Эдуард Стрельцов - Вижу поле...
Про вино, разрушающее жизнь, столько сказано — от анекдотов до диссертаций. Новое что-нибудь и придумать трудно. Я хочу только к общим мыслям и тревогам добавить кое-что из личных своих волнений по этому поводу.
Пьяниц справедливо презирают, жалеют, в лучших случаях.
Когда же вино губит таланты, всему народу известные, любимые целым народом, — из уважения к их памяти приходится вслух называть другую причину.
А как быть? Я ненавижу алкашей, что называется, а друзей своих, погубивших себя тем же вином, люблю по-прежнему — и не разлюблю никогда.
Часто слышу, что про хороших людей говорят — они были слабыми людьми…
Но вот я не понимаю, как человека спорта разделяют надвое.
Сначала утверждают, что на поле он совершал чудеса. А потом удивляются, но говорят совершенно определенно: а вне поля он слабый…
Так не бывает, я во всяком случае не верю.
В газетах пишут: отдал для победы все. Не я же это придумал, что все. Ну, пусть не все, а многое. Многое — время теперь надо, чтобы восстановиться. А времени вдруг нет. Нет терпения ни у кого подождать, пока он снова себя обретет. А он же сам мучается — вдруг не обретет, не станет прежним. Вот где вино с ним и справляется запросто — и он прежним так и не становится. Плохо, конечно, виноват он.
Только плохо, что в пример ему ставят иногда тех, кто для победы себя пожалел, но зато перед вином устоял — и в итоге молодец.
Обвинят меня теперь, наверное, что я пьяниц оправдываю.
А я только хочу, чтобы мы сберегли талантливых, любящих спорт людей, которые вдруг оступились, не ставили в один ряд с теми, для кого вино — единственное и главное.
Если сильный, по вашему мнению, вдруг ослаб, — помогайте ему, а не клейте на него ярлык, не клеймите его. А то ведь и впрямь — не увидит он обратной доро1и. Сорвался раз — срывайся дальше. Мы тебя заменим менее талантливым, но зато насчет выпивки надежным.
Да вы напомните сильному лишний раз, как он силен. Помогите ему сберечь силы.
Я же не говорю: нянчитесь с каждым, каждому все прощайте.
Но не надо давать достойному человеку понять, что устал он навсегда.
«Навсегда» в большом спорте и так за каждым углом подстерегает.
Настоящим-то алкашам — и тайным, и явным — всегда хочется, чтобы в их рядах числилась какая-нибудь знаменитость, какой-нибудь стоящий человек, что им не ровня, а в похмелье вдруг сравнялся, приблизился. Вон чего радуется такая публика — все, мол, мы одним миром мазаны, всем миром поем. Никаких там секретов и тайн — истина в рюмке. Все в ней будем.
Не хочу я, чтобы хорошие люди доставляли радость тем, кто и смотреть на их промахи и ошибки недостоин.
И еще хотелось мне добавить вроде бы как и не в связи. Но в связи… Зазнавался я там или не зазнавался, всегда ко мне все запросто: Эдик, Эдик.
Вроде бы замечательные люди всегда меня окружали.
А найти хорошего друга — так, по-моему, и до сегодняшнего дня не нашел. Друга в полном смысле…
Когда знаешь, как огорчительно и внезапно оборвался сезон этот для Стрельцова, трудно спокойно прокомментировать начало сезона пятьдесят восьмого года.
Есть опасность преувеличить, неточно то есть представить, значение Эдуарда Стрельцова для сборной страны, направлявшейся на мировой чемпионат.
Но нет, спустя столько лет и зная, каким вернулся после значительного перерыва в футбол двадцативосьмилетний Стрельцов, нельзя преувеличить величину потери для сборной ее самого молодого, но уже признанного лидера.
На чемпионате в Швеции нашей сборной как раз и не хватало игровой мощи и молодости этого игрока.
Комплимент Стрельцову в таком контексте может прозвучать и двояко: как бы обостряет ощущение его вины перед тогдашней сборной, но и поднимает одновременно интерес тех, кто не застал его на поле, как к игроку, столь много значившему, столь многое решавшему в современной ему спортивной жизни.
…Последние контрольные игры сборной страны перед чемпионатом мира сложились довольно напряженно и закончились вничью с одинаковым счетом 1:1.
Оба раза сборной пришлось отыгрываться И оба раза ответный гол забивали торпедовские форварды.
Иванов забил гол англичанам, что было престижно.
Но гол, забитый Стрельцовым в самом конце матча со сборной Румынии, благодаря всеобщему вниманию к центральному нападающему (на чемпионате в Швеции играл Никита Симонян, но в период последних приготовлений иного исполнителя, чем Стрельцов, для этой роли никто уже не видел), сохранен не только в спортивных отчетах, но и в рассказе Евгения Евтушенко «Третья Мещанская», где точно такой же гол, простояв всю игру, неожиданно забивает на последних секундах матча «списанный со Стрельцова» форвард — образ, впрочем, видимо, собирательный, поскольку автор представляет героя как друга своего детства, хотя Стрельцов — из Перова, а не с Третьей Мещанской.
…Почти столько лет, сколько играл я в футбол, приходилось мне слышать упреки — за то, что стою.
Причем опытные люди и люди, со многим в моей игре согласившиеся, примирившиеся вроде, тоже говорили про меня: если бы он еще не стоял…
Да, я мог отстоять и сорок минут, и сорок пять, но вот за пять или даже за одну минуту вступления, включения в игру мог сделать то, чего от меня ждали, требовали.
В самом начале игры или в самом ее конце — неважно — я, случалось, и забивал гол, становившийся решающим.
Так, в пятьдесят восьмом году в игре против сборной Румынии я почти все время был в стороне от главных событий и ни в одной остроатакующей комбинации не участвовал, румынские защитники про меня словно забыли. Но когда время игры уже истекало — мы проигрывали 0:1 — я вдруг увидел возможность с места левого инсайда догнать уходящий за лицевую линию мяч. Догнал этот мяч и под очень острым углом пробил мимо выскочившего вратаря. Мяч ударился о дальнюю штангу и отскочил в ворота…
В том, что делал я на поле, мне кажется, довольно часто бывал эффект неожиданности. Я часто заставал защитников, против меня игравших, врасплох.
И все равно про меня говорили: лень, поза… Возможно…
Но из такой лени или позы я, случалось, выскакивал, как из засады.
Когда участие мое в большой игре давно закончено, могу еще признаться — у меня ведь плоскостопие.
Иногда после трудной игры я еле плелся — шаг сделать больно было. И кроссы в предсезонный период оказывались для меня пыткой.
Я обычно мог отыграть игру лишь в своем, найденном для себя режиме — и к нему себя соответственно готовил.
В игре я искал момент — то есть находил такие ситуации, в которых мое непременное участие могло привести к голу.
За мячом, с которым не видел возможности что-либо конкретное сделать, я и не бежал, как бы там трибуны на это ни реагировали.
Но за тем мячом, с которым знал, что сделаю для нужного в игре поворота, для внезапного хода, я бежал, уж бедных своих ног не жалея, и к такому мячу редко опаздывал Мои партнеры на меня реже обижались, чем сидящие на трибунах специалисты и зрители.
Я стоял — берег силы. Но берег-то для момента, в который мог сам гол забить или отдать такой пас товарищу, что он больше не жалел о времени, потраченном на ожидание от меня мяча.
Все, что возможно, что казалось мне возможным сделать на поле, я уж пытался, скажу вам, сделать на совесть, что бы там ни говорили: стоит и прочее…
Мне казалось, что к сезону пятьдесят восьмого года я уже обрел в игре то, чего мне ранее недоставало. И не в том только дело, что поле я видел и знал, что хочу сделать с мячом. Дело, по-моему, в том было, что если прежде я еще мог пойти у кого-то на поводу, появись игрок, очень мне понравившийся, то теперь нет. Теперь я понимал: ни за кем и никуда. Я готов был решать все задачи, ясные мне на поле, самостоятельно. Пусть я и ошибался — без того в футболе не обойтись. Но я чувствовал: опекавшим меня защитникам следить за моей мыслью в игре становится все труднее.
Я нашел к тому времени свой стиль.
Стиль, как я это понимаю, — возможность и привычка находить на поле свои решения. И уж от этого идти к исполнению технических приемов.
Приемы теперь все чаще возникали для меня из самой игры и оказывались поинтереснее, чем разученные на тренировках, вернее, когда-то разученное видоизменялось в ходе игры до неузнаваемого. И в таком варианте уже принималось на вооружение для дальнейшего.
Ну, вот за пас пяткой меня чаще всего хвалили. Столько лет он получался у меня неожиданным для обороняющихся и своевременным для партнера — пас, например, Юре Савченко, когда он решающий гол «Пахтакору» забил в финале кубка шестьдесят восьмого года.
А как он возник у меня, появился, этот пас? Неожиданно — я его и не практиковал до игры с «Динамо» в первом круге первенства пятьдесят шестого года.
