Никита Симонян - Футбол – только ли игра?
Всех нас подкупала его демократичность, его доброта. Только в крайнем случае он употреблял власть, отчислял игрока из команды. Но и при этом не унижал человеческого достоинства, разговаривал по-отечески: ему никогда не была безразлична судьба, в которую вынужден вмешаться. Отчисляя кого-то, вздыхал, страдал, мучился.
Меня всю жизнь упрекали в мягкости. Но по сравнению с ним я кремень. Когда требовал от него как от начальника команды применения санкций, он внимательно, сдвинув очки, смотрел на меня, будто видел впервые, и басил: «Слушай, Никит, я не знал, что ты такой жестокий, что можешь так ощетиниться».
Великолепный администратор, великолепный организатор, является не только начальником команды, но и ведет огромную работу в городском совете общества.
Сколько помню Николая Петровича, ни разу он не был в отпуске. Как-то встречаю его на улице, идет ослабевший после гриппа. (Никогда, кстати, не принимает лекарств, как бы плохо ему ни было.) Спешит на Красносельскую в городской совет «Спартака», говорит, дел много накопилось. А вся футбольная команда в это время отдыхает – и футболисты и тренеры.
Его работа для любого может служить образцом отношения к делу. Не пропустил ни одной игры, ни одной поездки. Зубную щетку в сумку – и на самолет. Рассказывал, звонит ему супруга Бескова, сообщает, что Константин Иванович себя плохо чувствует, поехать на игру не в состоянии: «И вообще, Николай Петрович, ему уже за шестьдесят, не мальчик…» Смеется: «Значит, я еще ничего. Никит, а? Если о моем возрасте забывают?»
Действительно, забываешь, когда смотришь на его легкую подтянутую фигуру или слушаешь его ироничные речи.
– У тебя же был юбилей! – воскликнул при встрече. – Как я пропустил? Неужели шестьдесят? Взрослеешь. Мы хотим прийти к тебе с подарком. Как лучше – с гравировкой или без?
С гравировкой, отвечаю, коли подарок от любимого «Спартака». Пришел, торжественный, вместе с Алексеем Парамоновым, не побоялся высоких слов: «Золотому фонду „Спартака“…» Я был немало смущен. Он говорил как дорога ему та плеяда футболистов-спартаковцев, которую и мы с Парамоновым входили, команда пятидесятых годов…
А мне всегда приятно, когда на вопрос, кого он вырастил, подготовил, Николай Петрович отвечает: «Симоняна». Он меня многому научил и учит. Учился я у него уважительному отношению к людям, спокойствию, привычке все взвешивать, не спешить со скоропалительным ответом или суждением.
Часто думаю, не встреть Старостина, я был бы, вероятно, другим человеком. Мы многое берем от тех, кого любим, многое усваиваем осознанно и неосознанно.
– Николай наш – великий человек, – услышал однажды от Андрея Петровича. – У нас у всех небольшая разница в возрасте, а ведь это он нас ставил на ноги, с восемнадцати лет работал не покладая рук и нас тянул.
Фамильная старостинская черта – невероятная притягательность. Встретишься с кем-то из них, поговоришь – праздник.
Андрей Петрович был большим эрудитом. Я удивлялся, сколько же он знает! Уверен, ни один любитель футбола не прошел мимо его интересных книг. Многие выдающиеся актеры, композиторы, писатели относились к нему с большим пиететом.
Несмотря на крепость родственных уз, дружбу, братья не всегда и не во всем друг с другом соглашались. Соберутся вместе – спор. Если один скажет одно, то другой непременно возразит. За ними нельзя было наблюдать без улыбки.
К примеру, Андрей Петрович говорил: «Из Житкуса великолепный получится защитник». (Этого паренька мы пригласили в свое время в «Спартак» из Литвы.) «Твой Житкус, – не мог сдержаться Александр Петрович, – никогда приличным игроком не станет! Я еще раз убедился, что ты ни черта в футболе не смыслишь!»
– Знаешь, Никит, – случалось, жаловался Николай Петрович, – вчера собрались у меня братья. Спорили до трех ночи! Все, что было у меня в баре, опустошили.
Старший не курит, не знает вкуса вина, но младших в свою веру обратить не сумел.
Я уже говорил, что педагогику учил по Старостину. Перед игрой Николай Петрович великолепно настраивал команду и каждого игрока в отдельности, зная особенности его характера, чувствуя состояние духа. Не ограничивался лишь зажигательными речами, пускался на разные приемы. Мог подзавести команду. Придумать, что сказал о нас соперник, как высказался болельщик.
– Да где уж нам, ребята… Вот я встретил армейцев, Гринина и Петрова, они прямо так и сказали: «Мы вашу команду, Николай Петрович, разделаем!» Я видел их игру и честно вам доложу…
Дело происходит в Сухуми. Идут дожди, раскисло футбольное поле. Предстоит матч с командой ЦДСА, которая тренируется здесь же, в городе. Николай Петрович съездил на их контрольную игру и излагает свои впечатления:
– Грустно, ребята, но у нас шансов нет. Никаких! Понесут вместе с грязью эти армейцы… Вместе с грязью! Гринин с Петровым так прямо и заявили: «Ваших мотыльков, Николай Петрович, растопчем!»
– Что ж вы нас так пугаете, Николай Петрович?
А он свое:
– Серьезно, ребята, шансов у нас никаких!
Через несколько дней мы вышли на матч с ЦДСА и выиграли, не пропустив в свои ворота ни единого гола.
– Ну как, Николай Петрович, – спрашивает его Сальников, – понесли вместе с грязью?
– Я же честно думал, они вас сомнут. А вы молодцы, ничего не скажешь.
Так и не признался, что сознательно нас подзавел.
Педагог Старостин всегда находил неожиданный и единственно верный выход из всех трудных или курьезных случаев. Как-то в Тарасовке мы дотемна работали с мячом. И вот двое водящих, один из них – Сальников, никак не могли отнять у нас мяч. Сергей молнией метался от одного к другому, мы, передавая мяч, старались сразу же отскочить, чтобы он нас не задел, не ушиб. Он был человеком в общем-то спокойным, но в азарте, случалось, терял контроль над собой.
Тут подошел к нам Николай Петрович, только что прибывший электричкой в Тарасовку. Посмотрел одну-две минуты и громко расхохотался.
– Что я вижу, Сережа, тебя совсем измочалили, а ты все не можешь отобрать мяч!
Уже злой, зашедшийся, Сергей вдруг остановился, повернулся в его сторону и полоснул жуткой грубостью. Мы все оцепенели – оскорбить начальника команды, оскорбить самого Старостина! Что же сейчас последует? А Николай Петрович захохотал еще пуще, повалился на траву, задрал ноги вверх, как мальчишка… Мы поостыли. Сергей подошел к Старостину:
– Делайте со мной что хотите, Николай Петрович, но извините меня, пожалуйста. Я такой дурак! В пылу становлюсь сумасшедшим.
– Ладно, иди, знаю я тебя, шалавого!
Было понятно, что он как старший и мудрый пожалел Сергея, помог ему выбраться из этой дурацкой ситуации. Не побоялся, что уронит свой авторитет в наших глазах. Другой на его месте впал бы в амбицию, мог бы сказать: «Вон из команды!» Поставить условие: или я, или он. Его мягкость никогда не шла ни в ущерб нашему уважительному отношению к нему, ни в ущерб делу.
И когда мне, уже как тренеру, говорили, если бы ты был жестче, дела шли бы лучше, я отвечал: «Разве в команде развалена дисциплина? Полная анархия, отсутствие требовательности? Нет? Почему же я должен работать в другом стиле? Не могу ни унижать игроков, ни хамить. Перестану себя уважать. Меня воспитал человек, который сам работал с людьми именно так, я согласен с его принципами целиком и полностью и не хочу им изменять». Демократичность отношений тренеров и игроков в «Спартаке» во многом шла от Старостина, он и сейчас старается ее хранить, хотя это непросто – он и Константин Иванович Бесков очень разные люди. И я думаю, при волевом руководстве, наверное, всегда необходим такой амортизатор, как Николай Петрович.
Будучи тренером, всегда в сложных ситуациях смотрел на него: как он поступит.
Человек высокого достоинства и чести.
С ним вместе пришлось однажды пережить неприятный случай, неприятное давление. Одна из южных команд была под угрозой вылета из высшей лиги. Нам предстояла игра с ней. Результат никак не влиял на наше положение в турнирной таблице. И к нам с Николаем Петровичем подошли руководители этой команды, вместе с ними какое-то спортивное начальство: «Не могли бы вы нам помочь?..» Начали обещать, что добьются перенесения игры в свой солнечный город – в Москве шли дожди со снегом, – создадут там нам все условия для отдыха, будет все, что пожелаем. Нужна только ничья! Мы не стали вести этот разговор. Сказали, нет, этого не будет. «Покупатели» удалились, пообещав, что найдут другие пути. Мы поняли, что они собираются выйти на игроков. Надо ли говорить, как не хотелось, чтобы ребята поддались соблазнам, чтобы их втянули в сделку. Решили сделать ставку на молодых футболистов, их вывести на поле.
За два дня до этого последнего в сезоне матча умерла жена Николая Петровича, его верный друг. Похороны пришлись как раз на день игры. И вдруг утром вижу его в Тарасовке.
– Николай Петрович, почему вы здесь?!
