Александр Белов - Здоровье и долголетие. Исцеляющие методы В. В. Караваева
Когда сосед проснулся, я еще больше удивился — он мне стал рассказывать, что я спал, а в это время он смотрел «телевизор» — его экран проецировался прямо на стенку больничной палаты. Никакого телевизора в палате не было и в помине. Я никак не мог понять, какой телевизор он смотрел. «Как ты не поймешь, пока ты спал, я телевизор смотрел, фильмы разные». «Галлюцинации», — наконец дошло до меня. И это с таблеточек? Хм-м-м.
Сосед же мой унесся куда-то в своих мыслях, однако вскоре вернулся и поделился со мной воспоминаниями. «Знаешь, недавно я ехал в метро и увидел девушку. Ну, такая красивая — спасу нет. Благословен тот, кто ей будет владеть. Я так засмотрелся на нее — сверху вниз, греясь в ее лучах, а она вынимает из сумочки такой черный экран размером с эту упаковку сока (он указывает на сок, стоящий на столе). На экране — ни одной кнопочки. Она пальцем прикоснулась к нему, набрала что-то и стала смотреть фильм. Знаешь, когда я выйду из больницы, я куплю себе такой экран — ну ни одной кнопочки на нем не было, весь черный…»
Что знает настоящий наркоман, не знает больше никто
Парадоксальным может показаться мышление человека, подсевшего на наркоту. Но в нем, и это надо признать, есть своя какая-то странная домотканая правда.
Сосед глотонул еще пару таблеточек, запил соком, его «повело», но он не заснул, как в прошлый раз, а, понукаемый мной, стал рассказывать о своей жизни. В 16 лет он сбежал из дома, обворовав мать. Огромную сумму денег утащил и уехал жить в Анапу. Там девушки. Одна — супер. Она ему и говорит: «А уменя подружка есть — она скучает». Познакомила с подружкой. А у той — еще подружка. Стали жить вчетвером — супер. Деньги кончились. Вернулся к маме. Она зарабатывает неплохо…
«С тех пор как лето, каждый год на несколько месяцев уезжаю в Анапу».
Я слушаю его, слушаю, а сам пытаюсь понять логику наркомана, не отказывающего себе ни в чем. Осторожно спрашиваю его: «А что толкает на наркоту — хочется, да?»
Он, нисколько не удивившись вопросу, продолжает, вполне плавно: «Вот я тебе расскажу случай. Я взял дорогущую машину у друга, поехал с девушкой и друзьями в Крым. А Наташа моя подсела на сигареты «Кент с ментолом», заметь, не просто на «Кент», а с ментолом. Вот она последнюю сигарету выкуривает и буквально начинает с ума сходить — своими дорогущими туфлями о шины бьет в истерике. Все каблуки ободрала. А уж ночь — море, скалы. Где ей «Кент с ментолом» искать — не знаю. Ну, сажусь я в машину, оставляю Наташу с друзьями в палатке и еду один по шоссе. Прикинь, ночь, чужая дорогущая машина — вот, неровен час остановят трое, вытряхнут из машины — не расплатишься. Еду, еду — доехал до киосков, а там, только обычный «Кент». Тогда я машиной, в ночи, перегораживаю путь туристическому автобусу и у водилы и пассажиров спрашиваю: «Извиняюсь дико, граждане — срочно надо «Кент с ментолом». Может, у кого есть?»
Нет ни у кого. Мне водила говорит: «Ты туда езжай». Еду туда… там есть! И только часа через четыре назад возвращаюсь с «Кентом с ментолом». Она затягивается судорожно, и у нее такая блаженная улыбка появляется на губах… А ты говоришь. Если подсел на что — вынь да положь».
Меж тем соседу таскали каждый день передачки сестра и мать, по очереди. Полные сумки яств. «Да ты попробуй вот эти корзиночки с вареньем — не оторвешься», — напирает сосед. «Нет, нет», — отбиваюсь я, прочитав состав на этикетке, — они дрожжевые, я не ем такие. Мне сосед анекдот рассказывает: «Один узбек другого спрашивает: “Ты крем-брюле пробовал?” “Нет!” — “Пока не откусишь — не попробуешь!”» За этот анекдот я, так и быть, съедаю «корзиночку». И в самом деле, вроде, вкусно — внутри вишневое варенье с перцем.
Роскошную коробку конфет сосед дарит медсестре, и та приносит ему отобранный при передаче блок сигарет — в больничке курить нельзя. Сосед курит по ночам сигарету за сигаретой, запивает их таблетками и ловит кайф. При этом он кладет телефон на тумбочку (нет бы надел наушники) и слушает молодежное радио. А там все крутят одну дурацкую песню: «Кто-то на балконе повис… прыгает вверх», — пропаганда суицида, однако. А я уже не знаю, куда деваться от этого дыма и этой «музыки». Сам виноват — пробовал корзиночку — заключил соглашение с дьяволом. Наконец, с соседом мы договариваемся: он будет курить в туалете и будет надевать наушники.
Было и хорошее в моем общении с «настоящим» наркоманом. Сосед научил меня правильно есть яблоки — оказывается, их надо разрезать ножом на четыре части и, удалив сердцевинку, начинать грызть изнутри, двигаясь от центра к кожуре. Кожуру выбрасывать. Да, вижу я теперь, что сосед мой действительно был дока в удовольствиях — по извлечению максимальных удовольствий из материальной действительности.
Есть у наших наркоманов правильная сердцевина
Меж тем я бы не стал мазать своего соседа черной краской. Он вовсе не являлся, как мне показалось вначале нашего общения, маменькиным сыночком. Я, к своему удивлению, узнал от него, что он успел и в тюряге побывать. «Когда это ты успел, вроде молодой еще?» На эту тему сосед не очень-то распространялся. Наверное, положительных эмоций в тюрьме, и в самом деле, маловато, неприятно вспоминать плохое, да еще в больнице, где положительных эмоций и так дефицит.
Однако, как выясняется, и в душе наркомана цветут цветы, и ему подвластно ощущение «глубокого удовлетворения». Не все же испытывать «острые удовольствия», от одного, другого, третьего.
Да и поехать ради девушки ночью незнамо куда, искать незнамо что, рисковать машиной и своим существованием — не каждый бы решился. Вероятно, движущим мотивом моего соседа по жизни является все-таки благородство помыслов. И это уже ни под какие удовольствия не спишешь.
Конечно, внешне его поступки направлены на иное — на поиск удовольствий… Не то что у дерябинцев-караваевцев, которые коров лечили, а вылечили себя.
Из сказанного я могу сделать один вывод — движет и «благородными» наркоманами, и «спасателями коров» одно глубинное чувство, которое можно было философски охарактеризовать как глубинное человеческое в человеке.
У тех и других прослеживается глубинный интерес к жизни. И этот интерес ведет их по жизни. Конечно, у каждого своя дорожка. Но, может быть, эта индивидуальная дорожка и приведет к общему знаменателю — Океану Разума; не сейчас, так когда-нибудь, не в этой, так в какой-нибудь другой жизни.
Среди прочего сосед рассказал мне, что он и свою «собаку съел», вернее даже не собаку, а волка, когда сидел. Погнали их в сопровождении конвойных окопы рыть на полигоне танковом. Рыли они, рыли, а полигон большой. Вот и потерялись, забыло о них начальство. Гроза прошла, рация вышла из строя. Все голодные: и конвоиры, и офицер, и зеки. Заночевали в лесу, а есть хочется. Выл недалеко волк, вот конвоир один и решил его подстрелить из автомата. Как-то прокрался к опушке леса и в самом деле подстрелил с благословения офицера. Разделали того волка; на костре зажарили и по-братски разделили между всеми: поровну досталось волчьего мяса и конвоирам, и зекам, и офицеру. Никто не был обделен. Казалось бы, небольшой такой эпизод, а весьма характерный: как до общей беды — все равны. Отыскали их к концу следующего дня. Всыпали всем по первое число: и конвоирам, и зекам, и офицеру. Но был у них в жизни, пусть и краткий, миг единения, когда они почувствовали, что все они, независимо от того, кто где, — люди.
И еще рассказывал мне сосед, как выезжал он на своем авто навороченном из супермаркета, отоварившись, как видит — мадам идет, руки в перстнях, за ней парень везет тележку с продуктами. На последней ступеньке тележка возьми да и перевернись. Апельсины разлетелись, яйца побились, колбаса и рыба под колеса автомобилей угодили. Мадам со всего размаха как своей сумочкой, железом отделанной, саданет по морде парня — раз, другой, третий — все лицо ему раскровила. Наш герой, увидев это, взял и заблокировал своей машиной выезд мадамы как бы в отместку — не надо быть такой злой. Села она в свое авто с парнем, а выехать не может. Двадцать минут сигналила, уговаривала, а этот правдолюбец решил наказать богатую леди за недостойное поведение. Дама позвонила куда-то, и через двадцать минут явился джип с тремя бандюгами. Берут нашего героя за шиворот: «Ты что хулиганишь?» А он им, правдолюбец, всю правду-матку рубит: так мол и так — мадама недостойно себя повела — парню рожу раскровила. Как ни странно, главный бандюган, выслушав это, к мадаме подходит и как саданет ее по лицу. Она только утерлась. Справедливость восторжествовала.
Я говорю соседу: «Ну, ты и экстремал, защитник праведных и обездоленных. Я бы никогда в чужую склоку не полез». Сосед со мной вроде и соглашается, вздыхает: «Все мне говорят, что я в каждой бочке затычка, а ничего не могу с собой сделать. Таким уродился. Из-за своей такой склонности и в тюрягу попал».