Порфирий Ипатов - Хвоя, изгоняющая болезни. Великий славянский лекарь
– Пошли вон, нелюди! Знаю я вас, вам бы лишь запихнуть человека в лазарет свой проклятый, да угробить там пилюлями своими! К черту!
– Успокойся ты, Митька, – тихо сказал мой товарищ. – Не узнал меня, что ли? Это ж я, Миколка!
– Эххе-хе-хе, – прокашлялся пастух. – Ну, узнал, и что? Чего пришел-то?! Посмотреть на больного потешно, что ли?! А ну-ка, проваливайте к чертям отсюдова! – махнул он на нас скрюченной рукой.
– Помочь мы тебе пришли, – постарался успокоить я пастуха. – Я лечением занимаюсь, но не врач при этом. Природными лекарствами исцеляю.
Видимо, это успокоило немного Митьку. Во всяком случае, смотреть он на нас начал не так сердито.
– Ну, и чего можешь ты, целитель? – спросил он.
Я прекрасно чувствовал истоки приступа его болезненного. Там, где находился энергетический центр воли, у пастуха был темный да мерзкий сгусток. Центр этот отвечал не только за волю, мужественность, храбрость да благородство, но еще и за количество ярости да злобы в человеке. Тот темный сгусток, что был у Митьки, черной злобой и был. Ее было настолько много, что она желудок его прожигать начала. И началось это еще давным-давно. Потихоньку, помаленьку, злоба черная копилась, копилась, а теперь ее стало настолько много, что приступ пастуха и хватил. Может быть, и не так все плохо было, если б не мать его. Злобы у нее не меньше, чем у Митьки было, только ее-то в себе она не копила, а на сына своего сливала. А он-то боялся ее, поэтому и не отвечал ей злобой на злобу. И в итоге-то Митька болезнь получил, а мать здоровой осталась.
– Полечим мы живот твой, полечим, – мягко сказал я пастуху. – Ты только в спокойствии будь, да не сердись. Меньше сердиться будешь – быстрей здоровей станешь.
Митька схватился рукой за живот да застонал. Жалко было пастуха. Нужно быстрее было средство целебное готовить, чтобы помочь ему. Никаких трав под рукой у меня не было, а до дома далеко топать. Да и не известно еще, есть ли дома травы нужные. Тут я решил, что хвоя да подорожник нужны мне будут. И то и другое недалече в лесу росли, поэтому я попросил Миколку сходить за ними. Средство из хвои да подорожника несколько раз применяла бабка моя, и, как я помнил, оно очень хорошо помогало при любых недугах желудочных. Помимо этого, я попросил Миколку еще и живицы сосновой набрать немножко.
Живица целительная (смола)Сколь помню я, живица притягивала меня с детства самого. Притягивала не оттого, что липкой она была, а оттого, что диковинной она мне казалась. Будто неведомая сила в ней какая-то есть. Я знал, что силой этой деревья специально с нами делятся, на благо. Хоть у меня знаний и не было тогда никаких, но лес мне словно подсказывал, как смолу использовать для поправки здоровья своего можно. Как-то раз я в лесу за зайцем решил погнаться. Хотелось мне, мальчугану, догнать зайца-то, поймать да погладить. С косым в скорости соревноваться, только время тратить! А в конце и вовсе свалился, об торчавшие из-под земли корневища запнувшись. Ударился-то я сильно, так, что даже локти себе все раскроил. Встал я, помычал от боли немного, отряхнулся, смотрю, сосна передо мною прямо стоит. Толстая такая, да высокая. И что более меня удивило, по ней живица свежая тонкими ручейками бежала. Словно дереву жалко меня стало, что упал я, да заплакало оно, а живица вместо слез была. Тут я взял на пальцах смолки немножко, да начал раны себе замазывать ею. Пока я из лесу домой возвращался, боль от ран-то утихать начала, а как домой вернулся, так и вовсе прошла. Раны сами-то быстрехонько зажили. Раза в два наверно быстрее, чем должны били. Я уверен был, что благодаря живице все. А когда я целебные свойства ее изучать начал, тогда взаправду убедился, что смола-то целебную силу имеет.
Особенно хорошо живицу с маслом растительным сочетать было. Стоило смешать их один к одному, как настоящая природная мазь получалась. Лекарству этому целая куча применений есть. Вот если сердечко у вас пошаливает, то ее надо в область сердца втирать хорошенько. Втирать да массажировать легонько. От этого сердце ваше живее да здоровее намного будет.
Ежели же у вас суставы, али поясница болит, то мазь в эти места намазывать нужно движениями разогревающими. От этого хорошо боли суставные да поясничные проходят.
Вдруг где ссадина, ушиб, то и тут живица поможет. С помощью нее всяческие раны, да синяки в два раза быстрей заживали. При язвочках да фурункулах хорошо было не просто смолку применять, а в смеси с маслом растительным (мазь, про которую я ранее рассказывал).
При недугах желудка да кишечника живицу внутрь принимать нужно. Для желудка полезней чистая живица, а для кишечника – в смеси с маслом. Митька, о котором рассказ я в главе этой веду, и принимал как раз ее для желудка-то своего. Горько, конечно, смолу-то живьем есть, но полезно зато очень. При недугах желудочных средство нужно принимать по маленькому комочку размером с орешек кедровый, каждый день.
Теперь же дам вам советов немножко на случай, если вы сами захотите живицы пособирать для целей лечебных. Самое главное, смотрите, чтоб она как можно прозрачней была. От этого ее целебные свойства зависят. Прозрачная большую силу имеет, а мутная – маленькую.
Живица каждого вида дерева отличается друг от друга. У ели сильней на желудок влияние оказывает, а у сосны лучше раны излечивает. Пихтовая живица полезней для сердца, а кедровая – для костей да суставов.
Пока Миколка ходил, я подготавливать необходимое начал. А как он принес все, что просил, то готовить приступил. Тем временем успели и Матрона с дочерью вернуться. Лошади с мужиками они так и не нашли. Матрона поворчала немного, что, мол, зелени всякой сюда понатаскали, да и ушла в другую комнату.
Отвар готов был, да только ему еще и настояться нужно было. По добру, он целую ночь доходить должен был, но, коли, дело срочное было, то я всего лишь два часа подержал. Подав Митьке стакан с отваром, я сказал ему:
– Пей спокойно, не торопясь, глотками маленькими. В кувшине, там еще на два раза хватит. Один раз с утра выпьешь, а второй раз в обед. А завтра я еще раз приду после обеда.
Митька буркнул что-то в знак согласия, да начал отвар пить.
– Ну и гадость же ты мне дал, – вознедовольствовался пастух, допив отвара кружку.
– Это тебе не морс ягодный, – говорю я. – И еще, чуть не забыл. Вот тебе комочек, утром съешь его обязательно.
– Смола, что ль? А на кой черт я ее жевать буду? Вот сам и жуй, – возразил Митька.
– Дело твое. Захочешь вылечиться – съешь, не захочешь – не съешь, – ответил я, да отправился домой к себе.
Уже смеркалось, а компания мужиков наших заводских так и продолжала веселиться. На несколько улиц их голоса разносились, а мне не весело совсем было. Я все думал, что с Митькой-то дальше делать. Ну, вылечу я его на этот раз, а дальше что? Ведь мать-то, которая и послужила причиной недуга, не денется никуда. Она так и будет продолжать злость на сына своего сливать, а он опять болеть начнет. Митьку-то еще можно исправить, излечить злостность его, а вот матушку его – только могила. Выход был один всего: найти Митьке бабу хорошую, чтоб жил он с ней от матери отдельно. А чего? Митька еще не старый был, в самом расцвете сил, можно сказать. Работящий да не пьющий к тому же. С такими вот мыслями я и добрался до дому.
На день следующий я, как и обещал, пастуха проведать пришел. Матери с сестрой его дома не было, слава Богу. Митька по-прежнему лежал на кровати, но вид его был лучше гораздо. Энергетика его в области живота немного почище стала – на пользу отвар пошел. Видно было даже, что вставал он несколько раз с кровати-то.
– Вот целитель наш явился, – из-за кровати произнес пастух.
– День добрый, – поздоровался я с ним. – Ну, как оно?
– Не такой уж-то и добрый, – проворчал Митька. – И поздоровей бывало.
– Полегче с животом-то стало? – говорю.
– Ну, полегче, – нехотя ответил пастух. – Да только все равно ведь болит, зараза! А снадобье твое я выпил, да смолу гадостную проглотил. Мамаша моя вчера чуть не вылила отвар этот, да я вовремя утащил его…
– Молодец, что выпил все добросовестно, – похвалил я его. – Сейчас покажу тебе, как отвар этот готовить, а дальше ты сам уж, коль вылечиться хочешь. Встать-то хоть можешь?
– Могу-могу, – проворчал Митька. – Сколь еще эту гадость-то пить нужно будет?
– Пока не излечишься, – спокойно ответил я. – Хвою-то с подорожником не выкинула мать твоя?
– Не выкинула, убрал я всю эту зелень с глаз ее. Вон, за банками в бумаге завернутая лежит, – ответил Митька, с кровати поднимаясь.
– Ну, тогда хорошо все, – забрал я сверток с хвоей да подорожником. – Айда на кухню…
Хоть и вредничал Митька, но вылечиться он по-настоящему хотел. Это в глазах его видно было. Я чувствовал, что в глубинах души его не было той злости самой, которую он всем показывает. Ему просто материнской любви не хватало. С детства самого мать его вместо любви злостью да страхом кормила. Таким вот и вырос он.
