ХРОНИКИ ДАО - Deng Ming-Dao
Сайхун взглянул на учителя: его глаза были ясными, они смотрели куда-то в неведомую даль. Яркий день превратил седые волосы и бороду Великого Мастера в пряди солнечного света. Сайхун задумался: как может учитель отвергать его? Безусловно, десяти лет, проведенных на Западе, вполне достаточно. Ему совсем не понравился услышанный совет: стремиться также подразумевало и «выносить все трудности». Перед глазами Сайхуна возникла жуткая картина: долгие десятилетия он работает официантом – и все потому, что повинуется этому ужасному слову.
– Но учитель…
– Больше ни слова, – бросил мастер, пристально глядя на далекий катер. – Ты был далеко отсюда, но так и не определился со своей судьбой. А я давно говорил тебе, что ожидаю твоего ответа.
– Но мне едва-едва удалось там выжить.
– Ответ! – вдруг резко приказал ему Великий Мастер.
– Я – я не знаю, что ответить.
Великий Мастер отвернулся. Его лицо стало жестким, почти холодным:
– В таком случае, ты должен стремиться. Потом Великий Мастер взглянул вверх.
– Здесь неподалеку моторная лодка, – словно между делом, сообщил он. – Полагаю, что за нами наблюдают. Тебе лучше уезжать.
Сайхун колебался. Из всего, что было ему не по душе, больше всего он ненавидел говорить «прощай». В прошлом различные учителя обманом вынуждали его уходить, когда заканчивался его период обучения у них. Один из мастеров даже благословил Сайхуна, когда тот спал, поскольку юноша обязался уйти, как только услышит благословение на дальнюю дорогу. Сайхун взглянул на Великого Мастера, чувствуя в душе знакомую тоску разлуки.
– Учитель, – с чувством произнес он. – Отправляйтесь вместе со мной. Я буду работать, чтобы помогать вам.
– В первую очередь, ты должен помогать себе, – ответил учитель. – Я не могу покинуть Китай. Эти пять священных гор – мои самые важные внутренние органы. Эти реки – моя кровь, а воздух – мое дыхание. Я не смог бы восстановить себя на чужбине. Что бы ни таила в дальнейшем моя судьба, я должен встретиться с ней на родной земле. У тебя же все иначе: ты обречен на скитания. Я буду ждать тебя здесь, на этом острове. Теперь иди.
– Учитель, – Сайхун опустился на колени. Теперь он видел, что никакие мольбы не помогут.
– Пожалуйста, берегите себя.
На это Великий Мастер ничего не ответил. Он лишь помахал Сайхуну, благословляя его в путь. Еще пару мгновений посмотрев на ученика, Великий Мастер развернулся и зашагал к храму.
Удаляясь от жилища учителя, Сайхун повсюду видел сотни примет новой цивилизации. Некоторые из них были интересными: новые автомобили, лица, манеры; другие скорее огорчали, как необходимость проходить через таможню. Были и пугающие впечатления, – как тогда, когда Сайхун впервые летел в самолете. Когда он снова летел в Соединенные Штаты, учитель и служки начали казаться ему почти выдуманными персонажами. Никто не имел ни малейшего представления о том, что некий великий мудрец живет на никому не известном острове. Вскоре правительство перестанет даже вспоминать о них, ведь даосы никогда не станут сотрудничать с миром политиков. Потом их начнут избегать и даже считать несуществующими. Даже любопытные никогда не отыщут их. Безусловно, Сайхун никому не собирался указывать дорогу на этот остров; впрочем, и сами даосы не будут стремиться к известности. Безвестность им нравилась. Они не любили современность и заботились лишь о самосовершенствовании, а демонстрация себя могла лишь навредить им, уменьшив шансы на успех в деле духовности.
Глава тридцать шестая Золотые перчатки
В Соединенные Штаты Сайхун возвращался с чувством одиночества. Он очутился в мире, где все, что он ценил, считалось незначащим. Может быть, ему нужны какие-нибудь перемены? Как бы хорошо ему ни было жить в Питтсбурге, Сайхун понимал, что здесь он лишен будущего. Что ж, он попробует где-нибудь еще. Он чувствовал, что понемногу стареет; это вызывало у вето в душе необходимость принять какие-нибудь более солидные жизненные решения. Полностью расплатившись с долгами дядюшке Уильяму и тетушке Мейбл, Сайхун почувствовал желание добиться финансовой независимости. Он решил скопить достаточную сумму, чтобы вернуться к ежедневному графику тренировок, а может, даже основать школу. Правда, это потребует многих лет тяжелого труда, когда придется отказывать себе во многом, но он был готов сделать это.
И Сайхун направился в Нью-Йорк, чтобы поработать с братом дядюшки Уильяма. Дядя Ленни оказался лысеющим мужчиной, чья склонность к клетчатым рубашкам и поношенным, невпопад застегнутым вязаным жакетам была настоящим актом самоистязания. Дядя Ленни любил курить большие сигары, кричать во всю мочь, болтать о своих деньгах и о недвижимости. Кожа у него была густо усыпана темными пятнами, да и брился он неаккуратно. Несмотря на все это, дядя Ленин сохранил немало очарования, чтобы содержать весьма привлекательную рыженькую любовницу.
В отличие от питтсбургских родственников, дядя Ленни не испытывал никакой инстинктивной тяги к Сайхуну; он обращался со своим дальним родственником так же, как и с остальными служащими. Это означало, что рабочий день Сайхуна длился десять часов, причем за это время он получал пятнадцать долларов минус налоги, социальное страхование и стол; впрочем, столовался Сайхун на крышке крохотного столика в кладовой, а душем называлось обливание холодной водой из шланга в гараже. За это время Сайхун прочел множество книг (он полюбил книги еще и потому, что они отлично заменяли подушку).
Потом он решил, что первое, чем надлежит заняться, – улучшением своего английского. Чтение для него не было проблемой – это он освоил довольно быстро, – но вот с разговорной речью возникали трудности.
В итоге Сайхун решил каждый вечер ходить в кинотеатр, вознаграждая себя за усилия стаканом холодного молочного коктейля. В некоторых нью-йоркских кинотеатрах за доллар крутили целых шесть фильмов. Сайхун сидел в темном зрительном зале среди давно храпящих пьяниц и обнимающихся парочек, прилежно повторяя экранные диалоги:
– Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд.
– Ну-ка, доставай свои пушки, ковбой!
– Вот и все, ребята!
Следующим направлением была попытка определить, какова структура американского общества. В Китае конфуцианские порядки жестко обусловливали определенное место для каждого члена общества – отца и сына, мужа и жены, детей и стариков. Старые люди одевались в черную или темно-синюю одежду. Молодые носили что-нибудь яркое. Старикам предписывалось ходить особым образом, тогда как молодым позволяли быть довольно беззаботными и энергичными. Однако, после долгих изучений, Сайхун с изумлением обнаружил, что в Америке не существует никакой разницы между старшим и младшим поколениями.
Не найдя способа слиться с этим обществом, Сайхун решил найти для себя отдушину в более знакомой для него сфере: он начал заниматься тяжелой атлетикой и спаррингом в гимнастическом зале на Кэмэл-стрит. Само здание гимнастического зала, расположенное на северной стороне улицы, находилось как раз на границе между кварталом «Маленькая Италия» и Чайна-тауном. В те времена считалось вполне понятным, что две этнические группировки не жалуют чужаков на своей территории. Но Сайхун был китайцем с Севера. Черты его лица отличались от внешности выходцев из Кантона, которых в Нью-Йорке было большинство. Так что невозможность сразу определить его расовую принадлежность оказалась изрядным преимуществом.
Гимнастический зал располагался на верхнем этаже. В жаркие знойные летние дни окна в зале открывали настежь, и тогда весь зал заполнялся звуками уличного движения, гудками автомобильных клаксонов и шумом толпы. Под высоким, куполообразным потолком зала были установлены два небольших боксерских ринга. Многие канаты и стоны их были плотно обмотаны черной изоляционной лентой. Эти многочисленные следы починок были вполне обычным явлением ыа свисавших с потолка боксерских грушах. Куски вездесущей ленты использовались здесь даже для того, чтобы наклеивать на стены плакаты любимых боксеров. Лица и кулаки Джо Луиса, Джека Демпси, Роки Грациано и других знаменитостей, словно иконы с изображениями святых, благосююнно взирали на потных, молчаливых боксеров в зале.
Сайхун приходил сюда уже неделю; каждый раз он увлеченно наносил тычки кожаным грушам, весьма отличавшимся от приспособлений, которыми он пользовался в Китае. Никто не тренировал его. Сайхун просто имитировал некоторые движения, подсмотренные у других занимающихся. Однажды к нему подошел внушительный гигант-тяжеловес с лицом, напоминавшим бесформенную лепешку из теста.
– Ты что это тут делаешь? – спортивные трусы здоровяка украшало вышитое имя «Барри».
– Так, дурака валяю, – ответил Сайхун.
