Лев Фридланд - За закрытой дверью. Записки врача-венеролога
Я дал ей все наставления относительно диэты, ухода, чистоты, покоя, которые требуются сыну, и относительно необходимости регулярно приводить его в амбулаторию. Она слушала и кивала головой. Потом я попросил ев выйти.
Когда за ней закрылась дверь, я сказал мальчику, жавшемуся к столу в позе загнанного зверька:
— Ты меня не бойся, Сережа. Ты видишь, я за тебя заступаюсь. Больше тебя мать бить не станет.
Я протянул руку и погладил по торчавшим в стороны пучкам светлых волос. Он незаметно отодвинулся, как бы влипая в дерево стола, и засопел.
— А мать тебя часто бьет?
Он засопел громче, задвигал белками глаз и вдруг неожиданно сиплыми, расплющенными звуками ответил:
— Бьет. Ну да. Она сильная.
Я раскрыл широко глаза, как бы пораженный, и спросил удивленно:
— За что?
Он машинально царапал пальцем ребро стола. И ответил, поджимая сурово нижнюю губу:
— А так. За все.
Я покачал головой:
— Как это нехорошо. А отец твой где?
Он посмотрел на меня сбоку.
— На заводе, — подумав, сказал он. — В обделочной.
Тогда необычайно заинтересованный, я опросил:
— А как мать и отец живут между собой? Не ссорятся, не шумят, не ругаются?
Он перестал царапать дерево и высунул над воротом свой острый подбородок. Потом сказал с интонациями взрослого:
— Как же, не ругаются. Тятька, как выпимши, так мамке все ребра считает.
И когда он мне сообщил, что вся их квартира — одна комната, я заметил серьезно и строго:
— А ты отчего за мать не заступишься, не скажешь отцу?
Он взглянул на меня совсем в упор, вытянув окончательно голову из воротника, И с видом состраданья к моему невежеству протянул солидно:
— Да заступишься. Тятька кроет почем зря и по-матерному и кулаками, лучше тикай.
Я опять покачал головой:
— Совсем это нехорошо. А у других ребят тоже так, отцы такие?
Он зашмыгал носом:
— И у Кольки, — сказал он уверенно. — И у Ваньки, и у Митьки. Сонькин тятька тихий, так он надорванный, его же машиной садануло.
Он уже не прилипал к столу и не смотрел дико, волчонком. Лицо разгладилось, глаза светились живым и теплым выражением. Мне казалось, что я уже внушил к себе доверие и вызвал некоторое расположение этого ребенка. Вихрастые волосы торчали смешно во все стороны; я погладил его голову и сказал:
— Я скажу матери, чтобы тебя не трогали и не били. Только обещай, что будешь аккуратно лечиться и все выполнять. Хорошо?
Он слегка съежился при напоминании о лечении; чуть-чуть насупившись, он молча кивнул головой в знак согласия.
— А ты знаешь, Сергей, — продолжал я, — отчего ты заболел? От того, что ты лежал с какой-нибудь девочкой и делал с ней нехорошее. Она, значит, тоже больна. Ты должен ей обязательно сказать об этом, потому что и ей надо лечиться. Как ее зовут?
Глаза его уткнулись в пол, а с лица сошло только что сквозившее в чертах оживление. Наступал самый трудный момент моей дипломатической беседы. После полуминутного молчания Сергей шевельнул ртом.
— Танька, — сказал он деревянно. — Танька приютская.
И постепенно я услышал от него всю эту историю, обычную историю детей, лишенных надзора, уже знающих пороки и привычки улицы. Танька приютская была девочка из беспризорных, обитательница соседнего детского дома. Сережа рассказал мне, что он играл с ней, как «тятька с мамкой». Он «любился». так, как «любились» отец и мать на его глазах. Окончательно просветили его ребята повзрослее из его же двора.
Я позвал к себе женщину с птичьим лицом, мать этого мальчика, и, как мог, растолковал ей роль ее семейного уклада и всей обстановки в деле заболевания сына.
Дети — цветы жизни. Эту фразу повторяет на все лады всякий, кому не лень. А на деле эти цветы губятся. Государство и школа Стремятся воспитать и вырастить нового человека. Но ведь ребенок живет в семье. Значит, семье в деле решения, той задачи тоже отводится какое-то место. И довольно значительное, во всяком случае. Каков же вклад теперешней семьи?
О том, что нас должно сменить здоровое поколение, что этого все хотят, что вокруг этого пункта бьется вся реформа педагогики, — говорить не приходится. Никто не станет возражать против простой очевидности. Но как добиться здесь успехов? Отсюда вот и начинаются трудности.
Теперь, после Фрейда и его аналитического толкования законов психического развития, уже никто не морщить носа, когда говорят, что детство насыщено сексуальностью. Эротические стимулы бороздят внутренний мир ребенка, и перед ними непрерывно встают сексуальные загадки, которые он ищет разрешить безотлагательно.
Семья, школа, среда, — в эти три круга заключено существование малолетнего человека. Отсюда он должен получить ответы на свои напряженные поиски.
Что занимает мысль ребенка? Сорохтин произвел анкету среди детей, поступивших в первую ступень.
Что они хотят знать о рождении живых существ? Юные анкетеры спрашивали: «как происходит зачатие у человека?», «как попадает в женщину мужское семя?», «чем можно объяснить случаи рождения ребенка у незамужней женщины?», «как происходят роды у человека?» и т. д.
В 1925 г. вышла книга «Дневник подростка». Ее следует читать всем. Тогда видишь, что мысли детей в возрасте 10–15 лет полны полом, всем, что связано так или иначе с зачатием и рождением и с сексуальными переживаниями.
Все вопросы вращаются для ребенка вокруг связи мужчины и женщины. Легко ли ответить ребенку? Оказывается, невероятно трудно. Кто должен заняться этим? Вероятно, школа.
В гор. Векше в Швеции один молодой учитель обнаружил среди школьников два или три случая онанизма. Он решил остановить этот порок в самом начале, не дать ему распространиться, и стал вести беседы по этому поводу. Через год вся школа была заражена онанизмом.
Откуда этот результат? Почему? Потому, вероятно, что детское любопытство, насыщенное эротизмом, безнаказанно затрагивать нельзя. Те же, кто это делают, должны обладать большой чуткостью и уменьем. Половым просвещением надо заниматься очень осторожно. Значит, годных для этого педагогов следует создавать продуманной и тщательной работой.
В эту щекотливую и деликатную сферу, где даже люди, движимые любовью и высокой целью, могут причинить иногда больше вреда, чем пользы, семья тоже вносить свои навыки и свои методы воспитания.
Семья у нас существует. Если государство может своими средствами содержат только 1 проц, детей, то семья есть пока условие категорическое и для нашего социального строя.
А что представляет собой наша семья? Ну, скажем, рабочая семья?
Один вдумчивый исследователь так написал о ней в сборнике для педагогов: «Грубость, брань, циничные разговоры являются еще, к сожалению, во многих местах чертами, характеризующими быт рабочей семьи. Ребенок повсюду своими ушами слышит речи и глазами видит сцены, которые не могут не возбуждать в нем самых низменных представлений».
Пусть это, окажем, невежественная рабочая семья. А как обстоит дело в так называемом культурном слое?
Другой наблюдатель отвечает; «нужно прямо сказать, что в смысле обстановки для воспитания в современном культурном человечестве пока все делается так, как будто вокруг нас нет детей, или мы поставили себе задачей научить их превзойти нас в испорченности; все здесь дает богатые стимулы к раннему пробуждению полового чувства».
Клевета ли это на семью или на наших детей? Конечно, так легко отмахнуться от всякой проблемы. Но вот д-р Осипова напечатала в «Педагогическом журнале» за 1923 г., что, изучая современных детей в семьях, она нашла у них «повышенное половое возбуждение, раннее проявление полового любопытства, распространение употребления циничных слов и жестов, разговоры на половые темы, онанизм и, наконец, педерастию».
Анкета д-ра Гельмана в 1922 г. показала, что наша молодежь ни в школе, ни в семье не получает правильного ознакомления с процессами половой жизни.
Если ни школа, ни семья, то кто же учит? Улица, товарищи или иногда случайный «взрослый». Можно представить себе, что получается в результате!
Однако, что же делать? Где же выход?
Конечно, выход один. Он заключается в той же семье, школе и среде. Ничего другого больше у нас нет. Но надо заняться прежде всего их реорганизацией. Или, если хотите, их организацией я не знаток проблемы. Я только гость в этой области. Поэтому я не стану предлагать рецептов спасения. Я об этом говорю так, как мне приходится думать, когда я с нею сталкиваюсь.
Школа, конечно, найдет верный путь для себя. Это несомненно и неизбежно. Если не сегодня, то завтра.
С семьей же, мне кажется, будет труднее. Однако, это обстоятельство не должно удручат. Значит, тем плодотворней будет успех.
