Михаил Ромм - Я болею за «Спартак»
— Альбанов, штурман «Св. Анны», — взволнованно представился он седовцам, поднявшись по трапу на палубу. — Я прошу у вас помощи.
Шхуна «Св. Анна», на которой лейтенант Брусилов попытался пройти из Архангельска в Берингов пролив, была затерта льдами в Карском море. Ее утащило на север и затем на запад. Когда она дрейфовала севернее Земли Франца-Иосифа, штурман Альбанов с девятью матросами получил разрешение Брусилова покинуть судно и попытаться по льду достигнуть архипелага. Альбанов знал, что на мысе Флоры есть дом и склад провианта и что с уходом его группы на «Св. Анне» хватит продовольствия еще на год.
Три месяца добирались матросы до мыса Флоры. Странная судьба постигла их: на самой трудной части пути, на плавучих льдах, погиб только один человек, заблудившийся во время разведки; когда же группа дошла до островов Земли Франца-Иосифа, на нее обрушились несчастья. Четыре матроса провалились в ледниковые трещины, и все попытки их найти были безуспешными. Пятый умер от истощения, когда уже был виден мыс Флоры, когда оставалось только переплыть пролив, чтобы добраться до него. Четверо оставшихся приступили к переправе на двух каяках. В середине пролива их захватил ураган. Один каяк унесло в открытое море, Альбанов и матрос Кондрат на другом каяке добрались до большого айсберга и под его защитой переждали шторм. На мысе Флоры стали готовиться к зимовке, занялись ремонтом домика Джексона. Неожиданная встреча с седовцами принесла им спасение.
«Св. Анна» исчезла бесследно. «Св. Фока», «Св. Анна» — плохо заботились святые угодники о тех, которые вручали им свои судьбы...
По пути из бухты Тихой в бухту Теплиц мы побывали на мысе Флоры. Высокие базальтовые обрывы, внизу темно-бурые, вверху розовые, уходили вершинами в туман. Тучи птиц оглашали воздух резким криком. По мхам и каменным осыпям мы поднялись к домику Джексона, к хижине вспомогательной партии экспедиции Файла, к гранитному обелиску с высеченными на нем фамилиями погибших участников герцога Абруццкого, к большому деревянному кресту с такой же, как и в бухте Тихой, надписью: «Expedition leutenant Sedow». Профессор Визе вынул из отверстия в ребре обелиска свинцовую трубку с записками всех побывавших на мысе Флоры экспедиций и вложил туда нашу записку.
...От острова Джексона «Малыгин» повернул на юго-запад к Земле Александры, где, по предложению Нобиле, мог приземлиться дирижабль «Италия» вместе с шестью членами экипажа.
Мы шли к Земле Александры новым путем — проливом Бакса, обозначенным на карте пунктирной линией. У входа в пролив обнаружили три неизвестных скалистых острова и назвали их островами Понтремоли по имени одного из шести погибших спутников Нобиле.
Пролив Бакса был покрыт тонким льдом, ослепительно сверкавшим на солнце. «Малыгин» легко прокладывал себе дорогу, оставляя за собой темную полосу воды.
Невдалеке три тюленя нежились в солнечных лучах возле небольшой во льду лунки. К ним осторожно подкрадывался медведь. Он полз, загребая тремя лапами, а четвертой закрывал нос и глаза — три черных точки на желтовато-белой, сливающейся со снегом шкуре. Иногда тюлени поворачивались и поднимали головы. Медведь тотчас же замирал неподвижно, потом полз дальше. Пассажиры и команда высыпали на палубу, с любопытством наблюдая за необычной охотой. Медведь был уже недалеко от тюленей, но, поторопившись, сделал неосторожное движение, и тюлени один за другим исчезли в лунке. Медведь приподнялся и разочарованно глядел им вслед, но вскоре утешился, лег на спину, раскинул лапы в стороны и стал принимать солнечную ванну.
В глубине пролива Бакса встретились сплошные многолетние льды. Белесое небо впереди говорило о том, что ледовый пояс простирался далеко. Повернули обратно в Британский канал и взяли курс к острову Альджер. К западу от Земли Александры мы «стерли» с карты остров Гармс-Уорта — его не было — и перенесли дальше к северу остров Артура.
У берегов Альджера пришлось пережидать шторм. Ветер достигал тридцати метров в секунду. Когда шторм стал стихать, высадились на берег.
«Красавец Альджер» назвал этот остров Павел Юдин в своем очерке о нашем плаванье. И действительно, в очертаниях его белоснежного ледникового купола, в мягких контурах прибрежных скал было своеобразное очарование. После долгих поисков мы нашли на Альджере продовольственный склад, оставленный экспедицией Болдуина в 1900 году. Склад оказался разграбленным, лежавшая поблизости лодка изрублена топором. Неподалеку обнаружили залитую воском бутылку. В ней было письмо Болдуина с указанием его дальнейшего маршрута и распоряжения для вспомогательных партий.
Альджер был нашей последней стоянкой на Земле Франца-Иосифа. На другой день мы покидали архипелаг. Мы шли проливом между Альджером и островом Брэди. Неподвижная вода отражала жемчужные переливы туманного неба. Позади остались бурые мысы острова Брэди, стекающие к воде глетчеры и купол ледникового щита — последнее видение сурового архипелага ста островов.
6 Новая Земля
Наш путь лежал к острову Уединения, пустынному клочку суши в северной, мало исследованной части Карского моря. По предположению профессора Визе, там должна была находиться группа еще неизвестных островов. По мере приближения к острову Уединения глубины моря уменьшались: гипотеза становилась реальной. Но проверить ее не удалось: путь ледоколу преграждали тяжелые льды. Визе пытался уговорить Черткова форсировать их, но Чертков отказался, утверждая, что запаса угля на «Малыгине» может не хватить до Архангельска. Это был обычный конфликт между исследователем и капитаном корабля.
Руал Амундсен, чтобы не зависеть от прихоти капитанов, готовясь к полярным экспедициям, проплавал три года простым матросом и сдал испытания на штурмана дальнего плавания.
Не дойдя до острова Уединения, «Малыгин» повернул на юго-восток к Новой Земле, последнему этапу нашего рейса. Однако избежать льдов Черткову все же не удалось. Правда, льды были не тяжелые, ледокол без труда прокладывал себе дорогу.
Я стоял на палубе, облокотившись на поручни, и смотрел на уходившую к горизонту однообразную ледяную пелену. «Что еще покажет нам Арктика? — подумал я. — Ведь за этот месяц мы видели и штормы, и туманы, и льды, и айсберги, и глетчеры, и ледниковые щиты». И тут я заметил, что лед начал дышать. Поверхность необозримых ледяных полей ритмически поднималась, словно тяжело дышащая грудь какого-то огромного неведомого существа. Далеко за кромкой льда бушевал шторм, и могучие валы докатывались до нас под льдом. Было что-то грозное, внушающее тревогу в этом дыхании необозримых, обычно недвижных ледяных полей, в этой скованной, но не укрощенной буре.
На ледоколе готовились к шторму: на палубе закрепляли всю «движимость», лебедки с грохотом перебрасывали уголь из трюмов к кочегаркам. В каютах привязывали к койкам стулья, заклинивали между ними чемоданы.
На этот раз, однако, мы отделались легко: когда выбрались из льдов, шторм утих, и только мертвая зябь покачивала ледокол на покатых спинах волн. Вскоре на горизонте показались очертания северной части Новой Земли. «Малыгин» шел к югу, к проливу Маточкин Шар, делящему Новую Землю на два больших острова.
Мимо нас проплывали огромные айсберги, целые ледяные горы. На Земле Франца-Иосифа такие не встречались.
Вечернее солнце непривычно низко спускалось к горизонту. На востоке легкие облака оттеняли бледную синеву неба. Впереди на небольших льдинах, остатках разметанных штормом ледяных полей, играли блики солнца; море, казалось, было покрыто сверкающей чешуей, переливалось всеми оттенками оранжевой, голубой, зеленой красок. На западе, где за тучами пряталось солнце, розовело робкое зарево полярного заката.
Мы переходили на спардеке с одного борта на другой, стараясь запечатлеть в памяти этот праздник красок, пока его не скрыла завеса тумана. Нет, репертуар Арктики еще не был исчерпан!
В густой, непроницаемой пелене тумана «Малыгин» осторожно шел вперед, нащупал вход в пролив Маточкин Шар и бросил якорь против обсерватории. Вскоре мы увидели сквозь редеющий туман постройки на берегу и мощную радиомачту.
Маленький поселок расположен на невысоком пригорке. Голые, угрюмые холмы с нестаявшим за лето снегом окружают его со всех сторон. Трудно было выбрать для обсерватории более неуютное, неприветливое место.
Зимовщики встретили нас возле жилого дома. На них лежала печать замкнутости и сдержанности. Видно было, что зимовка далась им нелегко. Сказалась, конечно, и гибель одного из их товарищей, геофизика Лебедева. Неподалеку от дома видна его могила с гранитным обелиском. На нем укреплена фотокарточка под стеклом и венок из искусственных цветов.
Подробности гибели молодого геофизика мы узнали из некролога в стенгазете «Сполохи», регулярно издающейся в обсерватории.
