ХРОНИКИ ДАО - Deng Ming-Dao
– Сосунок! – рассмеялся Фэн. – Ничего, значит, нам со стариной Пуном достанется больше.
На лестнице послышался звук шагов.
– Наконец-то принесло старого ублюдка, – буркнул Фэн. Его лицо от спиртного уже раскраснелось.
– Неужели вы двое начали есть без меня? – послышался гулкий голос от двери.
– А ты все равно никогда не ешь с нами! – огрызнулся Фэн тоном обиженного повара.
– Ф-фу! Просто у меня есть собственные предпочтения.
Снизу послышался лязг велосипеда, который ставили на подножку у стены.
– И смотри не уродуй там стены!
– Угомонись, не то еще сердечный приступ себе заработаешь! Потом дядюшка Пун тяжело загрохотал вверх по лестнице. Несмотря на свою седину и шестидесятипятилетний возраст, Пун все еще сохранял прямую осанку и был полон жизненных сил. Он зарабатывал себе на хлеб, работая грузчиком. Сложения дядюшка Пун был крепкого и плотного. Большие ладони он по привычке держал чуть в сторону, словно был всегда наготове. Почти всю свою жизнь он был моряком, так что умение вязать самые различные узлы сделало дядюшку Пуна одним из наиболее известных мастеров среди китайцев Питтсбурга. Если кто-то хотел отослать на родину посылку или ящик, дядюшка Пун неизменно обвязывал груз манильским канатом. Однажды Сайхун видел, как дядюшка нес на спине целый корабельный сундук! Судя по всему, не было практически ничего, что дядюшка Пун не смог бы передвинуть при помощи канатов, рычагов, а чаще всего – собственной силы.
Вместо пояса его брюки были подвязаны куском каната; кроме того, в любое время года Пун всегда ходил в одной и той же шерстяной куртке. Куртка была длинная, с невообразимым количеством странных кармашков изнутри. В кармане мог оказаться клочок бумаги, немного шпагата, даже монета – но чаще всего они были пусты.
Дядюшка Пун подошел к столу и снял куртку, обнажив свой мускулистый торс. Голова у него была массивная, как у слона, а коричневая плотная кожа так и лоснилась. В сравнении с остальной физической мощью странно несоразмерными казались крохотный тонкий рот и совсем уж изящные очки в тонкой металлической оправе, которые каким-то чудом держались на широком лице Пуна.
– Ну, почему ты опоздал сегодня? – буркнул с полным ртом Фэн.
– Меня задержали, – по-английски ответил Пун.
– И что же задержало? – удивленно спросил Сайхун.
– Не в смысле дел,- я не задержался по делам. Я имею в виду, что меня не упускали,
– Вы хотите сказать, что вас остановили и ограбили? – удивленно спросил Сайхун.
– Ага! – гаркнул дядюшка Пун, многозначительно переглянувшись с Фэном. – В конце концов, я старик с желтой кожей. Эти американские парни думают, что я для них легкая добыча!
Сайхун улыбнулся: он знал, что дядюшка Пун был ветераном кулачных боев стенка на стенку.
– Так что же произошло? – не унимался Сайхун.
– Он остановил меня, когда я как раз садился на свой велосипед. Он требовал у меня денег. У него нож был.
– Глупый сопляк, – пробормотал Фэн.
– Вот я и стоял, расставив руки в стороны, пока этот идиот просматривал все мои карманы – а даже я не знаю точно, сколько карманов в этой куртке.
И дядюшка Пун сделал драматическую паузу, словно давая двум товарищам время хотя бы приблизительно прикинуть количество этих самых карманов.
– Когда он закончил, то совсем разозлился. И вот тогда я дал ему как следует! Я просто сделал какого-то зубного врача безумно богатым, – завершив свое признание, дядюшка Пун вошел на кухню и продемонстрировал свой кулак размером с наковальню. Завидев это, дядюшка Фэн засмеялся от удовольствия.
Услышав, что Пун разжигает плиту, Сайхун и дядюшка Фэн вернулись к своей трапезе. У Пуна были свои пристрастия к пище: ему нравилось есть именно то, что никогда не встречалось в Китае, – например, отбивную с кровью. Раскалив плиту, пока от металлического листа не начал виться дымок, дядюшка Пун быстро плеснул на плиту масло и положил солидный кусок мяса. Быстро прожарив один бок на докрасна раскаленном металле, Пун перевернул отбивную – готово.
Потом дядюшка Пун присоединился к остальным, держа в руках тарелку с шипящей отбивной, рисом и обжаренными овощами. Обильно полив ужин кетчупом и соком от мяса, он тут же набросился на еду, вооружившись ножом и вилкой. Отбивная брызнула кровью, рис стал коричнево-красным. Почти сырое, но горячее мясо пришлось дядюшке Пуну по вкусу.
– Варвар! – с отвращением проворчал Фэн.
– Ты давай, наливай виски, старый черт!
Фэн выполнил приказание, воспользовавшись возможностью вновь освежить свой стаканчик.
– Придется мне догонять тебя, – заметил дядюшка Пун.
– Не переживай, – успокоил его Фэн. – Можешь выпить долю Бычка. Пун с явным удовольствием быстро расправился с отбивной.
– Да, если бы не отбивные, как хотел бы я сейчас вновь очутиться в родном Фошане! – вздохнул он.
– Да-а, еда там, в Фошане, – это, Бычок, скажу я тебе… да ты просто никогда и не пробовал ничего подобного! – согласился дядюшка Фэн.
Тут Сайхун вспомнил о многочисленных застольях и празднествах, в которых ему довелось участвовать. Это происходило в красивых залах из сандалового дерева. Он не мог не согласиться с тем, что кантонские повара славились своим искусством. В конце концов разве императору Цзянлуну не пришлось переодеться инкогнито лишь для того, чтобы отправиться на юг и попробовать тамошнюю кухню?
– О да! – с энтузиазмом воскликнул дядюшка Пун, когда Сайхун упомянул эту историю с императором.
– Император был хитер. А еще он был непревзойденным воином.
– Но при этом жестоким, – вмешался Фэн. – Ведь он сжег дотла Шаолинь!
Глядя на то, как старики потихоньку напиваются, Сайхун предался воспоминаниям и сентиментальным размышлениям. Где теперь Китай странствующих рыцарей и древней красоты? Где его мастер, храм, товарищи по учебе? Где та жизнь, к которой он стремился, – жизнь путешествий по дивным пейзажам, опутанным плотной паутиной исторических воспоминаний? В Китае каждый камешек, каждая травинка хранили в себе бездну преданий, как действительно имевших место, так и мифологических. То могли быть рассказы о вечной дружбе, сказания об известных сражениях, легенда о месте, в котором бог спустился на землю, или место встречи возлюбленных, река, в пучине которой спят драконы…
– Я уже стар, – произнес Фэн, который порядком опьянел, – но если бы мог, обязательно вернулся бы обратно.
– А я ни за что, – твердо заявил дядюшка Пун. – В Китае я жил бы еще беднее.
– А ты, Кван, – ты вернулся бы назад? – спросил Фэн.
– Не знаю. – Как он мог рассказать им о задании, которое надлежало выполнить.
– А почему бы тебе действительно не вернуться? Ты бы женился.
– Женился? – улыбнулся Сайхун. – Я не из той породы.
– Каждый мужчина из той породы! – рассмеялся Фэн.
– Но ведь вы двое холостяки, – возразил Сайхун.
– Ты думаешь, жить в этой стране так легко? – спросил Фэи.
- Не в этом дело, – угрюмо произнес Пун. – Слишком старые, слишком бедные, слишком некрасивые… Если у человека есть хотя бы одно компенсирующее качество, этого достаточно. Например, если ты богат, ты можешь купить себе невесту независимо от того, насколько ты стар и уродлив собой. А что мы? Как говорят здесь, – тут он переключился на английский, – «Три раза будешь участвовать в забастовках – и ты уволен!» И все трое рассмеялись, согласно кивая головами.
– Значит, ты приехал сюда, чтобы разбогатеть, как и все мы? – спросил Фэн у Сайхуна.
– Ну, я слышал, что Америка очень необычная страна, – честно ответил Сайхун.
– Необычная в каком смысле? – в голосе у Пуна послышалась озабоченность.
– Я читал конституцию и Декларацию Независимости. Я подумал, что это замечательная страна.
– Глупый книжный червяк-идеалист! – укоризненно произнес Фэн. Дядюшка Пун задумчиво осушил стакан:
– По крайней мере, я надеюсь, что теперь ты выбил эту дурь у себя из головы!
– Ты пьян! – предупредил Фэн.
– Нет, не пьян, – стоял на своем Пун. – А даже если бы и да – разве от этого мои слова менее ценны?
– Наш Бычок полон романтики и идеализма, – возразил Фэн. – Зачем ему портить жизнь болтовней?
– Значит, он книжечки почитывает, – пожал плечами Пун. – Что ж, попытаюсь дать ему настоящее образование.
– Как хочешь, – ответил Фэн. – Я пока помою посуду.
Нетвердо держась на ногах, дядюшка Пун развернулся к Сайхуну. Он наклонился достаточно сильно, чтобы Сайхун мог почувствовать тяжелый «алкогольный перегар.
– Дай-ка я расскажу тебе, что однажды мне сказал человек с Кавказа, – ‹ усилием произнес Пун. – Он сообщил мне, что «десять китайцев не стоят одного черномазого». А ты знаешь, как они относятся к неграм! Остальное додумаешь сам!
