Сатпрем - Мать или Новый Вид (Том 2)
Она ступала шаг за шагом, тихо; слышался шорох ее длинной шелковой мантии в коридоре, и вот она появлялась, улыбающаяся, смеющаяся. Она пыталась научит нас пути в никуда.
Деперсонализация
Этот коридор сам по себе был лесом. Длинный коридор второго этажа Ашрама, связывающий западное и восточное крыло. Комната Матери была на самом верху восточного крыла, на третьем этаже, напоминая большую каюту корабля посреди желтых цветов огненного дерева и шелеста кокосовых пальм. Она должна была уединиться в этой комнате в 1962 году, никогда больше не спускаясь вниз, кроме как в 1973, чтобы присоединиться ко Шри Ауробиндо под большим огненным деревом. С момента так называемого заболевания в 1958 до своего уединения в 1962 был сначала долгий подготовительный период, чтобы прочистить почву леса, который открывался одновременно со всех сторон (или становился все более густым, если угодно). Но лес начинался в коридоре. Я вышла в 9:30, думая что полчаса мне хватит, чтобы пройти через коридор и добраться туда [офис Павитры, где Мать обычно встречала меня], но оказалось, что этого мало! И так и будет все время, прямо до самого конца, все в большей степени и во всех подробностях: масса маленьких индивидуальных образчиков на ее пути, каждый со своими проблемами, своей "болезнью", своим протестом, своим требованием. И поскольку Мать уже давно перестала быть личностью, ограниченной своим "мешком с костями", то она поглощала все это, царственно и полностью, общую простуду и все остальное. А, ты хочешь быть трансформированной, не так ли? Что же, тогда ты должна трансформировать все... Тот вопрос, который задавало тело, "как ты закрепишь это", был, прежде всего, погребен подо всем, что препятствовало этому закреплению. Это была проблема не одного тела, а всех тел. Или же нужно полностью уединиться, но что означает трансформация уединенного тела, да и возможна ли она? Ты знаешь ситуацию, конечно же. Из двадцатичетырехчасового дня не выпадает НИ ЕДИНОЙ МИНУТЫ, когда я одна. И в дополнении ко внешней толпе есть и внутренняя толпа: отовсюду, все время, она валит и валит... О, все время, все больше и больше, еще больше... Изо всех вещей, которые я видел с Матерью -а были совсем ужасающие моменты -- я не встречал больше сверх-человека или не-человека, чья жизнь столь бы пожиралась людьми без минутной передышки -- ей негде было укрыться, кроме как в ванной комнате, но даже и там за ней могли наблюдать. Ни единой секунды для самой себя, в собственной комнате, чтобы просто подышать воздухом -- до самого конца. По-человечески это непостижимо. Ни секунды, чтобы сбросить ношу. Они были безжалостны, все они. Они будут безжалостными до конца, без единого исключения. Как если бы сговорились все обстоятельства, чтобы отнять у Матери ее собственную тюрьму, лишить ее индивидуальности, так сказать. Но, конечно же, она ясно видела, что путь был везде, каждое мгновение, во всем, в хорошем, плохом, благоприятном, неблагоприятном -- все направлялось к трансформации, в правильном направлении. Может показаться, что попытка использовать эту индивидуальность, это тело, чтобы трансформировать целое, то есть, использовать эту форму тела, чтобы воздействовать на универсальную телесную субстанцию, оборачивается нескончаемым усилием. Нет конца трудностям, нет конца битве! Следует поистине быть "бойцом" -- "боец" - более точное слово, чем "воин": не ты ведешь с кем-то войну, а все ополчается против тебя! Она раньше говорила это детям на Плэйграунде: Как только ты хочешь сделать прогресс, так сразу же наталкиваешься на сопротивление в себе и вокруг себя всего того, что не хочет прогрессировать. И так в точности и происходит. Даже в последние свои дни, четырнадцать лет спустя, она снова скажет мне: Я пробиваюсь, пробиваюсь через море препятствий.
И эти препятствия также служили путем. Это тот момент, который так трудно ухватить. Препятствия, возникающие в теле, являются условиями, необходимыми для движения вперед. Без этого повсеместного удушья тело никогда не нашло бы средств для своего нового дыхания. Школа ускоренной эволюции ужасна. Природа мягко атрофирует и низводит на нет органы на протяжении веков, чтобы новые органы выросли на месте старых, но когда ты хочешь превратить рептилию в птицу за несколько земных лет, это мучительно для рептилии и совершенно непостижимо для еще нерожденной птицы. Осознание грандиозности этой вещи дается мне капля по капле -- так чтобы я не была подавлена этой грандиозностью!... Очень просто быть святым. О, очень просто быть мудрецом! Я чувствую, что была рождена с этим, для меня это спонтанно и естественно и так просто! Ты знаешь все, что тебе надлежит делать, и ты делаешь это с легкостью, поскольку все тебе известно, для тебя это пустяк. Но это, эта трансформация Материи! Что мне надлежит делать? Как следует это делать? Каков путь?... Есть ли явно указанный путь? Существует ли метод? Вероятно, нет. Это поистине движение вслепую, без чьей-либо помощи, в пустыне, в пустыне, напичканной всевозможными ловушками, трудностями и препятствиями -- всеми ними, собранными там вместе... У тебя завязаны глаза, ты не знаешь ничего и ты идешь... Я точно прорубаю дорогу через девственный лес -- хуже, чем девственный лес. И иногда, поначалу, у нее вырывался крик, как если бы она получала облегчение, рассказывая мне вещи -- она также была совсем человеком, эта Мать; давайте не делать ошибки: ее сознание было не таким, как у нас, ее энергия была не похожа на нашу, но ее тело было сделано из нашей субстанции, той же самой болезненной субстанции. И с годами казалось, что все обстоятельства выстраивались таким образом, чтобы сокрушить ударами кулаков и молотка, как она сказала, всю ту мощь, все те энергии, и даже всю ту грандиозность сознания, чтобы свести его целиком и полностью к физиологическому состоянию земного тела, так что ее тело и только ее тело могло делать работу, без сверхчеловеческой энергии, сверхчеловеческого сознания и сверхчеловеческой силы. Действительно ли Мать уподобилась "инвалиду" -- сможет ли кто-либо когда-нибудь понять это? Я видел ее сияющую мощь: мощь ее была сломана. Я видел, как она распоряжалась силами и стихиями: сила ее была сломана. Я видел ее грандиозной и державной: она была заточена в двадцати адских квадратных футах кожи, ЧТОБЫ ДЕЛАТЬ РАБОТУ. Работу в теле, без трюков или чудес. Да, "подлинную работу", как говорил Шри Ауробиндо. И она позволила, чтобы все спало. Все больше и больше она раскрывала свои руки: Что Тебе угодно, что Ты хочешь... Это был первый урок непроторенного пути, и, на самом деле, первая и единственно возможная дверь: полная сдача, принятие всего. Действительно, рептилия должна полностью сбросить свою рептильскую кожу и оставить свои рептильи силы, чтобы стать нечто иным. И, поистине, нерожденная птица не может знать, что сделает из нее птицу; и на самом деле единственной вещью, обретающей все большую ясность, становится та, что все трудности, все препятствия, все отрицания и "болезни" и являются путем трансформации. Так что нечего больше делать, кроме как сдаться полностью и не оглядываясь назад. Все больше и больше я понимаю: вся эта организация и комбинация вещей, все эти клетки, нервы, все то, что позволяет тебе чувствовать -- вся это предназначено только для Работы, не имеет никакой другой цели, кроме работы. Все немощности и неспособности предначертаны для Работы; все наши глупости -- тоже для Работы. Ты идешь таким путем именно из-за того, что ЭТО И ЕСТЬ тот путь, каким ты можешь делать Работу -- и тебе не нужно пытаться делать иначе. Таково мое заключение. "Все в порядке, как Ты хочешь, пусть исполнится Твоя воля!" Нет: не "пусть исполнится", она исполняется. Это как Ты хочешь, в точности как Ты хочешь. И в конце становится совершенно забавно! Не всегда. Иногда ее тело кричало: Если бы меня оставили в покое хоть на часок, без этих писем, без... о, без того, чтобы видеть всех этих людей -- возможно, пошло бы быстрее... не знаю... Очень трудно делать одновременно два дела: трансформировать тело и заботиться о людях. Но что же делать? Я сказала Шри Ауробиндо, что буду делать Работу. Я делаю ее -- я не могу просто все бросить.
А в другое время ее окружала кромешная темнота, которая сокрушала ее. Потому что очень легко объявить, что ты "сдаешься" и "пусть все идет так, как идет", и в любом случае, ты не можешь вывести птицу из рептилии, но в то же самое время в теле должно быть нечто положительное, некий позыв, побуждение, зов, нечто, что задыхается позитивным образом, если можно так выразиться. Жизнь в теле подразумевает тысячи встреч и повседневных жестов; всякий раз возникает вопрос: делать или не делать, сказать или не сказать и как сделать и как сказать? Идет ли это в направлении рептилии или в направлении птицы? Скорее всего ты не знаешь, это движется вперед ИЗ-ЗА АГОНИИ, и это все. Ты не знаешь ничего -- ничего... Есть напряжение каждое мгновение и в каждом движении, которое ты совершаешь -- ты знаешь, делать ТОЧНО то, что должно быть сделано, сказать в точности то, что должно быть сказано: точная вещь в каждом движении... Существует постоянное напряжение, постоянное. Или если ты займешь другую позицию и доверишься божественной милости и позволишь Господу позаботиться обо всем, то не приведет ли это к дезинтеграции тела? Я это знаю, но САМО ТЕЛО ДОЛЖНО ЭТО ЗНАТЬ! Когда кто-то рядом с тобой имеет подобное переживание, то все очень просто. Прежде, если возникало хоть малейшее затруднение, мне даже не требовалось говорить что-либо Шри Ауробиндо -- все само выправлялось. Теперь, когда я делаю эту Работу, мне даже не к кому обратиться, и это тоже некое напряжение. Ты просто не можешь вообразить -- не можешь себе вообразить, какая это милость иметь кого-либо, на кого ты можешь полностью положиться, позволить себе вести себя без малейшей необходимости искать что-либо. У меня было это, я очень хорошо осознавала это, когда Шри Ауробиндо был здесь, а когда он оставил свое тело, это явилось для меня ужасным коллапсом... Ты не можешь представить. Некто, к кому бы ты мог обратиться и быть уверенным, что все сказанное им будет истиной. Нет пути, путь должен быть проложен.
