Никита Симонян - Футбол – только ли игра?
Его чтили и футболисты и тренеры, особенно молодые. К тому времени, как я произнес первую тренерскую речь, он уже успел сотворить «Торпедо»: ведь именно при нем команда заиграла комбинационно, технично. Потом он перейдет в «Динамо» (Киев), и о команде заговорят не только у нас, но и за рубежом – она одержит ряд громких побед в международных играх.
Маслов знал футбол не по учебникам. Сам когда-то играл за «Торпедо». Не имея специального образования, как большинство тренеров моего поколения, обладал богатейшей тренерской интуицией. Она проявлялась и в построении учебно-тренировочного процесса, и в выборе тактики игры, в выборе игроков – Стрельцова и Иванова он открыл, – во влиянии на них. Не случайно между собой футболисты звали его «дед». А еще – «профессионал». Тоже точное попадание. Он и сам любил повторять: «Мы же профессионалы!» Открытый, душевный, очень располагал к себе. И сегодня все, кого он учил, воспитывал, говорят о нем с особой теплотой. Немного напоминал Горохова заботой о футболистах – тоже как отец родной.
По природе своей Маслов был старшим тренером. Не отличался большой футбольной эрудицией, не знал научных терминов, но настолько тонко понимал футбол, что все мог объяснить простым разговорным языком. К тому же, будучи волевым, сильным человеком (он и с виду – крепкий дуб), любого мог заставить работать.
Самоучки нередко кичатся, что университетов не кончали, а Виктор Александрович с уважением, я бы даже сказал, с благоговением относился к науке, к знаниям. Учились мы с ним на курсах переподготовки тренеров, сдавали экзамены, и он волновался, как школьница-отличница: покрывался пятнами, все бесконечно у всех переспрашивал. А он же – Маслов!
В Киеве он получил широкие возможности для комплектования команды. Внес много тактических новинок. Ввел роль опорного центрального полузащитника, называемого в то время волнорезом, разрабатывал игру без флангов, игру с двумя нападающими, насытил среднюю линию… Его команды всегда отличала высокая игровая дисциплина.
…Большим авторитетом для меня был Михаил Иосифович Якушин. Как тренера знал его по сборной.
Фигура легендарная в футболе и хоккее. «Хитрый Михей» звали его за умение играть умно, изобретательно. Не всякий тренер сразу утвердится во мнении коллег, а Якушину, мне кажется, это удалось. И вообще ему все удавалось. Как сразу стал одним из самых заметных игроков и в футболе и в хоккее, так сразу же стал и признанным тренером, с которым все считались.
Его команда, московское «Динамо», была командой умной (под стать наставнику) и многие годы, как и ЦДКА, являлась эталоном советского футбола. В сорок пятом году «хитрый Михей» повез известную лишь в нашей стране команду в туманный Альбион, а привез оттуда всемирно знаменитый клуб с засверкавшими на мировом небосводе звездами – Хомич, Бобров, Бесков, Соловьев… Как загремели их имена!
По характеру Михаил Иосифович полная противоположность мягкому, деликатному Качалину. Голоса, правда, тоже не повысит, но если не выполнишь его требований, так ужалит словом, что думаешь: лучше бы уж накричал. Хотя в общем-то всегда бывал справедлив.
О якушинском остроумии и язвительности рассказывалось и рассказывается немало баек.
Будучи игроком, не корил партнера за ошибки в передачах, не кричал обычное: «Кому отдал?!», «Куда бьешь?!» Подходил и спокойно делал внушение.
– Сева, – обращался он, например, к Блинкову, – ты и я в одной команде. Мы с тобой в голубой форме. А вот эти, в белой, – наши соперники. Так ты, Севочка, один пас давай голубому, а один – белому. Договорились?
Лев Яшин рассказывал мне, как однажды в перерыве между таймами в раздевалку вошли большие руководители динамовского ведомства. Михаил Иосифович в это время давал советы футболистам, каждому по очереди, как надо играть во второй половине. Вдруг раздались реплики высоких гостей: «А что с Мудриком? Почему он слабо играет? Может быть, плохо себя чувствует?»
Не оборачиваясь в сторону начальства, Якушин подошел к Эдуарду Мудрику и серьезно спросил, как он себя чувствует. «Нормально», – ответил тот. Повернувшись к руководящим товарищам и приложив ладони рупором к губам – характерная якушинская манера, – доложил, что Мудрик чувствует себя нормально, и спокойно продолжал установку, а посторонние разговоры тотчас прекратились…
Но самой удивительной фигурой в тренерском корпусе был Борис Андреевич Аркадьев. Он совершил настоящий переворот, революцию в футболе.
В сороковые-пятидесятые годы не придавали значения таким понятиям, как четкая расстановка игроков, тактическая схема. Другой был конек – игра, построенная на индивидуальности футболистов, на коллективизме, на постоянном движении, маневренности, взаимозаменяемости, смене мест. И все это пошло от Аркадьева – команда ЦДКА демонстрировала такую игру. Если бы любители футбола наблюдали эту команду сейчас, то, наверное, спросили бы: «А кто такой Гринин? Правый крайний нападающий, правый полузащитник или левый защитник?» Гринина можно было увидеть на разных позициях.
Человек большой эрудиции, интеллигент, прекрасный педагог, Аркадьев внедрил в практику принцип функциональной подготовки футболистов. Делал ставку на способность, готовность игроков поддержать высокую скорость, высокий темп на протяжении всего матча. Даже команда «Динамо», где собрались высококлассные игроки, команда академичная, элегантная, во многом уступала ЦДКА: армейцы были лучше подготовлены физически, отличались более высокими бoйцoвcкими свойствами. Если положить достоинства двух лучших команд той поры на чаши весов, то возникло бы равновесие.
Можно сказать, что Борис Андреевич определил интеллектуальный подход к футболу: футбол сложен, как математика, его возможности далеко не исчерпаны, здесь нужны постоянный поиск, открытия.
Тренер-мыслитель, тренер-стратег стал во многом примером, эталоном для тренеров последующих поколений. Даже в отношении к неудаче. Скажем, после поражения иные не спят ночами, Аркадьев же обычно говорил: «Прежде всего берегите центральную нервную систему. Она вам крайне необходима. Я после проигрыша прихожу домой, отключаю телефон, наполняю ванну теплой водой, беру книгу и полностью забываю о том, что произошло». Каждый ли так сумеет?
Подражать Аркадьеву, копировать его бесполезно. Это высота, до которой можно было лишь тянуться…
Самые разные тренеры делятся все-таки на две категории: демократы и автократы, именуемые в просторечии «диктаторами».
Горохов, Дангулов, к примеру, – демократы. Гавриил Дмитриевич Качалин – тоже. А вот у Константина Ивановича Бескова явно выраженный авторитарный стиль, стремление воплотить во всем свою волю. У него на тренировках не поспоришь.
Став тренером, я тоже невольно должен был делать выбор. В силу моего характера, да и спартаковских традиций, мне больше импонировали демократичные отношения с игроками. Многое взял и у Качалина, и у Дангулова, и у Горохова. Но, пожалуй, большему – педагогике, отношениям с людьми, стремлению анализировать любую ситуацию, взвешивать любое свое решение учился у Николая Петровича Старостина, очень мудрого человека.
Не руби сплеча, сначала остынь, сто раз отмерь – его правила. Могу сказать: педагогику учил по Старостину. Он, кстати, тоже от меня не открещивается, считает своим воспитанником. Все годы, что работал с ним рядом, были для меня временем постоянной учебы. Николай Петрович способен найти хорошее, ценное в любом человеке, и я понимал, глядя на него: без этого нельзя руководить, воспитывать.
Почти пятнадцать лет был я игроком команды мастеров. Вроде бы не новичок в футболе. Но какой же трудной оказалась новая роль!
От многого, к чему привыкли, приходилось отказываться: футбол шел вперед. И надо было поспевать за ним, заниматься самообразованием.
Как волновался перед матчами! Выйти на поле, оказывается, куда легче, чем остаться на тренерской скамье. Все проигрываешь вместе с командой – удары по воротам, пасы, передачи, все комбинации. И неизвестно еще, где тратишь больше сил – на поле или у его кромки.
Первые тренерские шаги – постоянные сомнения, раздумья. Закончится тренировка или игра – все садятся в автобус, уезжают. Когда-то и я покидал стадион вместе с ними, после напряжения наступал отдых. Теперь после работы начиналась работа. Один или со Старостиным и своим помощником до бесконечности анализировал только что прошедшую, пережитую игру.
Но это, как говорится, цветочки, они еще не дают представления о всей тяжести тренерской ноши. Шел 1960 год, первый год моей работы тренером. А первый блин, как известно…
Был двухэтапный розыгрыш чемпионата – по одиннадцать команд в каждой группе, по три команды из обеих групп должны были составить шестерку лучших, а мы в нее не вошли. И вот тут-то я попал под обстрел болельщиков: «Не знаешь дела – не берись!» «Не лезь тренировать „Спартак“!..» «До чего довел нашу команду!..» Останавливали на выходе у стадиона, на улице. Высказывались беспардонно и оскорбительно. А ты зачастую не мог осадить хама – в этом беззащитность людей, которые на виду, ты должен хранить достойное молчание, ибо зайдешься в бесполезной полемике. Выступающий – аноним, хоть и без маски, а ты известен, за тобой команда, тебе нельзя взорваться, сорваться.
