Станислав Долецкий - Мысли в пути
И, наконец, хирург накапливает столь большой опыт, что у него возникает идея изменить известную операцию или даже предложить принципиально новый способ, который даст лучший результат, чем описанные ранее.
Вероятнее всего, не все хирурги по долгу службы, опыта или мастерства переживают все эти стадии. Более того, здесь напрашивается аналогия с искусством. Среди художников или скульпторов есть счастливые люди, которые "находят себя". Они успешно и порой очень талантливо разрабатывают один из найденных ими приемов, доводят его до совершенства. Затем, после упорного труда, поражают современников, а иногда и потомков предельно отточенной индивидуальной манерой творчества.
Существует и другая категория - беспокойные искатели. Как только ими открыт какой-то "секрет", оригинальный подход к композиции или цветосочетанию, так в тот же момент эта, зачастую необычайная, находка перестает их интересовать. После нескольких вариантов или повторений, позабавившись новеньким, они пускаются в путь дальше. Потом кто-то, сознательно или бессознательно заимствовав новаторскую сущность этого поистине бесценного начинания, дает ему жизнь в результате целеустремленной, титанической работы. Именно ему суждены лавры победителя. И в этом нет ничего несправедливого, ибо еще древние говорили: "Мысль тому принадлежит, кто лучше высказать ее сумел"...
Дотошные наши молодые врачи нередко задают вопрос, на который ответить всегда трудно: "Каким образом придумывают новое?" Обычно в этих случаях я отшучиваюсь или отвечаю что-то вроде: "Лечат больных, думают, думают, вот и все". Сказанное - правда, но она ни о чем не говорит. Попробую привести один пример.
Вскоре после того, как я начал работать в детской больнице имени Филатова, это было в 1948 году, меня назначили дежурить старшим хирургом. Произошло это из-за нехватки в летнее время специалистов, а у меня был за плечами опыт работы на фронте. Детскую хирургию я знал еще недостаточно, а дежурство вынуждает принимать самостоятельные решения. В сомнительном случае можно позвонить домой опытному хирургу. Но звонишь тогда, когда сомневаешься. А если не сомневаешься? Вот здесь-то и совершаются ошибки.
Привезли мальчика в возрасте девяти дней. У него была воспалена кожа спины. Флегмона распространилась на значительной площади. Сделал я то, что делают у взрослых и никогда не делают у новорожденных. Широким разрезом рассек больную кожу, отслоил ее от подлежащих тканей и заложил туда марлю, пропитанную раствором, который должен отсасывать в себя тканевую жидкость. Дело в том, что у новорожденных кожа снабжается кровеносными сосудами таким образом, что, кроме длинных поперечных ветвей, большую роль играют короткие стволики. Отслойка кожи сопровождается повреждением этих веточек, что влечет за собой гибель лоскута. Поэтому у детей вместо широкого разреза применяют маленькие насечки в шахматном порядке. Они обеспечивают отток жидкости, напряжение в тканях уменьшается, и кожу нередко удается спасти.
В данном случае, к сожалению, вся отслоенная кожа через несколько дней вывалилась, обнажив спину ребенка. Не буду рассказывать о том времени и труде, который пришлось затратить, чтобы вытащить мальчика из тяжелого септического состояния. Кончилось все благополучно. Но я никогда потом не забывал об этом своем промахе.
В Русаковской больнице в 1960 году был организован Центр хирургии новорожденных. Вскоре оказалось, что наиболее частыми-нашими пациентами стали дети с гнойно-септическими заболеваниями. В том числе с флегмоной. Чтобы снизить смертность, было решено поручить разработку этой научной темы одному из наших врачей. Доктор для этого глубоко изучает отечественную и зарубежную литературу. Каждый больной особенно тщательно исследуется (вот почему отдельные пациенты не любят госпитализироваться в научно-исследовательские учреждения: "Там меня по анализам затаскают!"). За ним устанавливается пристальное наблюдение, применяются новые методы терапии, ибо задача каждой клинической научной работы в первую очередь состоит в том, чтобы добиться улучшения результатов лечения. Но это легко сказать или написать. А сделать более чем трудно.
Придирчиво прислушиваясь к докладам дежурных врачей по поводу флегмоны новорожденных, я услышал то, что слышал давно, но на что не обращал, очевидно, достаточного внимания: "На протяжении суток состояние ребенка, несмотря на проводимое лечение и сделанные вчера разрезы, ухудшилось. Процесс распространился дальше. Разрезы пришлось повторить"...
Раньше, когда мы производили разрезы, то обычно ориентировались на пораженную зону, которая от здоровой отличалась более интенсивной окраской и отечностью. "Не может же процесс так быстро ползти? Вероятно, он скрыт под светлой кожей, располагающейся по границе с кожей пораженной, и за короткий срок проявляется в виде выраженного покраснения, - подумалось мне. - Тогда логично провести два мероприятия". В них не было ничего опасного для ребенка, но был принципиально новый подход. Нужно делать разрезы не только на пораженной коже, но и на коже, которая кажется здоровой. Наподобие того, как тушат лесной пожар, окапывая горящий участок земляным валом. И, кроме того, первую перевязку сделать не позднее, чем через 6 - 8 часов после разрезов, на случай, если их будет недостаточно и воспалительный процесс "перекатится" через расширенную зону. Другими словами, маленькие разрезы были призваны сыграть роль не только лечебную, но и предупредительную. Конечно, были опасения - ведь кожа на вид здоровая. Не спровоцирует ли это ускорение процесса? Как ребенок отреагирует на повторные перевязки? Ведь они - сами по себе дополнительная травма. Да и персонал перегружен: у сестер и врачей дежурства нелегкие. Им придется отрываться от других, тоже тяжелых больных...
Мы посоветовались с товарищами и решили все-таки попробовать эту методику у ближайшей группы больных. Понятно, что, кроме этих разрезов и перевязок, применялись все доступные нам достижения в борьбе с гнойно-воспалительными заболеваниями. В итоге работы удалось, как было сказано в одном из выводов диссертации, снизить летальность при флегмоне новорожденных с 16,1 до 6,4 процента. Или в 2,5 раза.
А за каждым процентом стоят маленькие дети.
Среди разного вида травм повреждение сухожилий у детей - одна из наиболее неблагоприятных по своим отдаленным результатам. Не помню точно даты, но что-то в конце 1947 года мне пришлось помогать очень хорошему нашему хирургу. Девочка рукой разбила оконное стекло и порезала ладонные поверхности пальцев. Она довольно быстро была доставлена в Филатовскую больницу, и ее немедленно оперировали. Вмешательство было проведено технически прекрасно. Так случилось, что через три года эта девочка попала ко мне на прием. Один палец был согнут и не сгибался. В это время я защитил диссертацию, и у меня освободились время и голова. Обратившись к профессору Сергею Дмитриевичу Терновскому, у которого тогда работал, я попросил разрешения посмотреть литературу, а заодно вызвать всех ребят, которые побывали у нас в больнице по поводу ранения сухожилий. Через несколько месяцев выявилась довольно грустная картина: в значительном числе случаев отдаленный результат лечения - неблагоприятен. Правда, швы накладывались, как это было общепринято, так, чтобы надежно сблизить между собой рассеченные отрезки сухожилия. В это время уже обрел права гражданства новый метод хирурга Беннеля. Смысл его заключался в том, что он отказался от попыток прочного шва. Наоборот, он применял самые нежные швы, но с очень хорошим и полным сопоставлением отрезков. Вместо того чтобы рано начинать движения в пальцах, он фиксировал центральный отрезок пересеченного сухожилия тонким проволочным швом, таким образом предохраняя основной нежный шов от разрыва, если пациент непроизвольно резко согнет палец. Идея оказалась отличной, Автору удалось добиться у взрослых пациентов превосходных результатов даже в тяжелых случаях.
Но как быть с детьми? Не говоря уже о том, что у нас такой проволоки просто не было, она не могла найти применения у ребят потому, что сухожилия у них тонкие и сложный проволочный шов наложить на них весьма затруднительно. У меня возникла мысль: а если через сухожилие в поперечном направлении провести прочный фиксирующий шов и закрепить его, ну, допустим, на обычных пуговицах? С этой идеей я пришел к С. Д. Терновскому. Ему она понравилась. "Но где ты будешь брать пуговицы? Спарывать с рубашек у дежурных хирургов или пожертвуешь собственными?" - спросил он меня.
Мы довольно долго ждали пациента, ибо нужна была самая плохая травма на ладонной поверхности пальцев. Такой мальчик с ранами сразу на двух пальцах через некоторое время появился, и операцию я произвел ему по своему варианту. Последствия были на редкость удачными. Тему эту поручили нашему молодому врачу А. Г. Пугачеву, который досконально отработал новый метод в эксперименте, а затем у большой группы больных и защитил кандидатскую диссертацию.
