Сатпрем - Бунт земли (Сборник эссе)
Но, тем не менее, никогда еще я не чувствовал себя таким живым, как в тот день.
-----x x x
Мы слишком бедны словами, чтобы суметь высказать то, что лежит у нас на сердце.
Мы всегда бываем вынуждены пользоваться чем-то вроде цирковых трюков, сочиняя всевозможные обороты. Когда же, наконец, мы сможем переложить свои слова на музыку?
Я был в таком смятении, непостижимом смятении, что немедленно набросился на все, что мог прочесть у Шри Ауробиндо на своем плохом английском: научные труды, письма, статьи, несколько переписанных лекций... И вдруг, я наткнулся на обрывок фразы из четырех слов:
"ЧЕЛОВЕК ПЕРЕХОДНОЕ СУЩЕСТВО".
Эти слова совершили что-то вроде переворота в моей голове, моем сердце, моей жизни. В самом деле, я мог бы никогда не знать о том, что Земля круглая, что она вращается вокруг Солнца, не знать ни о ньютоновском яблоке, ни обо всем этом "священном" научном хламе и это ничего бы по существу не изменило в моей жизни. Я мог бы только плавать на более красивых парусниках по менее достоверным морям. Но то, что человек является переходным существом, это была потрясающая новость.
Можно плавать, имея компасные карты и астролябию, или просто держа нос по ветру, но можно ли плавать, неся смерть в своем сердце? Человеческое сердце полно смерти. И оно сеет ее повсюду.
Безусловно, я читал Ламарка (по крайней мере, то, что написано о нем в старых философских трактатах, и это меня вдохновило), но я никогда и вообразить бы не смог, что наш победоносный вид был только звеном, чем-то вроде "высшего" бабуина и что мы должны перейти во что-то другое.
"Другое" мое сердце кричало, пытаясь отыскать его, не в небесах, не в библиях того или иного жанра, а в теле в смертном, поруганном теле, нагруженном, как мул, фальшивыми знаниями, религиозными и научными предписаниями и еще бог знает чем, с чем входят в человеческую Мерзость.
Тогда с первого взгляда стало очевидно, что моя астролябия указывала на эту звезду.
В ту же минуту все плотоядные человеческие существа показались мне (да простят мне это) пройденным этапом, интерлюдией... горестной и плодотворной, поразительно плодотворной, потому что она наконец-то к чему-то вела. Это существо, которое я видел, этот Шри Ауробиндо, в котором чувствовалось такое напряжение, что-то хватающее за душу, он был словно придавлен собственным могуществом, как колонны Лексура, если бы они обладали взглядом... беспредельным взглядом. Подобное существо не могло пересказывать философские бредни оно знало, оно знало путь. У него был путь.
Это была такая потрясающая новость, как если бы она была первой новостью в моей жизни.
Потом я узнал еще одну, вычитал ее на первых страницах "Вечерних бесед", записанных очень пылким и подвижным старичком, тоже революционером А. Б. Пурани, которого я встретил на улице, это было в те времена, когда индийские Сократы могли окликнуть вас на улице: "О, человек, куда идешь ты?" Воистину, куда идем мы?
Итак, эти первые страницы содержали еще одну новость или, скорее, декларацию, которая, однако, не была "Декларацией прав человека". По своему предназначению, по своему человеческому предназначению мы рабочие, не так ли, прежде всего мы здесь, чтобы работать. Для чего? Мы первооткрыватели, не так ли, но первооткрыватели чего? Мы будем восставать и гибнуть стихийно или организованно, коллективно или поодиночке, до тех пор, пока не найдем дело, которое надо делать, и цель своего существования.
Итак, вот что говорил Шри Ауробиндо старому революционеру Пурани, который должен был быть очень молодым тогда, возможно, таким же, как я:
Речь идет не о том, чтобы поднять восстание против британского правления.
Любой может легко сделать это.
На самом деле, речь идет о восстании против Природы, всей, целиком.
Да, это становилось интересным. Что сказали бы об этом Спартак или Ленин? Можно совершать революции до бесконечности, революции, которые ничего не меняют, которые только перемешивают одни и те же составные части в горшке, из которого, в конечном счете, не выйдет ничего, кроме того, что мы в него положили. И воистину, из него, кажется, не может выйти ничего, кроме прожорливых людишек и все более и более чудовищных измышлений, способных насытить эту прожорливость. Все наши революции проваливаются или заканчиваются крахом, потому что мы не совершили прежде эту одну единственную Революцию.
И, наконец, чтобы расставить все точки над "i":
Если тотальная трансформация существа является нашей целью, то трансформация тела неизбежно является необходимой частью ее.
Значит, действительно, передо мной был Революционер. Революционер, у которого был путь.
Мне было что делать.
Мне было что открывать.
Моя астролябия указывала прямо в неведомое!
-------5
ОНА
Но я еще не был готов.
Звук сирены разрывает ночь, и корабль входит в порт.
Я столько прошел. И все это стало частью огня, который разгорался во мне все сильнее. Может быть, надо прийти к такой точке, где якорная цепь обрывается, где рвутся все цепи. У меня их почти уже не осталось, кроме одной невидимой, вросшей в кожу. Надо было также искоренить в себе бретонца, поскольку "лучшее" в нас является самым большим препятствием. Это была моя последняя якорная цепь в мире, лишенном смысла: море, чайки, солнечная бухта, где набегающий прибой мусолит вечность и разбивается о скалу, поросшую рыжим лишайником. О, эта скала...
А потом настал тот декабрьский день 1950 года, когда брат принес в мою комнату в Париже газету "Комбат": Шри Ауробиндо ушел.
Он ушел.
Это существо.
Я чувствовал, как вся Земля истекала кровью в моем сердце. Вся Земля осиротела, она стояла в лохмотьях, лишенная своего смысла.
Шри Ауробиндо.
Тут же я собрался и отправился в Гвиану, в джунгли, все равно куда, куда-нибудь, где я мог бы выкрикнуть всю горечь, отчаяние и бессмысленность человеческого существования. Пусть я не могу больше перескочить в будущее, но, по крайней мере, я окунусь в зеленую предысторию, где не было ничего, кроме обезьян и попугаев.
Но всегда перед тобой остается загадка: она горит и сгорает и возрождается вновь. Человек это вся Земля, задающая вопрос. Это его судьба после обезьян. Этот неутомимый Огонь сжигает его изнутри, заставляя подойти к двери "без ключа", к самому краю, к последней стене, где надо найти или умереть. Индивидуум это целый вид, это одно и то же. Неужели я опустился так глубоко в человеческий кошмар затем только, чтобы сказать: "Все". Я дошел. Надо было проделать отверстие, посмотреть, что там на дне и что за дном, взять меч Фрасибула, но не для того, чтобы пронзить им какого-нибудь угнетателя угнетатели повсюду... Может быть, надо было бы убить всех. Но в моем сердце не было ненависти, было только сочувствие и понимание ко всему, лишь горе и нужда, пережитые вами, могут вам дать это. Да, надо найти выход из человеческого концентрационного лагеря. Корень зла. Конец этого тотального угнетения, которое бросает одних на других, бросает нас на все другие виды, как на свою добычу, на целую Землю, как на уличную девку, чтобы насиловать ее и обладать ею всеми возможными способами, ради своего сиюминутного удовлетворения.
В течение двух лет я ворчал, блуждал, нес свою кару, находя в этом иногда какую-то дикую радость.
Потом я собрал свой рюкзак мятежа.
Ведь там еще оставалась Мать, которую я совсем не понимал.
Я преодолел мое природное отвращение ко всякого рода "обществам", "ашрамам", закрытым местам, ко всем обладателям "Истины" и снова отправился в Индию.
Мне было тридцать лет.
--x x x
Там была Она.
Эта тайна.
Ашрамы с их историями никогда не интересовали меня. Но Она...
Эта опасность для меня.
Я приблизился к ней, как приближаются к "рифам Тайфера", покрытым кипящей морской пеной, таким прекрасным в своей неистребимой чистоте. Я должен был утонуть там, разбить свой киль?
Я желал этого и боялся.
Я всегда любил море.
Я полюбил Мать, как бросаются в море.
О, я боролся, я говорил "да" и говорил "нет". Я хотел знать. А она сделала так, что все мое прежнее понимание растворилось в непостижимом неведомом. Я выпускал когти, а потом мое раненое, кровоточащее сердце погружалось в нее, и она принимала мой мятеж в свои руки и делала из него меч, способный пронзить Ужас.
"Мы кое-что сделаем вместе".
Совсем, да! О, эти медитации и спекуляции, у меня их было сверх головы. Но делать, придавать форму, прорубаться сквозь лес с помощью мачете. Прежде всего, надо проторить путь в себе самом это трудно, это больно найти Врага в самом себе. Я не переставал находить Врага, все более твердого, более жестокого и неумолимого, потому что воспарить в небесные выси это красиво, но спуститься туда, пройти первые сантиметры там, где встречаешь уже не свои атавизмы, а всю Землю! Уже нет тридцати шести человек, есть только один. Нет тридцати шести врагов, есть один враг. И это не что иное, как Победа победа над смертью. Потому что все наши беды проистекают оттуда.
![Сергей Зайцев - Мой алкоголизм [самоучитель отказа от алкоголя]](/uploads/posts/books/201456/201456.jpg)
