Александр Афанасьев - Время героев (Часть 3)
Обзор книги Александр Афанасьев - Время героев (Часть 3)
Александр Афанасьев
Время героев (Часть 3)
Диктаторы ездят верхом на тиграх, с которых боятся слезть, а тигры между тем становятся все голоднее
Уинстон Черчилль Пока Англия пребывала во снеКартинки из прошлого
05 марта 2003 года
Тегеран, Персия
Охота на скорпионов
Тот, кто умер, не совершив военного похода (гъазуа) и не пожелав этого в своей душе, умер, не избавившись от одного из проявлений лицемерия
Передан Абу-Хурайра– Алла-а-а-ху Акбар Алла-а-а-а-а… Алла-а-а-ху Акбар Алла-а-а-а-а… Ашхаду-у-у-у ан ля иллаха илля Лла-а-а-а-а-а…
Тягучий напев намаза разносился над Тегераном, свидетельствуя о начале нового дня и призывая правоверных совершить намаз аль-Фаджр. Первый из пяти намазов, совершаемый правоверным за день, он совершается тогда, когда еще не встало солнце. И кто-то обращается лицом к Мекке и молит Всевышнего о прощении, и ниспослании мира на эту истерзанную войной землю – и кто-то горячо призывает все кары на головы неверных и молит Аллаха о шахадате и о смерти русистам. Аллах им судья – и больше никто…
О вы, которые уверовали! Бойтесь Аллаха, пусть каждая душа посмотрит, что уготовала она себе на завтра (День Господнего Суда). Бойтесь Аллаха, истинно, Он ведает обо всем, что вы творите![1]
В одном из лагерей беженцев, на юге Тегерана, в нескольких километрах от города в санационной зоне – правоверные точно так же совершили намаз, моля Аллаха кто о чем. Потом – кто начал подновлять выданные им морские контейнеры, пытаясь превратить их в более – менее приличное жилье, кто пошел к дороге, чтобы попытаться поймать машину до Тегерана, где можно устроиться на работу, кто пошел к северным воротам – у этих работа была, они ждали грузовики Корпуса реконструкции, которые отвезут их по рабочим местам, а женщины, в основном, заторопились к воротам восточным. Сегодня был день раздачи гуманитарной помощи, и нужно было быстрее занять очередь.
Получив из рук солдата две тяжелые, ноздреватые буханки хлеба и пятикилограммовый мешок муки – нестарая еще, но уже согнутая страхом и лишениями женщина в чадре пробормотала "мерси",[2] торопливо шагнула в сторону, освобождая место следующей в очереди. Две буханки хлеба, настоящего, русского, который пекут на настоящей хлебопекарне ничего туда не подмешивая, каждая почти по килограмму веса, и пять килограммов муки – в два с половиной раза больше, чем давали в прошлый раз – давали возможность уже не голодать. Конечно, их жизнь не сравнится с тем, что была до войны – но русские продолжают заботиться о них, и может быть – Аллах вразумит Берканта и он устроится на работу. Господин урядник из казачьей бригады уже говорил, что лентяев он не потерпит, скоро будут набирать бригаду для восстановления дорог и все мужчины, которые не начнут работать – будут отправлены на восток, к самой границе, где стреляют. О, Аллах, только бы ты вразумил Берканта и вселил в его голову мысли о мире! Ведь их соседи – они уже вселились в новый дом, пусть не такой большой и хороший как раньше, пусть за него еще долго платить – но дом! А все потому, что они работали…
У их контейнера – под номером триста пятьдесят шесть – на высоком шесте висел флаг с зеленой тряпкой – знак того, что кто-то из этой семьи стал шахидом на пути Аллаха. Навстречу Гулистан – так звали женщину, тащившую мешок и две буханки хлеба, выскочил невысокий, чертноглазый бача лет десяти, схватил хлеб.
– Давай, помогу.
– Да, Джавад, помоги…
Джавад – был единственной отрадой Гулистан. Смышленый, живой, он единственный из всей семьи ходил в самых настоящих ботинках. Ботинки ему тоже достались от русских – Джавад ходил в школу, потому что это было обязательно, иначе выселяли из лагеря и идите куда хотите. Когда он пришел в школу на урок – аль-муалем[3] нахмурился и спросил, почему он бос. Босым Джавад был только один урок – на перемене они сходили в комнату, где лежали собранные благотворительными организациями вещи и подобрали ботинки, по русским меркам уже немодные, а по персидским – настоящее богатство. Аль-муалем бывал и у них дома, говорил, что Джавад очень смышленый и обязательно должен ходить в школу, а потом – у него есть все шансы поступить в университет и стать уважаемым человеком. Храни аль-муалема Аллах за его доброту, даже если он и русский…
А вот Беркант…
Они происходили из религиозной семьи, жившей на юге страны. Когда началась революция – Кари, супруг Гулистан и отец ее детей – убил полицейского, забрал его оружие и вступил с ним в ряды исламской милиции. Вместе с ним – на джихад стал и их старший сын Омид, а вот семнадцатилетнему Берканту, среднему – отец запретил вставать на джихад, сказав, что тот должен заботиться о матери и младших. Хвала Аллаху – они успели уйти подальше от Бендер-Аббаса, когда все началось, она уговорила Берканта не идти на джихад и остаться с ними. Теперь – Беркант ненавидел мать за это…
И Кари и Омид – стали шахидами на пути Аллаха, они погибли то ли в боях с русскими, то ли – если уцелели к тому времени – от атомного взрыва. Они как раз успели дойти до Тегерана, когда началось вторжение. Русские шли вперед, в исполосованном белым небе проносились реактивные самолеты, обрушивая на исламскую армию, армию Махди удар за ударом, сама Гулистан молила Аллаха о спасении – а Беркант выкрикивал в небо ругательства, потрясая кулаком и призывая низвергнуть нечестивых с неба вместе с их дьявольскими, несущими смерть машинами.
Потом умерла Насима. Ей было всего шесть лет, и она отравилась чем-то, еды в те страшные дни не были, и питались чем попало, кто-то и мертвечиной. Она металась целый день в бреду, а к вечеру умерла и не было врачей, чтобы помочь ей, потому что врачи были или жидами или русскими, и кто не успел убежать от кошмара – тех вырезали. Тем же самым заболел и Беркант, он бы, наверное, умер – но пришли русские, и военный врач вылечил его. Гулистан похоронила свою дочь, а потом – пошла в лагерь беженцев.
Так они и пережили зиму – страшную, несытую, зиму. Сложно было всем – но она видела, что сложно было и русским, но они пытались помогать им, как могли. Вот только Берканту было все равно…
Беркант вышел из своей отгороженной картоном клетушки, услышав, как мать затаскивает мешок. Молча стоял и смотрел на это, не пытаясь помочь, и в глазах его сверкала ненависть. Он теперь – всех ненавидел.
Мимо пробежал Джавад, уже с портфелем. Надо было спешить – русские машины заберут детей и доставят их в школу в Тегеране, здесь ничего не строили, потому что здесь – лагерь беженцев, и рано или поздно его снесут. Школа должна быть там, где живут люди. Живут – а не выживают…
– До свидания, мама…
Новая вспышка ненависти – Джавад полюбил говорить по-русски, он очень гордился тем, что у него получается хорошо. Беркант не мог ударить младшего брата, потому что погибший отец сказал заботиться о матери и о младших – но он ненавидел. Ненавидел не Джавада – а русских за то, что они учат Джавада своему языку. Он сказал, что убьет аль-Муалема, если тот еще раз к ним придет.
Гулистан прошла к столу, который достался к ним от переехавших соседей, отрезала от буханки хлеба кусок, протянула его Берканту
– Поешь, сынок
Беркант покачал головой
– Сколько раз я должен повторять тебе – я не буду есть хлеб русистов.
– Хлеб это всего лишь хлеб. Разве бывает халяльный[4] хлеб?
– Все, что мы берем у русских – харам.
– Тогда заработай! Заработай и мне не придется ходить по утрам и брать у русских еду! Заработай!
Гулистан слышала, что у русских – женщины имеют одинаковые права с мужчинами. Раньше – она бы никогда не посмела так сказать мужчине. Но сейчас – многое изменилось.
Беркант скрипнул зубами, ушел к себе. Через несколько минут вышел – уже обутый.
– Куда ты идешь?
Ничего не ответив, Беркант вышел из контейнера. Гулистан – какое-то время стояла как оглушенная, а потом – опустилась на пол и горько, навзрыд заплакала…
Беркант вышел к воротам, когда русские машины, собрав детей уже ушли. Ничего… они еще поплатятся… За все!
Они отбирают мужчин у народа. Они отбирают детей и заставляют их ходить в свои проклятые школы, где учат их не Корану, а своим богопротивным наукам и своему языку. Да кто они вообще такие, чтобы решать за них, как им жить?!
Беркант – вышел на дорогу, пошел в сторону Тегерана. Не прошел он и километра – как рядом с ним остановилось такси.
– Подвести, господин?
Беркант наклонился, подозрительно осмотрел салон.
– До Тегерана?
– Садись, брат…
В такси – они на мгновение обнялись с водителем, потом тот – нажал на газ и машина пошла по дороге.
– Что нового? – спросил Беркант, смотря в зеркальце заднего вида, не следит ли кто.
