Л Замятин - Эверест, юго-западная стена
На дневной связи выяснилось, что Колины шерпы поднялись с грузом на четыре верёвки выше лагеря-2 (7350) и далее идти отказались, так как на скалах лежал снег. Хута в этот день добрался с грузом до лаге-ря-3.
Во второй половине дня мои пятеро шерпов вернулись на 6500, и я снова накормил их, успев приготовить пищу. К вечеру сварил рис с мясом. Шерпы очень любят лечиться. Всю вторую половину дня я обычно занимался их осмотром, замазывал ранки зелёнкой, делал повязки, раздавал таблетки. Лечения требовал каждый. Вероятно, им просто приятно было внимание. Скорее всего, в прежних экспедициях их не очень баловали.
25 апреля. Я проводил шерпов наверх, взял кинокамеру и решил поснимать работу на маршруте. Но утренняя связь изменила мои планы. Коля неожиданно почувствовал себя плохо — боли в области живота. Мы договорились, что он уходит вниз, а я поднимаюсь на замену. Быстро собираюсь и ухожу наверх. На шестой верёвке встречаюсь с Колей. Передаём друг Другу дела, обмениваемся записями о наличии груза. Спешу наверх, так как снова начинается снегопад.
И вот наконец перегиб. Я у палатки лагеря-2. У другой палатки суетятся шерпы. От Хуты узнаю, что сегодня удалось добраться лишь до десятой верёвки. Поднимавшийся первым Пазанг дважды срывался и зависал на перилах, и шерпы отказались идти выше. Кислород и снаряжение они сложили там же на небольшой площадочке и ушли на 7350.
У Хуты сломалась кошка (обломался соединительный винт), и он собирался спускаться вниз. Я попытался уговорить его остаться, но он не согласился и начал спуск. Я очень надеялся, что мы с Хутой выйдем в8250. Теперь я остался один с тремя шерпами.
Ночевал в палатке один. Шерпы расположились в другой палатке. Вечером они позвали меня ужинать. Заговорили с Навангом о дальнейших планах. Он сказал, что у всех очень устали руки (от подъёмов по перилам) и шерпы хотят уходить вниз. Я понимал, что один много не сделаю, и пытался хотя бы Наванга уговорить остаться. Он колебался. Остальные двое категорически настроены на спуск. Решили отложить разговор до утренней связи. Утро вечера мудренее.
26 апреля. Пробудившись, я залез в палатку к шерпам и увидел, что Наванг сидит в тёмных очках и по щекам его текут слёзы. Сожжены глаза. Я сделал ему примочки из чайной заварки, но это мало помогло. Нам обоим было ясно, что идти наверх он не сможет. Посовещавшись, шерпы выделили мне в напарники самого молодого паренька — Ниму Тембу. Наванг и Пазанг ушли вниз.
Мы с Нимой нагрузились и двинулись вверх по перилам. Нима шёл в кошках, я — в вибраме. К моему удивлению, Нима, несмотря на молодость (всего 24 года), оказался очень техничным и сильным. На четвёртой верёвке мы догрузились оставленным здесь снаряжением. Достигли площадки на, десятой верёвке, где были сложены грузы. Отсюда предстояло двигаться траверсом слева направо. Увидев это место, я понял, почему здесь сорвался Пазанг. В верхней точке этого перехода выступал большой камень, за который обычно закладывали верёвку. Очевидно, Хута, спускаясь последним, выдернул верёвку из-за камня. И теперь она провисла почти горизонтально, в нижней части касаясь скал, а в верхней (вертикальной) — в полутора метрах от скал.
Мне ничего другого не оставалось, как пройти здесь с зажимом по свободно висящей верёвке. Нима хотел пройти первым, но, помня о том, что он видел, как сорвался Пазанг, я остановил его и пошёл сам. Метров пять мне пришлось передвигаться по верёвке с тяжёлым рюкзаком, болтаясь в воздухе. Коснувшись наконец поверхности скалы подошвой вибрама, я испытал огромное облегчение. Поднявшись к точке закрепления верёвки, я снял рюкзак и заложил верёвку за камень.
Теперь проблемы не существовало. И Нима легко прошёл эту верёвку. Он начал подыматься впереди, я — за ним. Подъём по этой верёвке отнял много сил. Да и дышать здесь было труднее — всё-таки 7500 (высота нашего пика Коммунизма). Когда я поднялся в лагерь-3, Нима уже готовил чай. Поработав с ним день, я по достоинству оценил его техническую подготовку и доброжелательность. Он был хорошим напарником.
Мы перекусили, и вдруг, к моему удивлению, Нима начал собираться вниз. Оказалось, что он намеревается спускаться в базовый лагерь. Как раз подошло время связи, и я поделился своей тревогой с Таммом. Он сказал: “Во что бы то ни стало уговори Ниму остаться. Надо сделать ещё одну ходку и забросить в лагерь три груз с десятой верёвки (продукты, кислород, газ и бензин для приготовления пищи). Пообещай ему премию!”
Я очень долго и усиленно вспоминал, как будет по-английски слово “премия”. Высота явно снизила мои лингвистические способности. Наконец я выдавил фразу: “Нима, мистер Тамм — мани! О'кей?” — на что Нима ответил: “О'кей!” После этого мы расположились на ночёвку. В глубине души я надеялся сделать в этот выход грузовую ходку до 8250. Чтобы хорошо подготовиться к завтрашней работе, мы решили как следует поесть...
27 апреля. День пролетел очень быстро. Сразу после утренней связи мы двинулись вниз. Спустились до грузов десятой верёвки за час. (Между лагерями-2 и 3 провешено двадцать верёвок.) Здесь Нима загрузился и пошёл наверх. Я — следом за ним.
В 13.30 мы достигли палаток лагеря-3. Как раз подошло время связи.
— Где находитесь? — спрашивает Тамм.
— В лагере-три.
— Что случилось? Вы ещё не уходили вниз?
— Нет. Мы уже пришли сюда. Длительная пауза. (Вероятно, недоумение.)
— Нима наотрез отказывается оставаться здесь и сейчас уходит вниз,— передаю я.
— Куда вниз?
— В лагерь-один.
— В лагерь-два?
— Нет, в лагерь-один.
Снова длительная пауза. (Никто ещё не спускался так быстро — через лагерь.)
— Ну давайте, спускайтесь.
Мы с Нимой собрали и занесли на 7800 продукты и всё, что бросили шерпы. Штурмовым группам оставалось только захватить с собой с 7350 кислород. Второй лагерь был завален кислородными баллонами. Сюда же, в лагерь-3, было занесено всего пять баллонов. Этого хватит для того, чтобы взойти на вершину и спуститься вниз, только одному человеку.
К вечерней связи мы с Нимой были уже на леднике. В лагере-1 встретили Балыбердина и Мысловского. С ними был Наванг. Глаза его уже не болели. Ребята были настроены работать до победного конца (то есть до вершины). Я расстроился. Когда ещё подойдёт моя очередь и подойдёт ли? С грустью разглядывал флаги, выданные парням в базовом лагере (они улетят потом вниз вместе с рюкзаком Эдика). Спрашиваю у Бэла: “Вова, неужели хватит сил?” Он неопределённо пожимает плечами. В базовом лагере все понимали, что у тех, кто поставит лагерь-5 (а у двойки тем более), навряд ли хватит здоровья взойти на вершину. “Посмотрим, — ответил Бэл. — Дело есть дело, и кто-то должен делать его”.
28 апреля. Утром не спеша собрались и позавтракали. Я решил отснять на плёнку их выход наверх. Зафиксировал для истории флаги СССР, Непала и ООН. С грустью расставался я со своим земляком и напарником Володей Балыбердиным. В тот момент мы ещё не знали, что он идёт к победе, а я — к горечи незавершённости. Но интуитивно я почувствовал, что остаюсь “без горы”. И это в тот момент, когда понял и доказал, что могу работать наверху в полную силу, что набрал наконец форму.
Я очень хотел, чтобы они присели, по обычаю, перед дорогой, и, несмотря на сопротивление, заставил их присесть. Каждый загадывал и думал о своём. Наванг тоже посидел немного, недоумённо глядя на нас. Очевидно, он понял, что у нас — свои боги, которые требуют такого обряда. Мы с Нимой проводили ребят и поспешили в базовый лагерь.
На 6100 напились воды и снова — вниз. День стоял отличный, сильно пекло солнце. На ледопаде встретили “ремонтную” группу (Лёня Трощиненко, Евгений Игоревич и Анатолий Георгиевич). В базовом лагере нас ждала тёплая встреча. Все радовались, что нам удалось сделать хоть какую-то часть дела.
Вечером добрался до магнитофона. Удалось прослушать плёнку, на которой было записано обращение к нам Ильдара Азисовича Калимулина. Он сообщал из Катманду о событиях в мире и в районе Эвереста. На нашу гору продолжают подниматься с севера англичане и американцы. Месснер идёт на Канченджангу. Все ждут от нас успешного восхождения. Мы вызываем огромный интерес во всём мире. На этой же плёнке записан ответ Тамма о том, что “в команде появились лидеры, не рекомендованные медициной для подъёмов выше 6500 метров, которые своим упорством доказали право на восхождение. В первую очередь это Эдуард Мысловский, на которого равняется и за которым идёт вся команда, и — Владимир Балыбердин. И в то же время некоторые участники, рекомендованные медициной для подъёма на вершину, оказались неустойчивыми к гипоксии и теперь фактически выбыли из работы. Это — Онищенко, Шопин и Хергиани”.
Я обиделся, но всё же надеялся, что Евгений Игоревич сдержит своё слово насчёт нашего с Колей выхода на вершину.
29 апреля. Этот день запомнился всем. Он принёс нам огромную радость. Мы очень долго ждали эту почту. Каждому из нас пришло письмо. Особый восторг вызвали плёнки с записью голосов родных и друзей. И конечно, каждая семья записала любимую песню. Мои тоже развернулись на полпленки. А кассета у нас была одна на всех ленинградцев. Сначала звучал голос моей жены Галины. Она обижалась на то, что мало и редко пишу. Затем моя дочь, второклассница Юлька, читала стихи о весне и об Октябре. Для меня записали песню “Приезжай” в исполнении Аллы Пугачёвой.
