Александр Кикнадзе - Обожаемый интриган. За футболом по пяти материкам.
В 1970 году, едва закончился печальный матч СССР—Уругвай, я спустился с трибуны «Ацтека» в пресс-центр, чтобы услышать мнения коллег о голландском судье.
— Всем было видно, что мяч прежде, чем побывать в ваших воротах, выкатился за лицевую линию. Ясное дело, судью купили, — как о чем-то само собой разумеющемся, произнес на чистом русском журналист-болгарин.
— Ес вар зер шмуциге шпиле — это была очень грязная игра, — добавил журналист из ГДР, имея в виду «игру рефери».
То были наши товарищи, и им сам Бог велел разделить возмущение судейством.
А вот что сказал турок:
— Сон дереджеде биябырчылык — безобразие высшей степени.
А вот что сказал испанец:
— Паразито грандиозо.
И как бы заключил:
— Арбитро? Гранде ассурдито! (Большая, мол, была бессмыслица).
В этот момент меня разыскал ответственный сотрудник всесоюзной федерации Алексей Парамонов. Лицо этого спокойного в общем человека хранило отблески гнева. Едва переведя дыхание, он вымолвил:
— Пишем протест, Валентин Александрович просит вас принять участие. Надо подавать срочно, бежим.
Если бы было дозволено вставить в дипломатический документ характеристики, которые предлагал Гранаткин, то слова «продажная тварь» и «бессовестное дерьмо» оказались бы в ряду самых изысканных. Толмач долго тер лоб, безуспешно пытаясь найти более или менее приемлемые обороты.
— Для чего все это нужно, Валентин Александрович? — спросил я. — Ведь поезд ушел. Протест не поможет.
— Надо сделать все, чтобы ублюдка больше не подпускали к футболу.
(Забегая вперед, скажу, что этого удалось в конце концов добиться…. да только нашей команде стало ли легче?)
Вручив по всем правилам протокола протест руководителю коллегии судей, Гранаткин вернулся и спросил меня:
— Помнишь наш разговор в самолете, когда возвращались с английского чемпионата… четыре года назад? Я показал тебе кое-какие фотографии, а ты спросил меня, как сегодня, для чего, мол, все это надо? Теперь понял, для чего?
* * *
Не обойтись без отступления.
Незадолго до войны на кубковый матч не то с «Темпом», не то со «Строителем» в Баку приехал московский «Локомотив».
Его вратарь Валентин Гранаткин отыграл здорово, отчет об игре в «Молодом рабочем» я назвал «Победа вратаря Гранаткина»; дальние родственники Валентина, жившие в Баку, ему эту газету послали… Когда в 61-м коллегия Спорткомитета утвердила меня в должности члена редколлегии «Советского спорта», Валентин Александрович, отличавшийся завидной памятью, бесхитростно спросил меня: «Это ты, что ли, двадцать лет назад описал одного локомотивского вратаря?», я едва заметно кивнул…
Возобновившееся знакомство постепенно переросло в товарищество, между иностранным отделом «Советского спорта» и управлением футбола установились нормальные деловые отношения, поссорились же мы нелепо: Валентин Александрович не мог простить мне «Затворников», решив, что статья была направлена против него персонально.
Но почему в час, последовавший за ошеломительным проигрышем Уругваю, вспомнил Гранаткин о разговоре в авиарейсе Лондон—Москва?
Валентин Александрович уже знал, что Москва признала выступление той нашей сборной удовлетворительным, как-никак впервые возвращались с чемпионата мира «медаленосцами», был он в приподнятом расположении духа и пригласил к себе в салон скромно отметить удачу.
Когда же мы остались вдвоем, он вынул из бокового кармана несколько фотографий и, прежде чем показать их, спросил:
— Ну, как тебе показалось судейство? Наших не давили?
— Вроде бы нет, наоборот, в матчах с венграми и итальянцами мне показалось… — ответил я, не совсем понимая, к чему клонит мэтр.
— В том-то и дело, что не показалось.
Гранаткин замолк, глянул в иллюминатор, задумался, как бы сомневаясь — говорить или не говорить, оглянулся, вблизи никого не было.
— Все дело в том, что мы постарались перенять чужой опыт. Спросили себя — что, им можно, а нам — нет? Одним словом, сделали все, чтобы обезопасить наших ребят от… — снова задумался, подыскивая слово, — нечистоплотных судей. Товарищи постарались и, как будто, с делом справились неплохо.
Три с половиной десятилетия прошло, а та сцена крепко держится в памяти. Что за фотографии хранил Гранаткин? Одна сделана на фоне ресторана «Арагви», другая — на фоне гостиницы «Москва», а третья — на фоне какого-то еще ресторана, но сюжет был общий: пока наши беседовали с гостями, в багажники «Волг» загружались ящики с надписями «Коньяк», «Водка» и «Икра».
Валентин Александрович спросил:
— Узнаешь господ?
— Нет.
— А ты внимательней приглядись.
— Судьи, что ли?
— В том-то и дело.
Снова задумался:
— Теперь все ясно?
— Далеко не все.
— Ну вот, а еще в писателях числишься, сочинителем именуешься, неужели не можешь присочинить концовку к моему рассказу?
… Вот что узнал я на высоте десяти тысяч метров, вдали от грешной земли, то ли над Бременом, то ли над Варшавой.
За несколько месяцев до открытия чемпионата мира-66 группа мудрецов из управления родимого футбола постаралась с наибольшей вероятностью определить рефери, которым будет поручено («доверено» как-то не подойдет) обслуживать игры в разных городах Великобритании. Наметив же кандидатов, стал и ломать голову как превратить этих потенциальных недругов в союзников, как расположить их, как задобрить. Насколько мне было дано понять, к «мероприятию» были подключены кадры из более серьезных управлений. Совпало: двум из трех судей, посетивших в свое время Москву, пришлось в Англии проводить наши матчи. Еще я узнал, что этих уважаемых господ приглашали в Москву якобы для участия в работе семинаров, а фотографии, оказывается, сделали для спецотчетов о финансовых тратах.
Было бы неправдой сказать, что познавшие знаменитое на весь мир московское хлебосольство подыгрывали «ребятам Гранаткина». Но они и не судили (как это делали и делают до сих пор некоторые представители некоторых западных стран) против наших.
…Тем разговорам было суждено всплыть в памяти двадцать четыре года спустя на чемпионате мира-90, проведенном в немилосердно знойной Италии.
* * *
До того, как международную политическую сцену покинул Союз Советских Социалистических Республик, покинул стеснительно, круша домашние памятники и как бы извиняясь перед мировым сообществом за содеянное, с международной спортивной арены ушла его сборная футбольная команда.
Эти ребята первый раз встретились друг с другом летом девяностого года (так можно было подумать) на последнем своем чемпионате мира. Они не понимали друг друга, будто артельщики, собранные наспех с бору по сосенке, каждый тянул свою лямку, показывая при этом, какая тяжелая обязанность быть футболистом. А на тренерской скамейке сидели люди, окосевшие от горя: знали бы, какой позор ожидает их команду, от предложений возглавить ее открестились бы без раздумий.
…Верховоды, в одночасье разрушившие великую страну, наивно полагали: вот теперь нас зауважают во всем мире, нам будут помогать и мы сможем, двигаясь по новому пути «вперед-назад», явить вся свою доблесть и мощь. В нашей слабости — наша сила! Привыкшие верить в ими же сочиненный девиз «человек человеку — друг товарищ и брат», кремлевские мудрецы и представить не могли как бьют ротозеев и саморазрушителей. Посмотрели бы на этот футбол, многое поняли бы! Колотили наших бедняг нещадно. Все, кто только мог. В их дырявые ворота влетали безответные мячи. Игроков в форме «Чи-чи-чи-пи» (так звучит по-итальянски «СССР») освистывали даже самые миролюбивые тиффози. О них с жалостью и презрением рассказывали радио, телевидение и пресса. «Конечно, хилого каждый норовит унизить, — грустно замечал мой товарищ по путешествию журналист Борис Чернышев. — Ты на судей, на судей погляди. Совсем распоясались. Один Педерсон (так переименовал скандинава Борис) чего стоит».
Глава III
Прохиндей
Групповой турнир начался матчем с Румынией. Пока наши, пыхтя и отдуваясь, знакомились друг с другом, их соперники провел и несколько острых, хорошо задуманных и организованных атак. Но мячи пролетали рядом с воротами, судье это, похоже, не понравилось; улучив момент, когда Хидиятуллин сыграл рукой за пределами штрафной площадки, он назначил пенальти.
До этого вскидывали руки лишь отдельные наши игроки, привлекая всеобщее внимание к промаху товарища, давшего неточный пас или забежавшего в офсайд. А туг дружно всплеснула руками вся команда, заклиная судью изменить решение. Тот был неумолим (какой судья-дуралей сделает этот на чемпионате мира?). Ребята, державшиеся такими молодцами в домашних товарищеских встречах, оказались на поверку не в меру впечатлительными. Пока приходили в себя, в их ворота влетел второй мяч.
