Ашот Мелик-Шахназаров - Олимпионник из Артаксаты
— Так звучит имя Зевса на дорическом диалекте, — ответила Деметра.
— А знаешь ли ты, — вдруг сказал Арсен, обращаясь к Вараздату, — что среди нарушивших клятву о честном ведении состязаний совсем нет бегунов и, напротив, много поединщиков, особенно кулачных бойцов?
— Действительно, чем это можно объяснить? — заинтересовался Карен.
Вараздат молчал, обдумывая ответ. Ему на помощь пришла Деметра, для которой, видимо, этот вопрос не был неожидан. Она сказала:
— Велика честь стать олимпиоником. К этому стремятся многие атлеты. Победителями же становятся единицы. В состязаниях по бегу есть возможность отличиться сразу нескольким атлетам — на разных дистанциях. А победителем в таких видах агона, как борьба, пентатл, панкратий или кулачный бой, может стать всего лишь один. И ценой этой победы бывает иногда здоровье атлета. Титул олимпионика в этих видах, а особенно в кулачном бою, столь притягателен, что слабые духом идут на обман, на подлог, лишь бы добиться его.
— Кулачные поединки привлекали даже бессмертных богов и героев, — подхватил Арсен. — Прославленными кулачными бойцами считались Аполлон и Геракл, приёмами такого боя в совершенстве владел Одиссей. От кулачного бойца требовались сила, выдержка, ловкость и присутствие духа — качества, необходимые и воину, и философу. Знаменитый математик Пифагор, чья теорема обязательна при изучении наук, тоже выступал именно в этом благороднейшем виде состязаний.
— Но кулачный бой, — продолжала Деметра, быстро взглянув на Вараздата, — один из самых жёстких и суровых видов поединка. Взгляните на большинство известных кулачных бойцов, хотя бы на тех, кто упражнялся вчера в палестре вместе с Вараздатом. Перебитые носы, сплющенные уши, отбитые скулы, нависшие брови, под которые глубоко ушли глаза, — вот цена славы кулачного поединщика.
Было заметно, что эта тема больше других волнует Деметру.
— Если бы вы видели победителя двух последних Игр афинянина Эпикрада, — продолжала она, — то поняли бы, что каждый его поединок — это борьба не на жизнь, а на смерть. Кажется, на арене не Эпикрад, а сам бог войны Марс! — Деметра вдруг испугалась, что наговорила лишнего, и смущённо умолкла. Потом добавила: — К счастью, Эпикрад не собирается защищать свой титул. Его нет среди нынешних соискателей.
Братья с беспокойством взглянули на Вараздата. И хотя они были уверены в том, что Вараздату под силу любой соперник, всё же слова Деметры вселили беспокойство и в их души. Но на лице Вараздата не дрогнул ни один мускул. Он задумчиво смотрел на террасу, которая поднималась за занами. Там, в небольших мраморных строениях, находились знаменитые сокровищницы Олимпии.
— Я многое слышал об Эпикраде, — сказал он, повернувшись к Деметре, — видел поединки с его участием. И признаться, не огорчён тем, что он не выступает на этих Играх. Но если бы он и был в числе участников, многое зависело бы от жребия. Эпикрад мог бы и не дойти до финала, проиграв ещё более сильному сопернику. Мог бы встретить поединщика, который отнял бы у него на пути к решающему бою половину его силы и мощи. Наконец, лишь богам известно, смогу ли я сам дойти до финала и довелось бы мне вообще встретиться с Эпикрадом в борьбе за оливковый венок.
Вараздат снова помолчал, затем улыбнулся и сказал, обращаясь к Деметре:
— Ты очень начитанна и хорошо знаешь эллинскую мифологию, прекрасная Деметра! Разве забыла ты, что по преданию Аполлон победил в беге Гермеса, а в кулачном бою одолел самого Ареса[7]? Конечно, я не смею ставить себя в один ряд с божественным Аполлоном, просто хочу заметить, что даже бог войны бывал бит в кулачном поединке.
— Ты прав, Вараздат, — заметил Карен. — К тому же мы принесём богам самые богатые жертвы, чтобы они были благосклонны к тебе. Впрочем, — сказал он, подмигнув Вараздату и понизив голос, чтобы его не услышали другие, — ведь боги помогают прежде всего тому, кто сам себе помогает. А значит, они будут на твоей стороне, ибо ты умеешь помочь себе.
Деметра слышала слова Карена, но предпочла промолчать. Она и так боялась, что боги разгневаются на неё за выходку её рабыни в Портике Эхо. Но в глубине души она была полностью согласна с Кареном. Разве успех на Олимпийских играх, да и вообще в любом другом деле, приносили только молитвы или жертвоприношения? Нет, нет и тысячу раз нет! Лишь особая целеустремлённость, лишение себя праздных удовольствий, ограничение в пище и строго соблюдаемый рацион, а главное — многократные, изо дня в день повторяемые упражнения подводили атлета к той черте готовности, когда даже лёгкой благосклонности богов было достаточно, чтобы победить.
Вараздат показал рукой направо мимо занов, туда, где начиналась крипта — сводчатый тоннелевидный проход, по которому состязатели и судьи проходили на арену. Друзья поняли его без слов. Очень скоро Вараздату предстояло проделать этот путь, который мог привести его к славе или развеять в прах мечты. Успокаивая друга, Арсен произнёс торжественно, как говаривали древние:
— Главное не победа, а участие в Играх!
Вараздат молча кивнул. Но, признавая справедливость древнего закона Игр, он подумал про себя, что во все времена победителями становились отнюдь не те атлеты, что выходили на стадион со скромной целью участвовать. Побеждали лишь те, кто вкладывал в борьбу всё своё умение, силу и волю ради достижения единственной цели — победы.
Арсен жестом пригласил друзей следовать дальше. Повернув влево от занов, молодые люди очутились у полукруглого здания. Это был Нимфайон, сооружённый афинским меценатом Геродом Аттиком для обеспечения Олимпии свежей питьевой водой. Она подводилась сюда издалека, с гор, собиралась в верхнем бассейне и выливалась через множество маленьких отверстий в нижний бассейн.
Деметра подставила ладони под струю воды и напилась с видимым удовольствием. Все последовали её примеру.
Покинув Нимфайон, молодые люди очутились у алтаря Зевса — главного жертвенника Олимпии. Но алтарь был окружён таким плотным кольцом, что молодые люди, не задерживаясь возле него, направились дальше к прямоугольному дорическому строению с круглыми мраморными колоннами.
— Вот он, храм Геры, — сказала Деметра. — Я была среди шестнадцати избранниц, которым довелось ткать полотно для одежд богини. По окончании работы нам всем выпала честь принимать, согласно традиции, участие в главном забеге Игр, называемых Герейскими. В программу Игр входили состязания в беге. И бежали мы здесь, на стадионе Олимпии!
Рассказывая об этом, Деметра вновь переживала перипетии борьбы, из которой вышла победительницей. Увлёкшись, она жестикулировала, стремясь воссоздать картины минувшего агона.
Молодые чужестранцы, слушая Деметру, живо представили себе состязания на стадионе, стройные фигуры молодых эллинок и впереди всех — дочь Никоса Деметру с развевающимися по ветру чёрными волосами, с сильными, длинными ногами, с красивым овалом обнажённого бронзового плеча.
Взглянув на лица своих спутников, Деметра смутилась. Повернувшись, она быстро пошла к храму Зевса. Вараздат догнал Деметру возле священной дикой маслины. На лице девушки уже не было румянца смущения. Она дотронулась до серебристо-зелёной ветви оливы и бережно погладила её. Обоим был понятен этот жест: через несколько дней венок из этих листьев увенчает голову победителя.
— Деметра… Ведь это имя богини плодородия… — В словах Вараздата угадывался вопрос.
— Разумеется, в давние времена так не называли простых смертных, — отвечала гречанка. — Но в последние тридцать-сорок олимпиад имена эллинских богов и богинь стали давать многим новорождённым. Причём с благословения жрецов. И не столько потому, что языческие боги перестали пользоваться прежним почитанием, сколько для того, чтобы сохранить в народе память о них. С прошлым расставаться всегда трудно, даже если оно было заблуждением. Благодаря Играм Олимпия осталась единственным островком, где Зевс и другие древнеэллинские боги сохранили свой священный ореол. Неспроста христианство стремится запретить атлетические соревнования в Олимпии, полагая, что, запретив Игры, оно окончательно покончит с язычеством.
Деметра помолчала немного, потом снова заговорила, всё более оживляясь. Последние её слова прозвучали так страстно, будто она убеждала Вараздата:
— Мы привязаны всем сердцем к Играм, потому что они пришли к нам из глубины веков, потому что они — частица нашей истории. Мы любим их, потому что это честные соревнования. И нам горько сознавать, что этот праздник, может оказаться однажды под запретом: разговоры об этом ведутся в последнее время, увы, всё чаще и чаще.
Но Вараздата не нужно было убеждать. Он с нетерпением ждал открытия Игр, так же как и Карен, и Арсен, и все участники и гости предстоящих состязаний.
