Елена Петушкова - Путешествие в седле по маршруту "Жизнь"
Что касается выездки, то получилось, что первые мои два года в ней дали повод считать меня бесперспективной. Со мной занималась Роза Георгиевна Никитина, тренер нашего клуба — сама изъявила желание, приходила тоже к семи утра, но шли дни, шли месяцы, а у меня ничего не получалось.
Теперь-то мне ясно, что тогда я многого не понимала в тонком деле выездки, а Роза Георгиевна, хорошая спортсменка, прекрасно умевшая выезжать лошадей, ряд вещей считала азбучными и даже не предполагала, что кто-то может их не знать. Мы говорили на разных языках и не понимали друг друга.
Однако начались очередные каникулы, я смогла ходить на тренировки попозже, заниматься не в одиночку, а со всей группой выездки, и тренер клуба Иван Акимович Жердев объяснил мне все — буквально с азов. Летом мы впервые стартовали в первенстве СССР — правда, только в Малом призе, — и я заняла третье место, вслед за известным мастером спорта Еленой Николаевной Кондратьевой, теперь членом-корреспондентом Академии наук, профессором кафедры микробиологии нашего факультета.
Это было в августе, а в сентябре я с курсом уехала на картошку. Каплю же в мое отсутствие стали отдавать в прокат — перспективной лошадью ее все-таки не считали. Я уже говорила о хитростях опытных прокатных лошадей, моя же Капля была спортсменкой, была добросовестна и старательно бегала по нескольку часов в день. А легкие у нее и раньше были слабые. Когда я вернулась, кашляла она непрерывно — нажила эмфизему легких. Это заболевание не угрожает лошадиной жизни, но препятствует занятиям спортом. Пришлось отправить Каплю на лошадиный завод. Я осталась без лошади.
Мне давали то одну, то другую — из тех, которых выбраковывали троеборцы.
Я так бы ничего и не добилась, если бы не случай. Владимир Васильев ушел в другое общество, оставив свою Тину, старую, опытную, хорошо подготовленную кобылу, из тех, у кого многому может научиться молодой спортсмен. Сперва ее отдали другому всаднику, но она была слишком нежна, мягка, послушна, отзывчива на ласку, в общем, "дамская лошадь". Хозяин оказался для нее чересчур суров. И олимпийский чемпион Сергей Филатов, работавший тогда с группой выездки в «Урожае», настоял, чтобы Тина была моей.
Филатов являет собой фигуру чрезвычайно сложную, даже в какой-то мере трагическую. Лично я ему благодарна, да что я — весь наш спорт должен быть благодарен ему, хотя характеризовать этого противоречивого человека нужно объективно, что я попытаюсь сделать несколько позже.
Я получила Тину, и дело с ней пошло так хорошо, что на очередных соревнованиях мы «объехали» многих ведущих. Потом отправились на состязания в Ленинград, где мне пророчили выполнение нормы мастера спорта. Перед стартом мне показалось, что Тина какая-то скучноватая, но Роза Георгиевна сказала: "Не обращай внимания, это после дороги". Я отъездила Большой приз, поставила Тину в денник — ее трясло мелкой дрожью. Срочно вызвали ветеринара, он обнаружил двустороннее воспаление легких. О соревнованиях не могло быть и речи. Я уехала домой, Тина осталась в лазарете.
Прошло две педели, наступил май, на деревьях лопались почки, в воздухе стоял их нежный, горьковатый аромат. Я шла в клуб через парк, наслаждаясь первым теплом. Мне встретился наш спортсмен, начал какой-то разговор, вдруг оборвал его: "Знаешь, Ляля, ты не очень расстраивайся… Тина там, в Ленинграде, пала".
Спазм сжал мне горло, я почему-то пробормотала «спасибо» и пошла прочь, сама не зная куда.
Я вспоминала ее добрые, кроткие глаза, печальный и покорный взгляд. Ей, наверное, было очень тяжело, но она безотказно и добросовестно, без всякого принуждения с моей стороны выполняла все упражнения, напрягая свои последние силы.
Я не могла себе простить, что заставляла ее работать, хотя не знала о болезни, и угрызения совести гложут меня до сих пор.
Тогда я проплакала целый день, и это не женская сентиментальность — на моих глазах рыдали взрослые мужчины, закаленные конники, когда теряли лошадь, теряли проданного друга и полноправного партнера, которому, правда, от всех успехов и славы достается разве что лишняя морковка.
В нашей короткой совместной работе Тина сослужила мне огромную службу. Меня заметил на ней Григорий Терентьевич Анастасьев, главный тогда человек в нашем конном спорте, и настоял на том, чтобы меня взяли в сборную, чтобы дали Пепла.
Отсюда начинается шестнадцатилетняя история дружбы с лучшей лошадью моей жизни.
6
Чистопородный вороной тракен Пепел, сын Пилигрима, считавшегося эталоном породы, первоначально предназначался для троеборья, он был отличным прыгуном. Но у него обнаружилось бельмо на левом глазу — видимо, уколол чем-то глаз, когда был жеребенком. Те, кто этого не знал, думали, что левый у Пепла просто голубой. Он видел им, но лишь краем, и выступать, конечно, не мог. Тогда его дали Никитиной для выездки, а она попросила Сергея Ивановича Филатова подготовить его к соревнованиям.
Победа Филатова на Олимпиаде в Риме была сенсацией. В этом старинном, аристократическом виде спорта вдруг успеха добился представитель страны-новичка. С чем сравнить масштаб событий? Разве что с победой Виктора Капитонова там же, в Риме. Тогда итальянские газеты писали: "Успех Капитонова ввел русских через парадную дверь в цитадель мирового велосипедного спорта". Но советские гонщики и до того добивались успехов в международных состязаниях, конников же не знал никто.
Филатов выступал на великом Абсенте, признанном лошадью века. Мягкие длинные линии, лебединая шея, необычайная легкость и грация движений были свойственны этому вороному красавцу с белой звездочкой во лбу, прославившему ахалтекинскую породу. Он прожил долгую жизнь в спорте, был третьим в Токио, четвертым в Мехико и "ушел на пенсию" в 16 лет, полный сил и энергии: по тогдашним, ныне отмененным правилам лошадь не могла стартовать в олимпиадах больше трех раз.
Великолепная была пара — Филатов и Абсент. Сергей Иванович, несмотря на некоторую грузноватость, был чудо как элегантен в цилиндре и фраке. Необычайно эффектным казалось не только сочетание партнеров, но и выступление — оно вызывало то приподнятое состояние души, которое возникает только при соприкосновении с настоящим искусством.
Между прочим, именно Филатов, вернувшись из Рима, стал активно пропагандировать у нас фрак как костюм для верховой езды. В том именно качестве, в котором некогда фрак и был изобретен. Говорят, некоему английскому джентльмену полы длинного кафтана мешали ездить на лошади, и он сначала подколол их спереди, а потом совсем срезал. Так что парадная форма одежды позаимствована дипломатами, пианистами, дирижерами у кавалеристов.
Мы же в годы начала моих выступлений по выездке соревновались обмундированные кое-как, и в «Урожае», например, имелся старый черный редингот, сшитый во время оно на Елизара Львовича Левина и передававшийся от спортсмена к спортсмену: один отъездил, отдал следующему — как эстафету.
Филатов своим авторитетом заставил нас обратиться к красивому, удобному и, главное, соответствующему международным традициям костюму — фраку и цилиндру. Вот только цилиндры, которые делали сперва для нас в мастерских Большого театра, имели тенденцию обращаться в нечто бесформенное, попав под дождь, а конникам приходится соревноваться в любую погоду.
Итак, из Рима Сергей Иванович вернулся героем, и его как крупнейшего специалиста по выездке пригласили тренером в наш клуб. Вскоре, однако, обнаружился коренной недостаток его тренерской методы — жестокость по отношению к животным. То ли это проистекало от способности увлекаться, при которой Филатов забывал обо всем, кроме цели, то ли от самоуверенности чемпиона, считающего для себя позором, если что-то происходит вопреки его воле. Наверное, и от того и от другого.
В работе с лошадью у него существовал один принцип — «заломать». Он мог по четыре часа, не слезая с седла, «ломать» волю животного, удилами, шпорами и хлыстом заставляя исполнять неполучающийся элемент. Чем больше заставлял, тем меньше у него получалось.
Но был же Абсент? Да, был. Однако то ли уникальный конь обладал уникально кротким и послушным характером, то ли после триумфа изменился Филатов — уверовал в свое всемогущество. Короче, и взявшись за Пепла, он решил в три месяца добиться того, на что потребны три года. Но не тут-то было — Пепел был натурой гордой и независимой. Пепел — личность.
Возможно, выражение "личность лошади" кое для кого прозвучит парадоксом. Но это для тех, кто не близок к животным. «Собачник» же воспримет эти слова естественно, даже пожмет плечами: "Можно ли считать иначе?"
Однако аналогия между собакой и лошадью неточна, поскольку первая относится к хищникам, вторая к травоядным, у которых на уме прежде всего пища, пища… Да, лошадь встречает меня ржанием, она стучит копытом в дверь денника, радуется — но не оттого ли, что знает: я несу ей лакомства? Собака же радостно встречает хозяина просто так, без всяких соблазнов. Правда, есть много свидетельств самоотверженности лошадей, историй о том, как они спасали жизнь владельцу. Но это, должно быть, при условии постоянного контакта с одним-единственным человеком. А спортивную лошадь чистит и кормит один, готовит другой, ездит на ней третий. Впрочем, все это — доводы ума, сердцем чувствуешь иное. Убеждена: сколько бы времени ни прошло после нашего с Пеплом расставания, он бы узнал меня.
