Лев Филатов - После матча
Первый матч отнесен к разряду «исторических», он стал зеркалом, глянув в которое наши футболисты, дотоле не нюхавшие пороху на международных ристалищах, увидели себя молодцами и приосанились. Второй, быть может, и не стал откровением, но прозвучал увесистым доводом «Спартака» и Бескова против опасливых схоластов, призывавших «не рыпаться», когда попадаешь на чужой стадион, и пуще глаза беречь свои ворота.
Мне почему-то кажется, что оба матча с «Арсеналом» для Бескова, прошли один за другим, один – продолжение другого и пропасти времени, их разделяющей, он не ощутил. Для него в обоих случаях важно было обыграть «Арсенал», в одном случае он сам обязан был забить, в другом – обученные им молодые спартаковцы. И оба матча удались, только и всего: футбол продолжается, а элегические размышления о минувших годах, даже если их тридцать семь, это от лукавого, к делу не относится.
Бесков любит футбольную работу. Со «Спартаком» ему, думаю, повезло, было где развернуться. Однажды он встретил меня под трибунами стадиона и прямо-таки напал: «Вы понимаете, какая это команда «Спартак»!» – «Кто же этого не знает»,- пожал я плечами. «Нет, не все это знают, она же не имеет права играть кое-как, она должна быть вровень с киевским «Динамо», сколько у нее болельщиков!» Было это еще в то время, когда «Спартак» находился в первой лиге. И я понял, что Бесков вживается в свою новую роль.
Все было в его вкусе: экстремальность ситуации, самостоятельность, доверие, право начать с нуля. И рядом Николай Старостин, основатель «Спартака», личность в футболе столь же крупная, человек столь же твердый и определенный, влияние которого проявилось в выдержке, такте, человечности, хозяйствовании. Под его оберегающим орлиным крылом команда, не отвлекаясь, занималась своим футбольным делом.
На первых порах проявил себя тот Бесков, который некогда увлеченно трудился в ФШМ, открывая и пестуя никому не известных ребят. Не знаю, есть ли другой пример, когда бы за короткое время было найдено даже не для «Спартака», а для нашего футбола столько интересных игроков. Скажу лишь, что начиная с 1978 года пятнадцать спартаковцев всключались в списки «33 лучших» и семь из них – под первыми номерами, что Дасаев и Черенков избирались журналистами лучшими игроками года, что Ярцев и Гаврилов брали призы первых бомбардиров чемпионата, что в сборную страны регулярно приглашали Дасаева, Черенкова, Гаврилова, Родионова, а несколько раньше – Хидиятуллина и Романцева. И всех их выдвинул клуб, который только что лежал в руинах.
А чуть позже проявил себя тот Бесков, который играл в классной команде московского «Динамо», который много раз как тренер начинал «ставить голос» разным другим командам, но не получал для этого нужного времени. В «Спартаке» это время он получил. И команда заиграла, и скоро стала вровень с киевским «Динамо».
В футбольной работе чудес не бывает. Это не о ней сказано – «взмахнул дирижер палочкой – и полилась мелодия». Тренер обязан обратить в свою веру игроков, растолковать, не гнушаясь нудными повторениями, задачи каждого и всех вместе, держать их в том тренировочном режиме, который необходим даже не вообще, а для той командной игры, которую им предстоит вести на поле, для «своей» игры. И все это – ежедневно. Однажды многоопытный Маслов мне сказал: «Если я не побываю в команде два дня, я ее уже не чувствую». Как-то я получил письмо. В конверте записочка и почтовая марка. «Прошу передать эту марку К. Бескову, на ней изображен он». В ту пору Бесков тренировал московское «Динамо». Перед матчем я зашел в раздевалку динамовцев и отдал письмо Бескову. Очков у него с собой не оказалось, он разглядывал марку на вытянутой руке, сощурясь. Любой другой положил бы сувенир в карман, и все. А он вдруг громко выкрикнул фамилию одного нападающего. Тот подошел, постукивая шипами бутс.
– Видишь? Это что?
– Марка, наверное…
– А кто на ней?
– Не знаю. Вы, что ли, Константин Иванович?
– Он «не знает»! Смотри хорошенько! Так вот, если ты и дальше будешь играть, как сейчас, тебя никогда на марку не поместят.
Я почувствовал себя лишним при воспитательном разговоре и вышел. Бесков оставался самим собой, даже приятный личный подарок ему пригодился, чтобы задеть самолюбие футболиста, одаренного, но игравшего «через раз». Фамилию этого нападающего я не называю, он сам теперь тренер и тоже, должно быть, строжит нерадивых.
Осенью 1980 года болельщиков облетела удивительная новость: из «Спартака» уходит Хидиятуллин. Никто ничего не мог понять, как же так – игрок самый яркий из молодых, набравший в «Спартаке» сияние «звезды», и ведь так сподручно ему было в этой команде?! Я за Хидиятуллиным наблюдал еще в юношеских командах, когда ему было шестнадцать, он, был диковинно одарен, и видеть, что он, как на дрожжах, вырастает в большого мастера, доставляло удовольствие. Правда, на поле он подчас своевольничал, но, думалось – угомонится, поймет. Его уход в ЦСКА, команду, где не было порядка в игре, мне показался нелепостью.
Потом, когда страсти улеглись, я при встрече спросил Хидиятуллина, в чем же все-таки было дело.
«Понимаете, он (фамилия не была названа, но ясно, что речь шла о Бескове) меня затерзал, все я делаю не так, да кто я такой, никем бы я не стал, если бы не его уроки. А у меня самолюбие…»
Верно, от бесконечных безжалостных нотаций можно захотеть убежать хоть на край света. Но как было молодому, самоуверенному, строптивому человеку на гребне успеха сообразить, что ему просто необходимы ежовые бесковские рукавицы? Развязка оказалась горькой и закономерной. Получив в ЦСКА бесконтрольную свободу, Хидиятуллин в два счета растерял свои достоинства, от его яркого таланта остались одни воспоминания. Потом его подстерегла травма, и я до сих пор печалюсь, думая о том, что такому игроку судьба отмерила всегонавсего три-четыре хороших сезона…
К чему это рассказано? Команда – серьезная трудовая ячейка. Само собой, я имею в виду команду сильную, классную, не знающую иных целей, кроме максимальных. Не бывает, чтобы все 16-18 игроков оказались равны по футбольной одаренности. Но все они на поле обязаны быть равными в расходовании сил, в чувстве ответственности, в душевном подъеме. Если играет спустя рукава один, уже чувствуется, уже плохо, если же двоетрое, пиши пропало. Для тренера едва ли не главное знать, каковы его футболисты все вместе и не вообще, а в этот час, перед выездом на стадион. И он не может себе позволить ни малейшей поблажки, нет для него ни «симпатичных парней», ни знаменитостей, которых жаждет увидеть публика, ни тех, кто долго верой и правдой служил клубу, а теперь «не тянет».
Не правда ли, что в иных сферах далеко не все, состоящие в штате, загружены одинаково? Кто-то пользуется снисхождением, как общественник, другому прощают за то, что он «приятный человек», к третьему не придерешься, ибо он оказывает услуги начальству; а тот – мастер пускать пыль в глаза. В уважающей себя команде это невозможно. И тренер по долгу своему обязан быть твердым, суровым, хоть бы и жестоким, благополучие команды – его символ веры.
Бесков из тех, кто ничего не прощает. Глядя на его «кадровую политику», болельщики нередко разводят руками, им жаль отчисленных, непонятно, зачем пригласили других. Как мне кажется, Бескова подводит иной раз самоуверенность, ему представляется, что он способен едва ли не любого перевоспитать, сделать мастером, найти ему место. Приходили и уходили, не оставив следа Крестененко, Дубинин, братья Мачаидзе, Калашников, Софроненко, Щербак, Милешкин. Мелькнул Грачев, лучший форвард «Шахтера». Был отпущен Гладилин, а спустя четыре года возвращен и в свои 32 года не то чтобы пригодился, а неоднократно приносил «Спартаку» победы могучими ударами. Однако положим на противоположную чашу весов другие аргументы: то, что нынешние спартаковцы в большинстве выходцы из низших лиг либо из школы своего клуба, что за восемь сезонов приглашались всего два известных мастера, Швецов и Бубнов, что из многих отпущенных один Грачев блистает, а об остальных ни слуху ни духу. И эта чаша перетянет. Бесков, по сути дела, лишен права выбора, за ним остается право на поиск, открытие и воспитание. Он то и дело с обидой повторяет: «Хороших игроков мне не дают». Зато он дает их сам.
Часто тренеры сетуют: «Беда, нет диспетчеров, никто не умеет дать хороший пас». Да, у «Спартака» были Гаврилов и Черенков, мастера командной игры. Но все ли дело в их искусстве? Каждый спартаковец считает себя обязанным верно отдать мяч партнеру, и это школа игры, принцип «правильного» футбола, внушаемый и упрямо, репетируемый Бесковым. И это тоже, если хотите, кадровая политика, активная, смешно же годами сидеть у моря и ждать диспетчеров милостью божьей.
Проходит время, и мы от щедрот своей влюбленности в футбол сочиняем легенды о вратарях, которые «не пропускали», о форвардах, которые «не промахивались». Нам хочется, чтобы существовали такие герои даже вопреки нашему рассудку, нашей осведомленности. И пусть себе живут сказки, наша услада.
