Михаил Ромм - Я болею за «Спартак»
22-го июня, через два дня после люберецкого финала, я шел вдоль дачных заборов к футбольному полю, собираясь потренироваться. На большом щите, рядом с объявлениями о концертах на «кругу» и о сдаче внаем комнат, мне бросились в глаза напечатанные большими буквами слова:
«Мы, милостью божьей Николай Вторый,
Император Всероссийский, Царь польский,
Князь Финляндский и прочая и прочая
Объявляем всем нашим верным подданным...»
Это был манифест о всеобщей мобилизации...
Через несколько дней я был призван. Сначала меня направили в 12-ый гренадерский астраханский полк, где я отбывал воинскую повинность, а затем перевели в Петербург, в автомобильную роту. Она помещалась в Михайловском манеже. Автомобильной промышленности в то время в России не было, и мы занимались реквизицией машин для нужд армии у частных владельцев.
В огромном манеже разномастными шеренгами выстраивались машины разных фирм и конструкций: «бенцы», «мерседесы», «оппели», «фиаты», «испано-суизы», «пежо», «рено», «форды», «остины».
Служба была для нас прекрасной шоферской школой. Через месяц мы крутили баранку, как заправские водители.
Время от времени в манеже появлялся командир автомобильной роты свитский генерал Секретев, один из самых близких к царю генералов, высокий, представительный, строгий. Он принимал рапорт, обходил шеренги машин и распекал наших прапорщиков.
Зимой стали приходить американские «паккарды» и «хупмобили». А затем прибыли бронированные «остины» — первые броневики в русской армии. Это были обыкновенные легковые машины с усиленным шасси и двумя пулеметами в бронированных башнях. Броня защищала от винтовочных пуль, но легко пробивалась артснарядом малого калибра.
Теперь в манеже формировались броневые взводы. Время от времени снова появлялся Секретев со своими адъютантами. Прапорщики и подпрапорщики с инженерными значками на погонах, пулеметчики и шоферы проходили мимо него церемониальным маршем, громко печатая шаг.
— Здорово, молодцы! — высоким тенором покрывая оркестр, кричал Секретев.
— Здравия желаем, ваше ди...ство! — рявкали шеренги.
Потом командиры рассаживались по машинам, заводились моторы, и броневики один за другим выезжали из широких ворот манежа на площадь.
Через некоторое время машины на буксире возвращались на ремонт — исковерканные, с пробоинами в башнях, с залитыми кровью сидениями для шоферов и пулеметчиков. Шоферы и пулеметчики не возвращались...
Нам, вольноопределяющимся, разрешалось пользоваться машинами во внеслужебное время. Сначала я выбрал себе небольшую гоночную «испано-суизу», но ездить на ней по городу было почти невозможно: при малейшей прибавке газа она давала такой рывок, что я рисковал врезаться в стену, в извозчика, сбить пешехода. Я сменил ее на маленький уютный «форд». После работы я ездил обедать в студенческую столовую Политехнического института, называвшейся просто «политехничкой». Здесь было шумно и весело, шли разговоры о семинарах и зачетах, о гастролях Шаляпина и борьбе в цирке Труцци, и я отдыхал от военной тематики Михайловского манежа. Вечерами я долго разъезжал по великолепным петербургским проспектам и площадям, по набережным с горбатыми мостами, с резными чугунными решетками. Особенно хороши были они зимой, в изморозь, когда решетки и деревья покрывались инеем. Ходить по городу пешком я избегал: Петербург в то время буквально кишел офицерами и генералами, и приходилось на каждом шагу отдавать честь или становиться во фронт.
В начале марта ко мне в манеж приехал инженер Синдеев, секретарь футбольного клуба «Коломяги», одного из лучших петербургских клубов, занявшего осенью 1914-го года в первенстве города второе место. Год тому назад мне пришлось играть против «Коломяг» в составе сборной команды лиги Казанской железной дороги. Петербуржцы выиграли у нас со счетом 3:2. Коломяжцы играли технично, корректно, умно. Особенно запомнились мне тогда полузащитник и три брата — Филипповы.
При старой системе «5 в линию», полузащитники несли огромную нагрузку, были как бы стержнем команды. «Хорошая полузащита — хорошая команда», — гласила английская футбольная поговорка. Братья Филипповы были надежным стержнем команды. Они были очень различны. Петр, игравший правым полузащитником, был едва ли не самым техничным, разносторонним и умным игроком русского футбола. После революции он входил в состав сборной РСФСР и неоднократно был ее капитаном. В центре полузащиты играл старший Филиппов — Всеволод. Худощавый легковес, он отличался умной и точной пасовкой, от него нередко начинались атаки команды. Младший Георгий, игравший левым полузащитником, умел неожиданно подключаться к нападению и издалека забивать голы. Быстрым и точным снайпером был центральный нападающий Крутов.
Синдеев приехал вербовать меня в команду. Он был высок, строен, с живыми серыми глазами, ранней сединой, совсем не похожий на высокомерных «боссов» московского футбола. Впоследствии мы стали с ним близкими друзьями. После его визита маршруты моих вечерних поездок изменились. Теперь «фордик» доставлял меня в петербургский пригород Коломяги. По еще не стаявшему снегу футбольного поля я бегал и бил мяч: не хотелось ударить лицом в грязь перед своими новыми партнерами.
В паре со мной левым защитником играл Гостев, невысокого роста, коренастый, с сильным плассированным ударом, типичный задний защитник, «чистильщик» по современной футбольной терминологии. Это позволило нам быстро сыграться, так как я был таким же типичным передним защитником и обычно выдвигался почти в линию полузащиты. Гостев впоследствии входил в сборную команду РСФСР.
В начале весны «Коломяги» выехали на два соревнования в Москву. Эти встречи имели для меня большое принципиальное значение: два года тому назад заправилы Московской лиги вывели меня из «большого» футбола, а петербуржцы гостеприимно пригласили в одну из своих лучших команд. Надо было доказать, что они не ошиблись.
В первый день мы играли против команды «Унион» на ее поле. Это поле было «недомерком», короче и умже, чем предусмотрено правилами. Такие тесные поля выгодны грубым и примитивно играющим командам и гандикапируют команды хорошего класса: для тактических комбинаций нужен простор. Нам, москвичам, приходилось иногда играть на поле «Униона» во время розыгрыша первенств города, но коломяжцы, особенно в первом тайме, никак не могли к нему приспособиться. Хотя нашему нападению удалось первому открыть счет, но к перерыву унионцы вели 2:1. Неужели мы проиграем слабой московской команде? Этот проигрыш был бы жестоким ударом по моему самолюбию. Однако во втором тайме коломяжцы привыкли к полю, и мы сумели свести игру вничью — 2:2.
На следующий день против нас выступила сборная команда Казанской лиги. По составу она была очень сильна, особенно в нападении. На правом краю виднелись мощные фигуры лучшего снайпера русского футбола Денисова, обладавшего феноменальным по тому времени ударом, и полусреднего Замоскворецкого клуба спорта Шурупова; левое крыло состояло из быстрых «легковесов» Житарева и Сергея Романова. Оба крыла объединял в центре хороший тактик, быкомвец Троицкий. В сущности, мы играли против сборной Москвы, особенно после того, как мой закадычный друг, быкомвский защитник Иванов из чисто спортивных соображений уступил свой «пост» замоскворецкому защитнику Эджу, не входившему в Казанскую лигу. Поступок Иванова был даже отмечен на страницах «Русского спорта».
Игра началась атаками коломяжского нападения, но вскоре москвичи выровняли игру, а затем и прижали нас к воротам. Я был прикован к Житареву, который требовал неустанной опеки, правый полузащитник Петр Филиппов держал Сергея Романова. На нашем фланге дело обстояло благополучно, а вот на левом Денисов и Шурупов крепко трепали коломяжскую защиту. Прошло шестьдесят лет со дня этой встречи, но я совершенно ясно помню, как был забит первый гол: Денисов стремительно обошел левого полузащитника Георгия Филиппова, оттянул на себя левого защитника Гостева и выложил мяч Шурупову. Никем не прикрытый Шурупов устремился с мячом к нашему голу. Я бросился ему наперерез, но он, не дожидаясь встречи со мной, спокойно и точно пробил в нижний угол ворот.
Вскоре после этого наш полусредний бельгиец де Мей вывел на удар центрального нападающего Крутова, и тот сравнял счет. Однако натиск москвичей продолжался; в середине тайма Шурупов, снова получив мяч от Денисова, забил нам второй гол.
Было ясно: если мы не сумеем сдержать правое крыло противника, то проиграем.
И тут сказалась сыгранность и высокий класс «Коломяг»: команда сразу сумела перестроиться — Петр Филиппов и я сместились немного влево. Теперь мы прикрывали не только левый край московского нападения — Житарева и Романова, но и центрального нападающего Троицкого, а наши центральный и левый полузащитники вместе с защитником Гостевым могли вплотную держать Денисова и Шурупова. Опасность была устранена без оттягивания назад нападающих. Игра выровнялась, и к перерыву счет стал 2:2.
