Диего Марадона - Я - эль Диего
Мысль о возвращении в сборную меня вдохновляла, это стоило сделать хотя бы ради того, чтобы моя страна не осталась за бортом мундиаля. Но было вовсе не обязательно, чтобы сборная отправилась США только вместе со мной. И постепенно ребята стали понимать, что я собой представляю, ведь в сборной были сплошные новички! Эта команда выиграла два Кубка Америки, но она не была великой командой!
Мне хватило одного взгляда чтобы понять, в каком состоянии находится сборная: игроки были разбиты и подавлены. Я начал с того, что попытался расставить точки над «i» с Руджери, который тогда являлся капитаном команды, но он отреагировал болезненно, заявив, что я нарушаю все правила, вынося на обсуждение то, что не следует… И я ему ответил… очень легко: «Оскар Руджери абсолютно не оскорбил меня, он меня огорчил, потому что сказал много глупостей, и мне показалось нелепым то, что такие серьезные люди говорят такие вещи». Мы уединились в одной из комнат и там высказали друг другу все, что думаем. И чуть ли не подрались – не на кулаках, но… И я заставил его понять, что он не сможет помешать мне высказываться о сборной, для которой я столько сделал, так, как я считаю нужным. И он это понял.
После этого я встретился с Редондо. Когда он в первый раз отказался от приглашения в сборную из-за учебы в университете (!), «El Grafico» разместил на своих страницах фотографию, где Редондо был изображен сидящим с книгами под рукой напротив своего факультета. Я сказал ему, нет, я прокричал ему: «Посмотри, для меня те, кто держат книжки под рукой и выставляют меня невеждой, — настоящие сукины дети! Понимаешь?!». Он ответил мне: «Я сделал это безо всякого умысла, извини меня, Диего, и не бери в голову». А я уже не мог остановиться: «Если кто и может назвать меня невеждой, то только моя дочь, но не ты. Ты для меня всего лишь кусок дерьма». И парень повел себя очень достойно, он уже тогда был личностью. Он мне привел все свои доводы, один за другим, но я был неумолим: «Можешь рассказывать мне все, что хочешь, но никто не смеет выставлять меня невеждой».
Я был готов подраться с ним, как с Руджери, и он тоже… Однако ни тот, ни другой не имели достаточной смелости для того, чтобы в открытую пойти против меня, так как я стоял на защите интересов сборной.
Всем остальным я сказал следующее: «Перестаньте валять дурака! Мы будем играть и победим, потому что мы должны выйти в финальную часть чемпионата мира». И мы вышли; пусть и усираясь, но все-таки вышли.
В Австралии не было антидопингового контроля. Почему его не было? На этот вопрос должны ответить Авеланж, Блаттер, Грондона, они. Они настаивали, что речь не шла о том, чтобы Аргентина осталась за бортом Мундиаля; якобы они хотели развязать нам руки, чтобы мы принимали эфедрин или еще что-нибудь, что могло заставить нас летать по полю…Ну не смешите меня, пожалуйста! Я убежден, что они не провели допинг-контроль потому, что боялись.
В Сиднее я отметил свой 33-й день рождения, отметил на день раньше из-за разницы в часовых поясах; когда там было уже 30 октября, здесь – все еще 29-е. Мне подарили торт в форме Кубка Мира и самым большим счастьем для меня было съесть его вместе с Клаудией, моим отцом и моими друзьями. Клаудия разбудила меня рано и вручила мне свой подарок – восхитительный «слип» от Версаче, а также двух черно-белых плюшевых медвежат от моих дочерей. Тут же она включила магнитофон, и раздались голоса Дальмы и Джаннины, певших песню для меня и про меня. У меня из глаз покатились слезы. Я помню, как Хуан Пабло Варски, посланный 13-м каналом, поставил грузовик с динамиками у входа в отель, оттуда транслировал мой праздник и позвал мне к телефону великого Фито Паеса. И я чувствовал, что та песня «Дай моему сердцу радость» исполнялась для меня. Я был счастлив. Все мои недоброжелатели могут говорить, что я находился на привилегированном положении, но для меня они были не более чем признанием моих достижений за годы футбольной карьеры. К примеру, номер в отеле «Holiday Inn Cogee Beach» выбрала моя жена, и я рассказал об этом публично, чтобы всем было предельно ясно: «Ребята, в 33 года, после всего того, что я выиграл, я не могу просить свою супругу приходить ко мне словно в гости в тот отель, где расположилась сборная… Ладно, или же кто-то хочет, чтобы я им говорил: «Я уже велииикий!»?». Думаю, что они все прекрасно поняли, ну, а кто не понял, тот – законченный дебил.
Все были удивлены моим внешним видом, я на самом деле был худым и весил 72 килограмма. Бедняга Ричард Гир втихую завидовал мне, глядя на меня украдкой! Серрини чуть не сошел с ума, но все же достал для меня овсянку, с которой я начинал каждое утро. Кроме того, там я завел моду на футболки и шапочки с посвящениями для аргентинцев, которые, на мой взгляд, того заслуживали: «Ольмедо, я по тебе скучаю», «Фито, дай моему сердцу радость», «Вилас, кумир», «Держись, Чарли», «Монсон, великий».
На следующий день после моего дня рождения, 31 октября, мы сыграли вничью 1:1, и единственный мяч с моей передачи забил Бальбо. Я был счастлив вновь почувствовать себя капитаном сборной, надев новую повязку синего цвета, на которой были изображены лица моих дочерей. Я заканчивал матч измотанным, но Басиле попросил меня остаться на поле до финального свистка: «Останься, останься! Пусть Редондо идет вперед, а ты – назад, только останься». Я вновь почувствовал себя нужным, но меня никоим образом не устраивала игра команды. Я не показывал и виду, но в действительности был очень разочарован. После игры я сделал единственное заявление, которое было достаточно красноречивым: «Я должен был больше снабжать мячами Абеля и Бати, я должен был держаться лучше, мы должны были выиграть… Не знаю, но лично для меня эта ничья – ничто».
Здесь мы также держались с трудом. 17 ноября на «Монументале» мы выиграли 1:0 и вышли в финальную часть чемпионата мира. Но вышли еле-еле.
Когда я приехал в Аргентину, то захотел сыграть за «Ньюэллз» как можно больше матчей, ведь именно благодаря этому клубу я вернулся в сборную. Я снова стал футболистом, и смог продемонстрировать то, что я умею, что я могу дать другим. Мы встретились с «Бельграно» в Кордобе, и ощущался душок заговора против «Коко»; у некоторых те 0:5 по-прежнему сидели в печенках, несмотря на то, что мы прошли на чемпионат мира. И я, как всегда, не смог смолчать: «Если уходит Басиле, ухожу и я. Заговор против «Коко» продолжается, есть люди, которые хотят убрать его во что бы то ни стало».
Однако моя «машина» больше не выдерживала, моя «машина» – мое тело. В матче с «Ураканом» вечером 2 декабря я услышал звук разрыва связок, который ни с чем нельзя перепутать. И по этой причине я не смог принять участие в товарищеской встрече, которую сборная проводила с Германией в Майами. Кубинские экстремисты, выступавшие против Фиделя Кастро, пообещали убить меня, если я ступлю на землю Майами, и только из-за того, что я был другом Команданте. Как же мне хотелось встретиться с ними лицом к лицу, но я лишился такой возможности.
Когда я захотел вернуться в январе для того, чтобы сыграть несколько товарищеских матчей против «Васку да Гама», то вновь получил травму. Впереди у меня оставалось пять с половиной месяцев для того, чтобы узнать, будет ли американский мундиаль четвертым в моей карьере. И вновь появились сомнения.
1 февраля истек мой контракт с «Ньюэллз», и в этот же день мне пришлось пережить один из самых неприятных эпизодов в моей жизни: группа журналистов самым нахальным образом вторглась в мою личную жизнь. Они влезли со своими камерами в мой дом на Морено, не удовлетворились моими объяснениями, что за последний месяц меня никто не фотографировал для всеобщего обозрения, и я не смог не отреагировать на это вмешательство. Я отреагировал так, как мог отреагировать любой на моем месте. Это был тот самый эпизод с выстрелами, не имеющий ничего общего с этой футбольной историей, и я думаю, что мою личную жизнь никто не имеет права превращать в новость, выставляя ее на всеобщее обозрение.
Я взял отпуск, который, думаю, заслуживал, и отправился на восток страны, на курорт Марисоль неподалеку от Трес Арройос наслаждаться отдыхом с семьей и ловить акул. Мне нужен был этот глоток воздуха: наслаждение от жареной на решетке рыбы, от солнца как в Вилья Фьорито, от общения с приятными людьми, от работы… Я не поехал в Сан-Тропез; в моем домике было всего две комнаты, гараж с решеткой для жарки, и это все никак нельзя было назвать «дворцом». Я поехал на восток, потому что знал, что здесь ко мне будут относиться как «одному из»! Что здесь я буду просто Диего.
Я пробыл там пару недель, а когда вернулся домой, то отправился на стадион посмотреть матч между «Бокой» и «Расингом», который проходил 13 марта. Отвечая на чей-то вопрос я сказал то, что думал: «Я хочу играть на мундиале!», и на следующий день уже тренировался вместе со сборной в Эсеисе.
На 23 марта был назначен товарищеский матч со сборной Бразилии, и хотя я знал, что не смогу набрать форму к этому времени, желание сыграть было столь велико, что я попросил Басиле поставить меня в состав. Однако, он убедил меня, что предпочитает видеть меня в полном порядке на чемпионате мира, а не в товарищеских встречах. И я отправился вместе с командой в Ресифи, чтобы побыть вместе с ребятами, прочувствовать атмосферу сборной. И я во второй раз в своей жизни сидел на скамейке запасных, когда сборная проводила матч; впервые это произошло в день моего дебюта, и вот теперь это случилось сейчас благодаря любезности Басиле, который не захотел оставлять меня на трибуне.
