Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни - Шеперд Ричард

Значит, Клэр каким-то образом была задушена собственным ожерельем. Теперь, когда я установил бесспорную причину смерти, было бы неплохо собраться и отправиться домой, только вот вскрытие на этом не заканчивается. Необходимо проверить, что еще может рассказать тело, и убедиться, что смерти не способствовала какая-нибудь естественная причина.

Пока я делал свое дело, детективы обсуждали, что Клэр могла задушить себя, когда залезала в кусты: ее ожерелье могло зацепиться за сломанную ветку с бесконечными колючими ответвлениями.

— Запросто, — согласился я и, не поднимая головы, понял, что детективы закивали.

Вывод: смерть Клэр была несчастным случаем. Я указал на классические признаки удушья на ее лице и глазах — маленькие красные точки, которые мы называем петехиями.

Таким образом, почти не оставалось сомнений, что она была задушена ожерельем. Вопрос был в том, не замешан ли в этом кто-то еще? И единственный способ для судмедэксперта выяснить это — попытаться найти любые признаки насилия: борьбы или попытки самообороны.

На левом предплечье Клэр был небольшой синяк, а на лице — зажившая ссадина. На ее голенях было несколько старых синяков: обычное дело для непоседы, какой, вероятно, и была Клэр: она считалась трудным ребенком и постоянно сбегала из дома, как сообщила мать. Тогда я не стал задаваться вопросом, с чем это может быть связано.

— Господи, вы только гляньте: кто-то все-таки устроил ей взбучку! — воскликнул один из детективов, когда я перевернул ее маленькое тело на живот, чтобы осмотреть спину. Почти посредине действительно было синее пятно размером с ладонь.

— Вот это синячина, — согласился помощник коронера.

Но это был не синяк. Это был невус — мы довольно часто имеем с ними дело, особенно на детских телах. Обычно они располагаются посередине спины, особенно на пояснице, и зачастую выглядят как круглая выпуклая синяя родинка, но иногда представляют собой просто пятно кожи другого цвета, и тогда их нередко путают с синяками, причем даже опытные судмедэксперты.

— На самом деле это что-то вроде родинки, — сказал я. — Ее еще называют синим невусом или монгольским голубым пятном.

— Звучит как будто это что-то с фермы, вроде породы какой-нибудь курицы, — отозвался помощник коронера. Детективы ничего не ответили и смотрели на меня с недоверием.

— Просто пигмент расположен глубже, отсюда и синий цвет, — добавил я.

— Как по мне, так вылитый синяк, — выдержав паузу, сказал сержант.

— Да говорю же вам, нет, — заверил я его.

Я знал, что прав, но атмосфера в комнате изменилась, хоть и совсем немного. Взглянув на детектива-инспектора, я понял, что он стал во мне сомневаться. Теперь он пристально наблюдал за телом на случай, если я пропущу какие-то другие синяки или следы насилия. Я постарался не принимать его подозрения на свой счет.

Все внутренние органы Клэр были в норме: обычного размера и совершенно здоровые. Добротная красная печень без следа вредных привычек, крепкое маленькое сердечко, которое должно было еще долго биться, артерии и вены без намека на бляшки и утолщения, накапливающиеся у человека в течение жизни. Ее кожа была девственно чистой — солнце, несчастные случаи и алкоголь еще не успели оставить на ней свой след.

На коже головы отсутствовали какие-либо признаки повреждения, череп был целым, а мозг — нетронутым. К семи годам этот орган утрачивает мягкую студенистость, характерную для младенца. Конечно, он становится больше, хотя в течение жизни вырастает и не так сильно, как остальное тело: при рождении он весит всего в четыре раза меньше, чем у взрослого человека, — именно поэтому головы младенцев кажутся такими непропорционально большими.

Одна из причин увеличения мозга — рост количества миелина. Нервные клетки передают инструкции в мозг, из него и внутри, а миелин — это жировое вещество, постепенно покрывающее длинные тонкие волокна этих клеток подобно тому, как вы заворачиваете на Рождество бутылку вина в подарок. Представьте, что вы продолжали заворачивать одну и ту же бутылку на протяжении двадцати пяти лет (так никому не подарив и ни капли не отхлебнув из нее!): в итоге у вас может получиться добрая сотня слоев оберточной бумаги. Именно этим первые двадцать пять лет жизни человека и занимаются клетки, заворачивающие в миелин наши нервные волокна, их еще называют шванновскими. Это загадочные клетки, все многочисленные функции которых мы, пожалуй, еще не до конца понимаем, но точно известно, что они помогают передавать электрические сигналы, несущиеся по нервным волокнам со скоростью в 300 км/ч. Эти волокна уходят вниз по позвоночному столбу, соединяя мозг с остальным телом. Таким образом, некоторые из них достигают огромной длины. Так, например, когда инструкция пошевелить пальцем достигает позвоночного канала, она передается самому пальцу всего по одному волокну, длина которого может быть больше метра. В одном пучке нервных клеток, или нейронов, волокна могут работать в обоих направлениях: сенсорные нейроны сообщают мозгу, что пальцу горячо, а двигательные посылают инструкцию отодвинуться от огня.

Лишь к двадцати пяти годам все шванновские клетки встают на свои места, но уже к семи они успевают проделать немало работы, обеспечивая надежную передачу электрических сигналов по организму посредством нервных волокон. Одно из них было для Клэр особенно важным. Моей задачей теперь было обнажить его.

У любого хирурга, оперирующего в этом месте живого пациента, должна быть твердая рука. В горле полно мелких мышц, и одна маленькая ошибка может обернуться катастрофой для пациента, нарушив его речь или глотание. Чтобы добраться туда, мне пришлось убрать крупную мышцу, стоявшую на пути, которая тянется от основания шеи до уха и заметно выделяется при повороте головы. Даже у ребенка ее ширина достигает пяти сантиметров. Я отрезал ее у основания, а затем тупой стороной скальпеля освободил от окружающей паутины тканей.

В теле полно таких паутин: органы, мышцы, нервы, кровеносные сосуды, практически все внутри нас удерживается на месте замысловатым переплетением тонких нитей соединительной ткани, которые и своим видом, и малой прочностью напоминают творение маленького усердного паучка.

Мягкая словно вата, эта ткань ничего не сможет удержать при автомобильной аварии, но в повседневной жизни в отсутствие физических травм будет ненавязчиво и с определенной долей эластичности мешать кровеносным сосудам, нервам и органам покинуть предназначенное для них в организме место.

Невероятно просто отделить мышцы, проведя скальпелем и даже просто пальцем по этой ткани. Хирургам, разумеется, приходится делать это на живых пациентах. И если эти же самые пациенты после смерти попадут ко мне на стол, я смогу обнаружить склеенные между собой органы и сосуды, лишенные этой соединительной паутины.

Отделенную от этого мягкого ложа большую грудино-ключично-сосцевидную мышцу можно без труда сдвинуть в сторону, что я осторожно и сделал. Теперь я прорезал себе путь вглубь горла, подбираясь к величайшей святой троице нашего организма: сонной артерии, яремной вене и блуждающему нерву.

Прижатые друг к другу вену, артерию и нерв называют сосудисто-нервным пучком, и эта троица соединяется в пучок внутри тончайшей защитной оболочки, которую еще называют сонным влагалищем.

Внутри этой ткани яремная вена похожа на крупного качка, сонная артерия — на его изящную, но довольно упитанную девицу в белом, а где-то между ними проглядывает их худющий верный слуга, без которого им просто не обойтись, — блуждающий нерв.

Хотя внутри человеческого тела все и не разрисовано в разные цвета, как это обычно бывает на иллюстрациях в учебниках по биологии (иначе работа хирурга, полагаю, была бы настолько простой, что с ней справился бы любой), артерии справедливо изображают красными, а вены — синими.