ХРОНИКИ ДАО - Deng Ming-Dao
– Неубедительно, – констатировал Ван, глядя на задыхающегося Сай-хуна. – Но, во всяком случае, ты еще на ногах.
Сайхун развернулся с бессильным отчаянием: позади него стояло несколько товарищей по учебе, которые выдержали такой же бой, не утратив при этом чувства собственного достоинства; там же были еще столько же тех, кто был тяжело ранен. Ван приказал всем возвращаться в город. Победителям он не сказал ни слова поддержки, зато проигравших всю дорогу укорял, хотя в принципе все были достойны похвалы. Такова судьба знатока боевых искусств: он видит лишь жестокое обращение к себе и слабости других.
Единственной радостью в личной жизни Сайхуна было новое удовольствие, которое называли «электрическим театром теней», – кинематограф.
Посещение роскошных кинотеатров, где среди плюшевых портьер в стиле рококо стояли ряды красных бархатных кресел, было излюбленным времяпровождением в Шанхае. Публика с удовольствием смотрела последние голливудские картины. К сожалению, отправиться в кинотеатр в одиночку юноше не удавалось: приходилось изыскивать способ заинтересовать этим учителя, чтобы потом отправиться вместе с ним в качестве сопровождающего. Проявляя чудеса изобретательности, Сайхун торжественно объявлял Ван Зипиню о возможности посмотреть «учебные фильмы», в которых показывается жизнь в Соединенных Штатах и техника боя американских воинов. Благодаря этому учитель и ученик еженедельно «изучали» дублированные фильмы с субтитрами, в которых играли Дуглас Фэрбэнкс-Младший, Джеймс Кегни, Керк Дуглас и Хамфри Богарт, Несмотря на то что картины действительно были новыми, а на сеансах к тому же показывали документальные киножурналы о Второй мировой войне, Вану и Сайхуну США продолжали казаться странным государством, населенным гангстерами, пиратами, робин гудами, вервольфами, воздушными асами и ковбоями.
Больше всего Сайхуну нравился Кегни: его решительные и свойские персонажи, изъяснявшиеся на крутом городском жаргоне, во многом были сход -ны с тем, как старался вести себя Сайхун. Когда он пытался понять американскую жизнь, мир киногероев переставал казаться ему странным. В Шанхае все было устроено точно так же: гангстеризм, деньги, стиль жизни, бравада местных суперменов, странные улицы со странными людьми, безупречно одетые аристократы и сверкающие лимузины. Возможно, Чикаго и Нью-Йорк вполне схожи с Шанхаем, думал он. Может быть, именно по этой причине голливудские режиссеры понимали пульс жизни злого, развращенного города; и может, поэтому в фильмах возникали персонажи типа Кегни, которые понимали, почему молодому жителю такого мегалополиса нужно обладать жесткостью и решительностью.
Раз за разом Сайхун уговаривал Вана сходить в тот или иной кинотеатр. g принципе, ему было все равно, смотрят ли они фильм повторно, будет ли да комедийным, немым, документальным или лирическим. Ученик и учитель любили ходить в кино; иногда им удавалось уговорить даже других старейшин посетить это удивительное изобретение Запада. Однажды на сеансе, #де показывали «Франкенштейна», Сайхун увидел Лю – толстого шаолиньского боксера, который был одного возраста с его учителем. Г Когда свет в зале погас, старик мирно сидел на своем месте, неподвижно, словно Будда. Он пребывал в полном созерцании, пока на экране не возник Монстр. В ту же секунду перепуганный Лю вскочил и ринулся к выходу, коло-тй по головам соседей. В кинотеатре поднялся невообразимый гвалт, но Сайхун только порадовался этому. Вот мой следующий соперник, подумал он.
В городе Лю обладал весомой репутацией, хотя был он уже старым толстяком с повадками неотесанного мужлана. Если Сайхун победит его – ну, Щл, как это делают ковбои на Старом Западе, – то его репутация бойца значительно возрастет. Тогда, как говорят герои на экране, он станет «горячим парнем».
* На следующий же день Сайхун отправил Лю официальный вызов на бой. ¦Почти тут же пришел несколько напыщенный, немногословный ответ. Когда йа следующий день Сайхун входил в здание школы мастера Лю, он все еще хихикал, вспоминая свое послание.
– Ага, так ты – ученик Вана, – сказал мастер Лю, завидев Сайхуна.
- Да, – торжественно заявил юноша. – Простите мне мой вызов. Я действительно дерзок и по достоинству оценю кое-какие добрые указания на этот счет.
В душе же Сайхун говорил совсем другое: ну погоди, толстяк, я иду.
– Ладно, можешь атаковать меня любым способом.
; – Вы – мастер. Должен ли я проявлять уважение и сдерживать себя?
– Если ты поступишь так, я сильно огорчусь.
‹; Услышав эти слова, Сайхун ухмыльнулся: еще бы! Сейчас он мясник, перед которым стоит жирный боров. С этими мыслями он вынул два острых и длинных кинжала.
Мастер Лю подобрал подол своей длинной рубашки и пригладил несколько одиноких волосков на гладком черепе. Он лишь плотнее сжал свои Шлстые губы и гордо приосанился, даже не позаботившись подобрать оружие и для себя.
«Ладно, твоя гордость не спасет тебя», – подумал Сайхун и бросился на Лю.
Он с удивлением заметил, что в первую же секунду схватки старик без •сякого труда выбил у него из рук оба кинжала. Потом мастер Лю широко улыбнулся, погрузив свой кулак размером с кувалду в живот Сайхуну.
Однако одного-единственного удара было явно недостаточно, чтобы преодолеть долгие годы тренировок, и Сайхун просто отступил назад. Переваливаясь, мастер рванулся вперед. Сайхуи изо всех сил несколько раз ударил его, но это было все равно что делать массаж киту.
Разволновавшись, Сайхун отбежал за столик, чтобы выиграть немного времени, но испытал настоящее потрясение, когда мастер подпрыгнул и перекатался через стол, словно гигантское пушечное ядро из жира. Сайхун понял, что сможет победить, только если будет бороться с мастером Лю. Он быстро шагнул в сторону от мастера и провел захват сзади. Все, теперь мастеру не вывернуться.
И тут раздался громкий звук – это мастер выпустил огромную струю газов из кишечника. Никогда еще Сайхун не ощущал такого отвратительного зловония. Комок тошноты мгновенно подступил к горлу, а мастер легко развернулся и сильным ударом лишил Сайхуна сознания.
…Сайхун пришел в себя уже в доме своего учителя. Ван Цзыгаш, недовольно ворча, обрабатывал его раны различными лекарствами и мазями. Позади возвышался озабоченный, но не скрывающий удовлетворения мастер Лю.
– Да-а, теперь мастер Ван долго будет сердиться из-за того, что один из его учеников потерпел поражение, – ехидно заметил мастер Лю.
– Мастер Лю тебе не по зубам, дрянь ты такая! – прикрякнул Ван на Сайхуна. – Ты опозорил меня.
– Не принимай это близко к сердцу, старый друг, – успокоил его Лю. – Он хороший боец. Я был вынужден применить мое секретное оружие.
– Нет!… Только не это! – воскликнул Ван.
– Именно это, – гордо подтвердил мастер Л ю. Потом он склонился над Сайхуном: – Многие годы, мой мальчик, я тренировался, совершенствуя это свое умение. Я ем много мяса, яиц и особых трав. Если хочешь, я научу тебя этому.
– Мастер очень добр ко мне, – слабым голосом пролепетал Сайхун. Он чувствовал новый приступ дурноты.
– Запомни, малыш, – подмигнул ему Лю, – у мастера всегда найдется кое-какой сюрприз в рукаве.
И оба старика направились к двери, хихикая, как расшалившиеся мальчишки.
– До встречи в кинотеатре, – бросил юноше мастер Лю, проворно выкатываясь из двери.
Глава двадцать шестая Сон бабочки
Этo было почти через два года после ухода Сайхуна с Хуашань. Он стоял кулисами Шанхайского Оперного театра. Сайхун чувствовал необходимость сделать карьеру, и оперная труппа давала для этого неплохие шансы. БЩе более важной была возможность получить постоянную работу в эти •Ййкелые военные годы. Работа была артистичной, выразительной и интеллектуальной. За время гастролей труппы Сайхун встречался со многими интересными покровителями театрального искусства. Ему нравилось принадлежать к миру изящного творчества. Процесс творчества, благодаря своей способности давать высокое удовлетворение и привносить новый смысл в жизнь, не только был ничем не хуже духовности, но и позволял избавиться от невежества – состояния, которое больше других не нравилось Сайхуну. В Сущности, работа в театре ничем не отличалась от монашеской жизни или существования в тайном мире боевых искусств: вопрос был лишь в переориентации побудительных мотивов. Многие спектакли были посвящены религиозной тематике, и Сайхуну выпадали роли различных богов и генералов. Здесь также пригодились знакомые ему стойки, жесты и особые движения. Он участвовал в спектаклях, сюжет которых был посвящен бессмертным, алхимии, отшельничеству (в особенности в том, что касалось исторических личностей, удалившихся от общества, чтобы избежать служения императору), жизни богов на небесах и даже самому Лао-цзы.
