Михаил Ромм - Я болею за «Спартак»
Рельсы железной дороги и шоссе соединили Ош с Ташкентом, Самаркандом, Москвой. Красные товарные вагоны с надписью «Ср.-аз. ж. д.» вытеснили верблюдов.
Но в Оше цивилизация кончалась, и седая древность вступала в свои права.
Товары и люди перегружались на верблюдов и лошадей, и, как встарь, шагали караваны по узкой тропе, извивавшейся в горных ущельях, зигзагами поднимавшейся на крутые перевалы.
Тропа вела из Оша к предгорьям Алайского хребта, перекидывалась через него перевалом Толдык. Здесь, у Сарыташа от главной тропы шло ответвление на восток, в Китай, на Иркиштам и Кашгар.
Главная тропа пересекала тридцатикилометровую ширь Алайской долины и перевалом Кзыларт поднималась на высоту 4000 метров к пустынным нагорьям Восточного Памира. Лишь изредка встречались здесь юрты кочевых киргизов.
Тропа шла дальше. В самом сердце Памирского нагорья она проходила через маленькое поселение Мургаб.
Потом, разветвляясь, шла в Китай, Афганистан, Индию. По одному из этих разветвлений прошли караваны венецианца Марко Поло, первым из европейцев проникшего в XII веке в Китай и Индию.
Путь на Афганистан проходил через Хорог — крайний пункт нашей территории.
Двадцать дней караванного пути отделяли Ош от Мургаба и тридцать — от Хорога. Ош был городом караванщиков и чиновников, пересадочным пунктом с железной дороги на вьючную тропу.
В 1930 году в Ош приехал Федермессер, дорожный строитель-практик, коммунист с двадцатилетним стажем. В потертом портфеле он привез постановление СНК СССР о сооружении автомобильной дороги Ош — Хорог.
Семьсот двадцать километров труднейшего горного пути по извилистым ущельям, каменистой пустыне и перевалам, достигающим 4800 метров высоты, надо было проложить в два года.
Задание казалось невыполнимым в такой короткий срок. Однако работа закипела. На окраине города над воротами маленького домика появилась вывеска «Памирстрой». Из ворот выезжали автомобили с изыскательскими партиями, прокладывавшими трассу.
«На хвосте» изыскательских партий шли строители. Проект создавался тут же в поле. Четыре тысячи пятьсот рабочих — русских, киргизов, узбеков, таджиков — строили дорогу.
В Москве проект мытарствовал по инстанциям, кочевал из одной канцелярии в другую. На строительстве рабочие с лопатами в руках и винтовками за плечами брали один десяток километров за другим, штурмовали перевалы.
Проект обрастал резолюциями, поправками, дополнениями. Строительство — автомобильным парком, ремонтными мастерскими, столовой, клубом, хлебопекарней, школами для рабочих-националов.
Дорога была окончена почти одновременно с утверждением проекта.
Широкая лента шоссе легла старой караванной тропой. Рокот автомобильного мотора ворвался в мерное позвякивание бубенцов на шеях верблюдов и сократил путь из Оша в Хорог с сорока дней до четырех. Пролетарская рать строителей и конвейер Горьковского автомобильного завода, выбросившего на новую дорогу сотни автомобилей, сорвали паранджу легенд с Памира, включили величайшее горное плато — «крышу мира» — в план социалистического строительства.
И Памир для Оша — уже не далекая страна легенд, а просто соседняя Горно-Бадахшанская область, то же, что Калуга или Рязань для Москвы.
Революция проникла на Памир в 1921 году. Она нашла натуральное хозяйство, примитивное земледелие на карликовых полях, разбросанных по горным кручам, где земля меряется не на гектары и даже не на квадратные метры, а на тюбетейки, примитивное скотоводство, промывание золота на бараньих шкурах, торговлю опиумом, продажу женщин в Афганистан, сифилис, трахому, почти поголовную безграмотность.
Революция вступила в бой с косным, веками устоявшимся патриархально-родовым укладом, с заветами шариата и адата, с делением на касты. Не так-то легко было вырвать корни старого быта. Он проявлял необычайную устойчивость, изумительную способность приспособляться к новым формам жизни.
В этой битве коммуникационная линия революции была слишком растянута. До строительства шоссе революция шла на Памир старой караванной тропой, сорокадневными переходами из Оша в Хорог. Теперь она идет туда широкой лентой автотракта.
Строительство дороги принесло в глухие памирские кишлаки новые формы труда и культуры. Крестьяне, тюбетейками носившие землю, пастухи, пасшие в горах овец, учатся на дормастера или шофера.
Новая дорога изымала Памир из-под зарубежного влияния. Из-за рубежа приходили в таджикские кишлаки имамы и муллы, и в заброшенных, отрезанных от мира оврингами селениях звучала проповедь исмаилизма[7]. Имамы и муллы приносили с собою фирманы и благословения живого бога исмаилитов Агахана, играющего в гольф и теннис на модных пляжах Англии, и уносили золото, намытое нищими таджиками, — дань невежества и безропотной покорности. По злобной клевете имамов и цветистым рассказам караванщиков судили в кишлаках о недосягаемом далеком Советском Союзе.
Автомобильная трасса сорвала для таджиков Памира паранджу легенд с Советского Союза так же, как для нас с Памира.
Растет поток советских товаров и советской литературы, проникающих в глухие кишлаки. От шоферов и рабочих узнают таджики памирских селений правду о Советском Союзе. Тот, кто читает газеты, не шлет больше золота Агахану. И не Агахану, а Ленину поставлен памятник в Хороге.
3
Ош — Каракуль. — По перевалам Алайского хребта. — Заалайский хребет. — Перевал Кзыларт. — Памир — мощный горный узел. — Маркансу. — На озере Каракуль. — Бордоба.
7 июля Гетье, Маслов и Николаев уезжают из Оша в Бордобу, расположенную у Заалайского хребта. Там их будет ждать караван, пришедший из Алтын-Мазара, небольшого кишлака у языка ледника Федченко, последнего населенного пункта на подступах к пику Коммунизма, у подножия которого уже с месяц находится наша подготовительная группа. Через два дня тем же путем отправляемся и мы с Николаем Петровичем Горбуновым.
Дорога идет среди колхозных хлопковых полей. Справа на горизонте встает Алайский хребет. В прозрачном воздухе горы поразительно легки: не горы, а серые тени гор с матовыми бликами снегов на вершинах.
Мы проезжаем через узбекские селения. Глиняные домики утопают в густой зелени, покрытые изящной резьбой двери скрывают внутренность дворов.
Потом узбекские селения сменяются киргизскими кишлаками. Киргизки в белых платках и нарядных халатах едут верхом, держа перед собой на седлах ребятишек.
Среди бурых глиняных кибиток — белые здания совхозов и школ.
Дорога входит в предгорья. Поросшие травой склоны с выходами скал теснят нас со всех сторон. Шоссе поднимается на перевал Чигирчик и затем круто падает вниз.
Все выше и выше предгорья. Большие гранитные массивы обступают дорогу, скалы нависают над нею, грозя обвалом.
Ущелье, по которому мы едем, тянется несколько километров. Затем горы расступаются, открывая широкую котловину, прорезанную бурной рекой. В середине котловины — белые постройки Гульчи.
За Гульчой дорога идет вдоль китайской границы. Каждое ущелье ведет за рубеж, каждое ущелье — путь для кулацких банд и басмачей. Мы заряжаем винтовки...
Наш автомобиль обгоняет длинные караваны верблюдов. Особенно хороши кашгарские караваны: большие, откормленные животные, разукрашенные коврами, наголовниками и султанами из перьев, идут мерным шагом, позвякивая бубенцами. Рослые кашгарцы шагают рядом по дороге. Впереди на ишаке едет караван-баши, большей частью почтенный седобородый старик.
Еще несколько десятков километров, и ущелье превращается в большую, покрытую травой горную поляну. Это Ак-Босага, или Ольгин луг.
Поляна служит местом ночлега для караванов. Окрестные жители называют ее «верблюжьей гостиницей».
Мы добрались сюда под вечер. Уже темнело. Поляна была уставлена длинными рядами вьюков, укрепленных на деревянных станках, похожих на маленькие двускатные крыши. Такой вьюк вместе со станком удобно кладется на спину верблюда и так же легко снимается.
Огромная поляна была вся в медленном размеренном движении. Сотни разгруженных верблюдов величаво и неуклюже шагают по ней. Это погонщики выводят своих животных, чтобы дать им остыть перед ночным отдыхом. Верблюды из каждого каравана идут гуськом один за другим, двигаясь по кругу. Десятки таких движущихся кругов заполняли поляну. Утром караванщики быстро и сноровисто погрузят тюки на двугорбые спины и поведут свои караваны дальше. Ольгин луг опустеет до вечера.
От дальнего края поляны начинается подъем на перевал Толдык, лежащий в Алайском хребте. Дорога идет зигзагами. Автомобильные фары пронизывают ярким светом ночную темноту, и весь склон горы в дымно-белой игре встречных огней.
