Издатель (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Зашли внутрь и Борис Дмитриевич, так-то привыкший к роскоши, сейчас подавил в себе желание присвистнуть. Как будто не к критику пришёл, а к начальнику городского ГИБДД.

Центральной композицией кабинета был портрет Ленина, висевший на стене над рабочим столом. На лбу Ленина поблёскивали блики отражения хрусталиков огромной лампы. Такой бы и Николай Второй позавидовал в своём дворце.

Сам массивный резной стол, основательный такой, выполненный из лучших пород дуба, был заставлен разного рода причиндалами от пепельницы ручной работы до позолоченной лампы. Печатаная машинка иностранного производства и чёрный проводной телефон дополняли общее впечатление. Ну и конечно в глаза бросался шкаф высотой в потолок из красного дерева, в котором стояли книги, все до одной в дорогом подарочном оформлении, весьма редком.

Вениамин Бенедиктович подошёл к столу и плюхнулся на стул, тоже из резного дуба, обтянутый кожей с прострочкой. Причём швы такие все аккуратненькие, один к одному, без брака. К спинке крепился выполненный из золота герб СССР размером с сжатый кулак.

«Жопа у тебя товарищ Жаба не треснет на таком стуле сидеть?», — подумал зло Сивый.

По честному, хотелось взять критика за горло и придушить, желательно прям на вот этом стуле. Конечно, Боря помнил отчетливо, что в своё время «убийство» Вениамина Бенедиктовича принесло ему множество проблем и закрыла на долгие годы доступ к литературе. Но прежде такие последствия Борис Дмитриевич связывал с жалостью к критику в книжном мире и «праведным гневом». Теперь как выяснялось, дело было не столько в жалости, сколько в авторитете Жабы. Возвести хоромы, захапав целых пять коммунальных квартир и «Чайку», такое себе мог позволить только крайне серьёзный человек проворачивающий такие же серьёзные дела и бывший на короткой ноге с нужными людьми в партии. И отомстили Сивому тогда скорее всего за то, что он чью-то малину натурально испортил и у кого-то там что-то не срослось после смерти Вениамина.

Возникал резонный вопрос — чего этот критик хотел от издания несчастного сборника стихов студентов? Он по логике увиденного ему днём с огнём не тарахтел. Может работа с молодёжью какая, по линии партии проводится? Но так времена малость изменились и молодёжью теперь никто не станет заниматься следующие лет 10. Считай все эти общественные организации и институты — из нет больше.

«А вот нажива — это совсем другое дело, понять бы только как Жаба руку греет на студенческих стихах».

Борис Дмитриевич, всегда имевший острую чуйку на наживу, с нетерпением ждал ответ на свой вопрос. Да и сам разговор с Жабой теперь не казался ему безынтересным. Что-то этакое мутил критик, проворачивал и Сивому нетерпелось скорее разобраться в схематозе.

— Ну, молодой человек, как ваши дела?

-Какие у нас дела, Вениамин Бенедиктович? У нас делишки, а ДЕЛА у прокурора, — коротко пожал плечами Сивый, демонстративно осматривая убранство кабинета и «ни на что не намекая».

Жаба аж дымом от сигары поперхнулся. То ли больно табачок гаванский крепким оказался, то ли сравнение критику не понравилось.

— Присаживайтесь, — велел он, потянувшись к чашке с кофе.

Сделал внушительный глоток. Сивый не сразу догадался, что в кофе критика подмешен коньяк. А теперь, когда дистанция между ним и Жабой сократилась, чувствовался отчётливый запах спиртного.

«Вон че как к мамкиной сиськи к чашке присосался».

Сивый отодвинул от стола стул, присел.

— А если серьезно, Вениамин Бенедиктович, то все у меня хорошо. Вот выключатель бабуле починил. Сегодня розетку на место вставлю. Вы то сам как? Я кстати один стишок новый написал, прелюбопытный. Хотите вас расскажу?

— Ну ка.

Боря припомнил прочитанный однажды на просторах сети стих и обладая феноменальной памятью легко его пересказал.

Так и хотелось подковырнуть этого толстого мерзавца, из-за которого он потерял 10 лет своей жизни в тюрьме. А видя как этот свин курит сигару сигаретными затяжками и поверху шлифует коньяком, твёрдо укреплялось понимание, что в смерти Жабы Боря не был виноват.

«Ходячий труп, он безо всякой помощи в любой момент крякнет».

— Талантливо, — густо прокашлял Вениамин Бенедиктович.

— В сборник стишок возьмёте?

— В следующий раз обязательно возьмём. Получим субсидию, освоим, Боря, и тебя следом выпустим. Тут ведь с этим субсидированием черт ногу сломит. Новые стихи от тебя когда ожидать?

— Так я ж вам только один рассказал, — пожал плечами Боря. — Новый.

Жаба помолчал. Снял очки, положил на стол перед собой и своими маленькими поросячьими глазками на красной роже уставился на Сивого.

— Про любовь, Боренька, про жизнь, это у народа находит отклик...

Вениамин Бенедиктович выдвинул один из ящиков стола, зашарил рукой и на свет появилась бутылка элитного армянского «Васпуракан». следом на столешницу встала стопка из набора в виде сапога. Жаба открыл коньяк, плеснул в стопку, подвинул Сивому.

— Когда напишешь?

«Во как, он меня ещё споить пытается», — подумал Борис Дмитриевич. — «Да я, не уважаемый Жаба, коньяка за свою жизнь больше выпил, чем из тебя дерьма вышло».

Но коньяк Сивый пить не стал, стопку подальше отодвинул. Откинулся ни спинку стула, ногу на ногу положил.

— Так что хотели то?

Вениамин Бенедиктович улыбнулся краюшками губ, проводил глазами перемещаемую по столу рюмку и резко сменил тему.

— Как к сессии готовишься? На второй курс переходить готов, студент?

— Пионер всегда готов, Вениамин Бенедиктович.

— И к экзаменам как следует подготовился? -По вашему то предмету наверное автоматом получу?— подмигнул Сивый.

— Ну автоматом... может и автоматом, Боренька.

На столе, уже из другого ящичка появился лист формата А4. Жаба подвинул его к Борису.

— Хотел я собственно вот что...

Сивый ознакомился с содержанием листа. Это была выписка из журнала ведомости на фамилию Шулько. Всего два столбца — «предметы» и «оценка успеваемости». В «предметах» оказались перечислены все те дисциплины, которые проходились во время второй сессии 1 курса. Справа в «оценке успеваемости» было любопытнее — во всех столбцах стояло «зачтено», а где обозначались экзамены вовсе писали «отл». Судя по этому документу Боря сдал сессию экстерном и оказался переведён на второй курс с повышенной стипендией.

«Неожиданно как»

Хоть Сивый и не планировал особо продолжать учебу за ненадобностью, но корочка диплома не помешала бы. Пусть все те знания которые преподавались в университете у Сивого были давно занесены в мозг.

— И что мне за это сделать надо, Вениамин Бенедиктович? Я хоть и молодой, но знаю, что без труда не выловишь и рыбку из пруда.

— Так ты собственно уже сделал, — широко улыбнулся Жаба, свеча жёлтыми прокуренными зубами. — Стих написал, и мы его в сборнике издадим, на первых полосах. Будешь свет молодёжи нести в своих стихах. А это, — Вениамин Бенедиктович коротко кивнул на листик. — Мой подарок тебе, как победителю.

— Круто, спасибо, ну я тогда пошёл?

Сивый понимал, что Жаба его к чему-то подводит. За просто так никто никому не стал бы закрывать сессию.

«Нет, этот индюк явно че то вознамерился с меня поиметь».

— Секундочку, Борь, тут одну бумаженцию надо подписать, чуть не забыл, — спохватился Жаба.

Поковырялся в стопке документов у себя на столе и извлёк несколько скреплённых скрепкой листков, подвинул поближе к Сивому.