Юрий Папоров - Тропами подводными
— Да оттого, что щука эта не простая… В Средиземном называют ее спетто, в Австралии — динго, на Кубе — пикуда, в США она в тиграх моря ходит, а повсеместно барракудой зовут.
— Такой вкусной, собака, показалась.
— Узнаешь ее характер, не то заговоришь. Помнишь, ты меня как-то учил: «Пока в Москве зиму за баранкой не просидишь, водителем себя не считай».
— Помню.
Так вот, пока барракуду под водой не одолеешь, можешь не считать себя охотником.
Кубинские друзья, занятые сборами, слушали наш разговор улыбаясь.
— Чего ж ты не предупредил, что она несъедобна? — с упреком спросил Виктор.
— Отчего же? Съедобна. Сам говоришь — вкусная была. Да только временами мясо ее бывает отравленным. Ученые и те до сих пор не знают причины.
— Как же так?
— Так вот. Море таит в себе не одну загадку. Американский доктор Джон Рейндалл на средства Международного океанографического общества много лет подряд работал над решением этой проблемы. Так и не смог решить ее.
— Ну, а все-таки?
— Пикуда пожирает маленькую рыбку, — вступил в разговор один из кубинцев, тот, что был постарше. — Рыба эта в свою очередь питается травкой или, скорее всего, это водоросль, У нас в народе ее называют мансанильей.[16] Самой рыбке от нее ничего не делается, и пикуда, питающаяся ею, не дохнет. В отлив бывает, что земляные крабы поедают мансанилью, и им тоже ничего. А вот мясо диких свиней, пожирающих этих крабов, становится отравленным.
Но возвратимся к барракуде. Внешне и поведением своим эта рыба действительно очень похожа на щуку. Прежде всего удлиненной, почти цилиндрической формой тела, которое оканчивается огромной, слегка приплюснутой головой. Рыло барракуды заостренное, нижняя челюсть выдается вперед. Пасть вооружена двумя парами рвущих клыков и большим количеством режущих зубов, которые крепко сидят в глубоких лунках. Спина барракуды окрашена в густо-черный цвет, а бока и брюхо в серебристо-белый. От спины к брюху, особенно ближе к хвосту, заметны темные пятна. Чешуя некрупная, гладкая. Два коротких спинных плавника (у щуки он один, но крупнее) отнесены назад и разделены большими промежутками. Сила движения барракуды заключена в мощном хвостовом плавнике. Крупные взрослые рыбы достигают двух с половиной метров длины. Тогда они весят до центнера.
Если за все дни подводной охоты в кубинских водах с акулами мне доводилось встречаться не более пятнадцати раз, то не было выхода в море, чтобы рядом с нами не появлялась барракуда. А встречи с этой хищницей мало радуют подводного охотника, тем более если за неимением лодки, куда складывают добычу, он тащит ее за собой на кукане. Тогда он, охотник, сам превращается в объект охоты.
Так и случилось однажды со мной и Армандо. Барракуда была крупной, охотились мы с берега, и у меня было еще недостаточно опыта. Армандо сразу же, как только хищница появилась, подал знак — «не связываться». Но каково было мне глядеть на то, как какая-то рыба, холодная, скользкая и противная, пожирает мою первую добычу, висевшую на поплавке-кукане.
Делала это барракуда спокойно, по-деловому, не обращая на нас никакого внимания, словно бы она была корова, которой в кормушку подбросили охапку сена. Правда, повадками барракуда никак не походила на милое травоядное: с ходу она отхватывала кусок висевшей рыбы, отходила в сторону, заглатывала его и снова стремительно кидалась на кукан.
Возмущался я недолго, ибо вскоре стал смеяться. Как только мой кукан оказался чист, если не считать пары оставшихся голов, барракуда принялась за добычу Армандо. Армандо, конечно же, злился, но… терпел.
На обратном пути мне показалось, что мой наставник бездействовал, принося в жертву мой и свой улов, дабы дать мне наглядный урок, как нерентабельно охотиться без лодки.
В другой раз мы вышли в море опять же без лодки, но то было с друзьями из посольства, и мы охотились у коралловой гряды, проходившей неподалеку от берега. Глубина была небольшая, вряд ли достигала трех метров. Это-то и ввело меня в заблуждение. Вопреки правилу, я закрепил шнур от поплавка с куканом к поясу, а не к рукоятке ружья, за что и был порядком наказан.
Всю вторую половину субботы я мастерил из трех старый одно пригодное для охоты ружье. Что это за труд размонтировать ружья, скрепленные металлическими винтами и побывавшие в море, известно каждому подводнику. От нашего отечественного я оставил алюминиевую пустотелую трубку с рукояткой. Лучшего и более надежного спускового крючка у меня никогда не было. От венгерского были взяты шнур со скользящим кольцом и стрела с гарпуном, подогнанная под наш спусковой крючок. Головку с двумя парами отличных резиновых тяжей я снял со старенького американского «чампиона». Получилось превосходное ружье. Из него не более чем за полчаса мне удалось подстрелить двух губанов, небольшого скапа, трех желтых хемулонов и отличного синего луциана. Последней была безобидная собака.
Гарпун пришелся в тело рыбы ближе к хвосту, и она отчаянно сопротивлялась при пересадке ее на кукан. Это и привлекло внимание почти метровой барракуды. Когда я заметил ее, хищница неподвижно стояла метрах в пяти. Глаза ее были полны любопытства. Я оттолкнул поплавок с куканом, на котором висела добыча, и, не спуская глаз с непрошеной гостьи, не спеша отплыл, чтобы спокойно зарядить ружье на вторую пару резин.
Нужно было сделать все, чтобы барракуда ушла, ибо когда нет рядом лодки, присутствие барракуды, да еще такой крупной, означает конец охоте.
Заработав ластами и вытянув во всю длину вперед руку с ружьем, я поплыл на барракуду. Единственным моим намерением было испугать хищницу быстрым приближением. Мне приходилось это делать раньше, и чаще всего, покружившись немного, рыба уставала от этого занятия и уходила в поисках добычи в другое место. Но на этот раз, очевидно, мои движения были чересчур поспешными, что не испугало хищницу, а, наоборот, вызвало раздражение. Все ее сигарообразное тело вытянулось в струну, напряглось, глаза из вопрошающих стали злыми, пасть ощерилась, залязгали зубы, как у загнанного собаками волка.
Дело принимало неожиданный оборот. Поведение и поза барракуды означали одно — она изготовилась к атаке. У меня не было иного выбора. Я знал, что должен оказаться первым. В голове мелькнула мысль: «Жаль, что не свинтил наконечник». А в следующий миг стрела вырвалась из ружья. Острый наконечник гарпуна глубоко вонзился в шею у жабр, нанеся хищнице явно смертельную рану.
Молниеносный рывок, удесятеренный болью и страхом, отбросил рыбу в сторону. Я почувствовал, что в руке у меня словно бы вовсе и не было ружья.
Барракуда медленно удалялась с торчащей в теле стрелой, за которой тащилось с таким трудом налаженное накануне классное ружье. Я рванулся за ним. Но тут же ощутил, как натянулся линь от поплавка с куканом, полным рыбы. Плыть дальше с нужной быстротой я уже не мог. Пока же я отвязывал линь от пояса, барракуда растворилась в морской дымке, как иголка, упавшая в стог сена.
Вот если бы шнур от поплавка был, как положено, прикреплен к рукоятке ружья, я преспокойно проследовал бы за поплавком, настиг его и завладел бы приятным каждому охотнику достойным трофеем. Весила эта барракуда с полсотню фунтов, А так, за оплошность, я не только не обрел трофея, но и распрощался с ружьем.
Охота в этот день была испорчена. Правда, мы пытались искать раненую барракуду, надеясь, что ствол ружья могло заклинить в расщелинах рифа или соединяющий стрелу шнур мог зацепиться и запутаться в ветвях кораллов. Мы знали, что минут через пятнадцать — двадцать хищница должна была остановиться так или иначе, чтобы избрать себе место, где она окончательно ослабеет и тело ее станет легкой добычей других обитателей моря.
Была у меня и еще одна встреча с барракудой. Финал ее мог оказаться для меня куда печальнее.
В воде нас было четверо, плюс двое в моторной лодке. Вся добытая рыба прямо на стрелах подавалась на борт. Ни запаха крови, ни присутствия в воде на кукане раненой рыбы — казалось, ничто не могло привлечь внимания любознательной и охочей до легкой наживы грабительницы барракуды. Но появившуюся рядом с нами хищницу никак нельзя было отогнать. Что мы только не делали — барракуда, описав большой круг, через минуту вновь пристраивалась нам в спину.
Связываться с ней никому не хотелось, когда кругом было вдоволь крупного морского окуня и луцианов всех существующих оттенков и мастей и серого, и желтого, и красного, и синего.
Пришлось забираться в лодку и менять место охоты. Мы отошли на километр, но и там вскоре рядом застучала зубами барракуда, которая ни за что на свете не хотела расставаться с нами.
Поведение ее было подозрительным. Почему-то больше других хищницу интересовал наш Оскар. Она буквально не сводила с него глаз и все время держалась с его правой стороны, У пояса Оскара болтался белый металлический колпачок, которым Оскар заряжал стрелу своего пневматического ружья. Он чертыхнулся и спрятал колпачок в плавки. Но и тогда барракуда не ушла. Она стала приставать к каждому из нас по очереди. Казалось, она настойчиво хотела узнать, кто же спрятал игрушку, которая так ее забавляла.
