Лев Филатов - После матча
Если бы футбол подчинялся исключительно техническим закономерностям, и всюду его творили на один манер, и отличался он порядком занятых в турнирах мест, и судили о командах просто: «посильнее» или «послабее»,- земной шар не признал бы эту игру как чрезвычайно важную для всех. Этого бы не хватило. То, что футбол способен быть разным, восприниматься кроме рассудка и чувствами, говорить с аудиторией на близком ей языке, и объясняет его живучесть и повсеместное распространение.
Футбольная журналистика в своих массовых тиражах преимущественно описывает внешние, механические перемещения игроков и мяча по полю. Читатели поглощают эти донесения, эти рапорты как нечто обязательное, поглощают с почтением, ибо сами далеко не всегда способны отличить зонную защиту от персональной, чистый отбор мяча от злонамеренного подката сзади. Но за душу берет не это. Рыцарство, молодечество, воспламененность, изысканность, последовательность, невозмутимость, простота, сложность – все, что угодно, кому что ближе.
Часто рассуждают о «классе футбола». Сколько я не читал и не слышал подобных рассуждений, ни одно меня не удовлетворяло полностью. Думаю, что максимальная способность команды к самовыражению, когда техническая сторона становится невидимой, само собой подразумевающейся, а на первый план открыто и свободно выходят категории морального свойства, в которых и заключена тайна привлекательности футбола как зрелища, достовернее всего говорит о высоком классе.
* * *
…В ресторанчике телевизор так себе, картинка подслеповатая. Это не помешало нам с Горанским, когда поляки забили гол, обсудить его на все лады. Мы согласились, что проведен он был разумно и ловко, порассуждали и о том, что вот как бывает, шотландцы прут и прут, а у поляков оборона, как тетива лука, натягивалась до предела и вдруг выбросила вперед меткую стрелу ответной атаки, и мяч, этот оборотень, оказался совсем не там, где его полагалось ждать.
Вечные две стороны футбола: оборона и атака. Футбол частенько укоряют за консерватизм. Время наше, что ли, такое напористое, но немало людей раздражено упрямой неизменяемостью игры, ее правил, внешнего вида. Вокруг полей, где схватываются одиннадцать на одиннадцать, вместо старинных дощатых трибун понастроены бетонные высоченные громады. Для футбола изготовили металлические звонкие штанги ворот, идеально круглые пятнистые мячи, невесомые бутсы, укороченные донельзя трусы. Команды снабдили тренировочными базами с бассейнами, врачебными кабинетами и столовыми, шикарными автобусами. Уж, кажется, столько перемен свершилось на памяти одного моего поколения! Но находятся люди, которым этого мало. Им бы увеличить (или уменьшить) размеры поля, штрафной площади, отменить защитную «стенку», ввести двух арбитров на поле вместо одного, ликвидировать офсайд, на разные сроки удалять провинившихся с поля… Зуд реформаторства не дает им покоя.
Бесстрастные жрецы, заседающие в комитете по правилам, который не подчиняется даже верховному органу – ФИФА, не то чтобы опровергают, а просто напросто отметают с порога, как докучные и нелепые, любые предложения. Они считают своим предназначением сберечь футбол в первозданном виде, полагая, что он на протяжении многих десятилетий доказал, что придуман талантливо и нет нужды рисковать его благополучием.
Когда-то мне казалось, что жрецы эти скудоумны, ленивы, закоснели в гордыне. С годами я и сам стал дорожить и гордиться постоянством футбола. Чем дольше я наблюдал за футболом, получив возможность судить о нем в исторической перспективе, в сравнении, тем тверже приходил к выводу, что обвинения в консерватизме – сущее недоразумение, скороспелое и поверхностное. Футболу не требуются реформы, которые могли бы его «освежить», он сам, как игра, развивается непрерывно. Иногда превозносят футбол, скажем, тридцатых, сороковых годов, утверждая, что был он увлекательнее, лучше смотрелся, щедрее выдвигал героев, чем нынешний. Это не так. Просто у каждого времени свои достоинства и свои высоты. Они проявляются в определенных обстоятельствах и становятся в тот момент абсолютными достижениями. Было бы невежеством отнять что-то у старого футбола из-за того, что обстоятельства переменились. В этом он не повинен. Но и по меньшей мере странно не видеть, как изменяется к лучшему, как далеко шагнул вперед футбол. Ностальгическая подслеповатость трогательна, только и всего.
Футбол прогрессирует прежде всего в преодолении схем, школярства, условностей, предлагая взамен свободу вариаций, экспромты, готовность всех оказаться повсюду и лучшим образом выполнить то, чего требует возникшая обстановка, всякий раз иная, нестандартная. Пусть и тридцать лет назад, как и вчера, матч «Динамо» и «Спартака» имел одинаковое арифметическое выражение, скажем, 1:1, но глаза наши видели нечто совсем другое. К игре свободной, предприимчивой, раскованной привели нажитые в тренировочном труде скорость бега и запас сил. Широкий круг обязанностей, предложенный футболистам, совпал с их стремлениями, ибо они видят в этом и практические выгоды и возможность себя полностью проявить. Рискну выразиться так: футбол продвинулся от кринолина к джинсам.
Если всему этому не мешают в старину установленные правила, значит, о судьбе футбольной игры беспокоиться нет нужды. Силы, таившиеся в здоровом организме и обнаруженные, открытые, втянутые в дело, надежнее любых искусственных погонялок.
Так вот – атака и оборона. Когда-то они рассматривались порознь, разделение труда на поле выглядело прочным. От этого футбол ушел, хотя по-прежнему существуют и защитники и нападающие. Те и другие теперь, кроме прямого служебного долга, предопределенного штатным названием и номером на спине, без натуги, не считая это подвигом, а по зову разума и сердца, равноправно участвуют во всех приливах и отливах игры, нисколько не смущаясь расстоянием и различием требующихся приемов. Нас давно уже не удивляет защитник, прорывающийся к чужим воротам, и форвард, отнимающий мяч на последнем рубеже у форварда противника.
И все же противостояние атаки и обороны, какими бы силами та и другая ни располагали, обречено выглядеть столкновением созидания и разрушения. Отдаю себе полный отчет в том, как ценен и дорог защитник-разгадчик, с безошибочным чутьем опасности, всякий раз оказывающийся там, где тонко, человек хладнокровный, стойкий, аккуратный, искусный в поединке. Без него немыслимы ни классная команда, ни классная игра. И нет сомнений, что энергию свою он в матче расходует сполна, и в победе доля его не меньшая, чем у других. Только энергия тратится иная и иначе. Защитник решает задачи ясные, очевидные, необходимые, его может выручить, если он пошлет мяч куда угодно, хоть на верхний ярус трибун, лишь бы спасти положение. Ему кстати рост и сила.
Защитники классных команд в ходе матча сводят на нет почти все, а то и все атаки противника, их не покидает ощущение удачи, исполненного долга, чистой работы, своего превосходства. Как-то тренер Маслов, работая в киевском «Динамо», сказал мне: «Да если бы все дело было только в обороне, к нам в ворота муха бы не залетела». И этому можно поверить. Если же мяч разок обманет защитников и ляжет в сетку, они, смолчав, имеют право угрюмо подумать о своих форвардах: «А вы-то что же?» – и тем утешиться.
Нападающие – люди подозреваемые, преследуемые, они совершают одну за другой попытки вырваться на свободу, но их ловят и водворяют на место. Им редко что удается. А иной раз и ровным счетом ничего. Их оптимизм, без которого футбол немыслим, испытывается бесконечными разрывами комбинаций, бесконечным терпением и насмешливым гулом, когда трибунам становится невмоготу мириться с тщетностью усилий и промахами. И пока нет гола, они кругом виноватые, они в проигрыше, ничто их не выручит.
Цель нападающего ограничена прямоугольником ворот. К ним надо отыскать и проложить пути, в них надо попасть мячом. Либо одному, на свой" страх и риск, либо вычертив затейливый, плутоватый росчерк заодно с товарищами. Их удачи, голы – большая редкость, каждый – свершение, и чтобы сбылись чаяния, надо изощряться, обманывать, придумывать, подмечать, не говоря уж о том, что нельзя ведать страха и опасения перед встречей, которая ожидает рискующего смельчака. Тут другие расходы – форвард на иждивении не только у быстрых крепких ног, а и у рассудка, интуиции, ритма, внутреннего хронометра, он весь на нервах, этот выдумщик, проныра, трюкач. Он всегда в меньшинстве, а то и в одиночестве, одна из нерушимых заповедей игры – иметь в обороне численное превосходство, ее соблюдают святее всех других. Она, эта заповедь, не просто практична, а сверхпрактична, ибо благодаря ей средненькая команда способна иной раз свести на нет хваленую одаренность противника и разжиться желанным очком, не убегая далеко от своих штанг.
