Филипп Улановский - Безальтернативная реальность
Обзор книги Филипп Улановский - Безальтернативная реальность
Филипп Улановский
Безальтернативная реальность
Ушедшему в небытие «совковому» строю посвящается
Автор заранее приносит свои глубочайшие извинения всем ныне здравствующим в нашей сегодняшней обыденности реальным (и полуреальным) двойникам героев этой повести, а также родственникам тех, кто уже покинул этот мир, за то, что они привиделись автору именно в таких странных и порою даже страшных ролях.
Автор также обращается ко всем гражданам Грузии, России и других государств, существующим или существовавшим в нашей реальности, у которых нашлись двойники, упомянутые в произведении, с настоятельной просьбой не обвинять человека, которому могло привидеться подобное, в диффамации или клевете, и не подавать на него в суд. И пусть икнется их жутковатым двойникам (включая «alter ego» самого автора), живущим (или жившим) в параллельном мире…
Глава первая, в которой читатель знакомится с бывшим физиком Феликсом Драгуновским, непонятным образом оказавшимся в Москве начала 21-го века
«И какой черт принес меня в эту мрачную и холодную, во всех отношениях проклятую Москву, век бы глаза мои ее не видели!» – подумал лениво Феликс Драгуновский, в далеком прошлом – советский физик, а в совсем недавнем – журналист из независимой Грузии, пишущий на русском языке. Эпоха командировок в столицу канула в лету вместе с бесшабашно-бездумным советским образом жизни в начале 90-ых годов, и после 1991 года Феликсу не приходилось бывать в столице усопшего Союза. «Лучше было бы съездить вместе с женой и дочкой в Бат-Ям к Мишке и его молодой жене, а заодно – встретиться с бывшими одноклассниками, однокурсниками и старыми сослуживцами. В конце концов, я не был в Израиле уже больше двух лет!».
Феликс совершенно не помнил, каким транспортом он добирался из Тбилиси до Москвы (самолетом, поездом, автобусом или на теплоходе), с какой целью это сделал, в какой гостинице (или у кого из знакомых или родственников) остановился, где и у кого оставил багаж – если этот багаж у него был вообще. И вообще он никак не мог взять в толк, что с ним происходит. Не мог он даже вспомнить, какого лешего он вообще оказался в российской столице в самый разгар суровой российской зимы, и что ему в ней было нужно. Вспомнил вдруг только, что он доехал до центра белокаменной столицы на поезде метрополитена, отделанного еще более помпезно, чем в эпоху так называемого развитого социализма, подавляющего провинциалов своим богатым убранством, украшениями и даже величием.
Но что же произошло дальше? Ровным счетом – ничего! Выйдя из синего вагончика метропоезда, Драгуновский начал передвигаться по пронизывающим весь центр подземным переходам – бывшим противоядерным укрытиям и бомбоубежищам.
Феликс поднимался и спускался по каким-то невероятно странным лестницам. Едва вынырнув из очередного мрачного захолустья и окунувшись в скупые лучи теплого солнца, такого непривычного для зимней Москвы, Феликс вновь погружался в темное подземное царство – затхлое, пропахшее потом и испражнениями. Все вокруг обветшало, покрылось плесенью, тусклые лампы едва освещали этот суматошный мир, этих угрюмых людей, стоявших в бесконечных очередях за водкой, хлебом, колбасой. «Нет, это не некогда любимая мною столица, это – черт знает что!» – твердо заявил самому себе Феликс и обещал себе же больше ни разу не приезжать в бывшую белокаменную столицу.
Непривычным показалось Феликсу и полное отсутствие всякой живности на улицах и в подземелье. Ни одной собаки, ни одной кошки, и даже ни одного воробушка не встретилось ему на пути. В одном из подземных переходов – таком же темном, противном и вонючем, как все бесплатные общественные туалеты доперестроечной эпохи – Феликс столкнулся с каким-то очень неопрятным человекообразным существом неопределенного пола и вида, от которого сильно разило водкой. Существо презрительно оглядело Феликса, истово матюгнулось и, ускорив шаг, продолжило свой бессмысленный (если взглянуть со стороны) маршрут.
Наконец, Феликс нутром почувствовал, что его странное путешествие по подземному московскому царству подходит к концу. Так оно и оказалось! Спустя примерно через минуту он буквально выполз, ошарашенный и обессиленный, на поверхность. Здесь почти не было людей, но по улицам сновали автомобили. Почему-то иномарок совсем не было видно. Вот впереди блеснула широкая лента какой-то магистральной дороги. «Эта трасса очень похожа на Садовое кольцо», – подумал Феликс и двинулся к магистрали. «Теперь, наконец, разберусь, куда же я попал и где эта чертова Красная площадь, на которой я не был уже тринадцать лет», – сказал он себе.
Было очень холодно, непривычно холодно для южанина. Вполне возможно, что температура воздуха достигала 30 градусов мороза… Внезапно потемнело, подул сильный ветер, занялась типично январская пурга. И хотя теплая китайская куртка, купленная прошлой осенью на оптовой ярмарке «Лило» на окраине Тбилиси – рядом с трассой, ведущей в Кахетию, – защищала Феликса от холода и ветра, он вдруг почувствовал необъяснимый страх. Драгуновский в этот момент захотел найти ставший уже привычным подземный переход, но почему-то именно здесь перехода не оказалось, а светофор вообще не работал. Снежный ураган усилился, вьюга завывала, в кромешной тьме не было видно ни зги. Перебежав дорогу, Феликс увидел, что кругом громоздились многоэтажные безликие дома – типовые массивы середины 70-ых годов, которых в пределах Садового кольца быть не могло и в помине – и нигде не было видно света. «Повымирали, что ли, они тут все, или это просто светомаскировка?» – предположил Феликс. «Но если это маскировка, то от кого? А может быть, за это время началась большая война? Если это война, то с кем воюет Россия? Неужели на этот раз с Америкой?! Но вчера еще никакой войной не пахло. Наоборот, все говорили о перегрузке отношений и поиске взаимно приемлемых решений. К тому же вйоны так вдруг не начинаются…»
Неожиданно впереди немного прояснилось, и прямо по курсу появилось здание какого-то общественного центра, отдаленно напоминающее киноконцертный зал «Россия», располагавшийся некогда на Тверской улице. Феликс еще помнил, что во времена его предыдущих поездок в Москву эта улица все еще носила гордое имя великого советского писателя Максима Горького. Когда Феликс приблизился, он прочел на фасаде здания неоновую надпись – «Зарядье».
«Вот те раз! А я помню, что кинотеатр «Зарядье» находился на набережной Москвы-реки, рядом с освещенной, шумной и веселой гостиницей «Россия»… Впрочем, в такую пургу я вполне мог оказаться даже у этого кинотеатра. А может быть, в обновленной Москве после перестройки старый кинотеатр «Россия» переименовали в «Зарядье»? А старое «Зарядье» переименовали в «Россию»? Или вообще отстроили новый центр зрелищ в районе Садового кольца? Не знаю. Надо было бы взять с собой путеводитель по новой Москве… А то ведь понадеялся, что я знаю Москву как свои пять пальцев… Вот и напоролся. Мало ли что могло произойти здесь за тринадцать лет… Хотя я старое Садовое кольцо очень хорошо знал – и пусть меня повесят, если я понимаю, куда сейчас забрался…» – пробормотал про себя Феликс и двинулся по направлению к «Зарядью».
Глава вторая, в которой Феликс знакомится с рядовыми гражданами огромного Союза ССР
В просторном холле «Зарядья» было почти так же сумрачно и затхло, как и во всем этом странном городе, мало чем напоминающем старую и добрую белокаменную столицу последней четверти 20-го века, тот самый город, о котором с гордостью пели «дорогая моя столица, золотая моя Москва». Первое, что бросилось в глаза Феликсу в холле, когда глаза его привыкли к полутьме, напоминающей освещение подземелий в фильме Данелия «Кин-дза-дза» – огромный портрет незабвенного вождя всех народов. Да, да, приснопамятного Иосифа Виссарионовича Сталина, и рядом с ним размещалась галерея портретов вождей поменьше, на многих из которых были изображены люди, совершенно незнакомые Феликсу. Феликс был по образованию физиком, а по натуре – историком. Поэтому постперестроечная ситуация заставила его еще в начале 90-ых годов переквалифицироваться из технарей в гуманитарии. Несмотря на всю свою любовь в истории, воспитанную еще школьными и вузовскими преподавателями и вспыхнувшую с новой силой именно в годы перестройки, Драгуновский вполне мог и не знать всех большевистских вождей в лицо. Из портретов лиц, так или иначе знакомых Драгуновскому, здесь оказались Брежнев, Андропов, Романов, Соломенцев, Пономарев, Алиев… Почему-то не было портретов Горбачева и Шеварднадзе.
Несмотря на остро веющую со всех сторон затхлость, в помещении было очень много людей, которые, казалось, специально собрались здесь для проведения какого-то важного мероприятия. «Наверно, презентация истории сталинизма в портретах!» – подумал Феликс, пытаясь осознать происходящее вокруг него. Но все присутствующие с любовью смотрели на портрет Сталина и нестройно распевали партийный гимн «Интернационал», как это делалось в коммунистическую эпоху в начале и конце партийных мероприятий и сходок.
