, а потом транжирились по европейским столицам и курортам, да иногда в Петербурге и в Москве.

Зато жители Черноземья вскоре узнали, что такое голод. В удачные урожайные годы зерно выгребалось очень тщательно, а в неурожайные — втрое тщательнее. Кабы не картошка, по счастью, дающая здесь приличный и стабильный урожай, люди бы вымерли поголовно, а так — только самые неудачливые, кто народил слишком много детей и не успел их вырастить до трудоспособного возраста — хотя бы до семи, а лучше — десяти лет. Тогда ребенка можно послать работать на сахарный завод, где он, скорее всего, помрёт через год-другой работы, но зато успеет принести в дом какую-никакую копеечку, и на эту копеечку для пропитания семьи можно будет купить хлебушка у кулаков или зерноторговцев. Это главная причина того, что после Революции крестьянство Черноземья почти поголовно встало на сторону красных. Белыми оказались области, куда ещё не проложили железных дорог, и вывоз хлеба был ещё невелик. Малоросские кулаки и казаки Юга часто говорили, что крестьяне России голодают из-за лени, не желая видеть, что вполне трудолюбивые их односельчане точно так же бедствуют, и не умирают с голоду только потому, что хлеб из их областей не вывозят. А не вывозят лишь ввиду ничтожной грузоподъёмности гужевого, и неразвитости других видов транспорта. Но и в благополучных пока областях голод вставал жутким призраком: и там жадность хозяев латифундий начинала высасывать из земли всю кровь, обрекая землеробов на страшные лишения.