Мэри Роуч - Секс для науки. Наука для секса
В трубе становится тепло; это приятно, и нам раз за разом удается насладиться друг другом привычным способом. Когда микрофон возвещает, что мы можем кончать, — если получится, — мы разражаемся бурным хохотом и через несколько секунд достигаем цели. ...Хихикая, еще некоторое время лежим, остывая, потом заявляем, что хотим наружу, и вылетаем, как булочки из печи.
Все ликуют: получилось! Мы быстро одеваемся, чтобы посмотреть снимки в соседней комнате. Разумеется, некоторые смазаны — оттого, что мы двигались. Но есть картинки просто удивительной красоты — вот мы какие! Это, конечно, не фото на паспорт для ежедневного пользования, но все же снимок показывает так много, что у меня нет слов. Вот моя матка, а вот здесь, ясное дело, Джапп — именно там, где я его обычно ощущаю: под шейкой матки. Дня два после этого я чувствую своего рода гордость: мы попробовали и попытка удалась!
Все это чуть не сорвалось. Из-за отсутствия финансирования группа сначала вынуждена была пользоваться магнитно-резонансным аппаратом, принадлежавшим местной больнице при университете Гронингена. Это была старая модель — от пары требовалось почти минуту лежать совершенно неподвижно, а когда люди заняты этим делом, минута растягивается в вечность. Все мужчины, кроме одного, потеряли эрекцию. Только Иде с Джаппом удалось «адекватно изобразить коитус» в магнитно-резонансной трубе высотой всего двадцать дюймов. Шульц считает, что успехом они обязаны тем, что когда-то были уличными акробатами-любителями: они привыкли к сценическому волнению и физическому напряжению.
В конце концов группа получила разрешение работать в куда лучше оснащенной клинике, чей магнитный резонатор требовал всего двенадцати секунд неподвижности. Увы, примерно в это же время какой-то голландский таблоид пронюхал об этом проекте. Газета состряпала душераздирающую историю, цитируя пациентов, которые якобы в состоянии, представляющем угрозу для жизни, вынуждены были ждать очереди на магнитно-резонансное исследование, потому что аппарат оккупировали отвратительные сексологи. Вскоре после этого пришло письмо от директора клиники, отменившего свое разрешение.
Тем временем в местной больничке Шульца появился магнитный резонатор с меньшим временем экспозиции, и группа перенесла операционную базу назад в Гронинген. Но даже при том, что время выдержки уменьшилось втрое, мужская эрекция не выдерживала. Еще шесть лет проект пролежал на полке, пока на сцену не появился «божий дар», как выразился Шульц, — «виагра». Наконец, в 1998 году еще две пары, как первопроходцы Ида и Джапп, вступили в клуб «Высота двадцать дюймов», и в престижном British Medical Journal команда опубликовала статью об этой работе[50].
Чем же обязано человечество Иде и Джаппу, если не считать интригующей связи между уличной акробатикой и эректильной функцией? Человечество выиграло право на погрешность в отношении параметра, которым оно склонно хвастаться, — а именно длина пениса. До магнитно-резонансного исследования Шульца мало кто отдавал себе отчет в том, какая часть пениса прячется под поверхностью кожи. «Корень» чуть ли не в два раза длиннее «свободной части». Так что если ваша эрекция измеряется, скажем, шестью дюймами, смело говорите, что десять. Я поддержу.
По меньшей мере эта работа положила конец сентиментальной чуши насчет сцепления пениса с шейкой матки. Кроме того, мы узнали, что пенис — корень и стебель вместе — во время совокупления «имеет форму бумеранга» (Леонардо изображал его прямым, как палка). Форму, но не траекторию. Если вырвать пенис с корнем и швырнуть в воздух, он в вас не вернется. Скорее он больше не захочет иметь с вами дела — и кто его упрекнет?
Но о самом ошеломляющем на сегодняшний день открытии в области секса, сделанном благодаря сканированию гениталий в режиме реального времени, читаем в Journal of Ultrasound in Medicine, который опубликовал письмо в редакцию Исраэля Мейцнера под названием «Сонографическое наблюдение внутриутробной “мастурбации”». Письмо Мейцнера иллюстрируют два снимка, в подробностях показывающие семимесячный плод. На первом — крохотная ручонка, изготовившаяся к действию. На второй — через секунду — ручонка «обхватывает пенис движением, напоминающим мастурбацию». Это продолжается минут пятнадцать, в течение которых Мейцнер стоит в полном обалдении, но не документирует внутриутробный оргазм плода[51].
К счастью, отделение ультразвуковой диагностики не скоро закрывалось. Покуда сканировали последних записанных на этот день пациентов, мы с Эдом получили получасовую отсрочку. Мы бродили по коридору и в конце его обнаружили дверь с надписью «Зона отдыха». «Ого!» — сказал Эд. За дверью мы нашли кафе и заказали чай. Эд смотрел на носки собственных ботинок. Он волновался по поводу своей способности, как выразился Шульц, «исполнить адекватно». Впрочем, он принял «божий дар», так что все будет хорошо.
«Пора идти», — мрачно произносит Эд. К нам приближается доктор Денг в брюках защитного цвета и в белом лабораторном халате. Его возраст трудно определить. Его седеющие волосы торчат, как у молодого, во все стороны. Хотя он приехал в Лондон десять лет назад, по-английски он говорит осторожно, с минимумом украшательств. Англия оставила в его речи след лишь изредка мелькающими «блистательно» и «ура». Такие вещи, как юмор и сарказм, похоже, от него ускользали, а может быть, он просто полностью поглощен своей задачей. Доктор Денг показал нам, где можно переодеться.
— Относительно позы, — говорит он, когда мы возвращаемся уже в больничных рубашках. Он хочет, чтобы мы лежали на боку, как ложечки. (Примерно это же значилось и в инструкции: нас попросят ввести пенис в вагину сзади.) — Я думаю, лучше будет повернуться лицом к стене, — продолжает доктор Денг, а не к нему. Так получится более романтично, — добавляет он. На стене висит картина, изображающая приморский город на холмах. Словно, глядя на нее, мы сможем убедить себя, что перенеслись на побережье Амальфи или что доктор Денг туда перенесся: тоже неплохо. — Я сейчас выключу свет.
— А где же свечи и тихая музыка? — спрашивает Эд.
— О, прошу прощения, — отвечает доктор Денг с явным огорчением. Вдруг он просветлел. — Я могу включить свой ноутбук. У меня есть саундтрек к «Собору Парижской Богоматери».
Его усилия трогательны, хотя и бесполезны. Сделать эту ситуацию романтической, сексуальной и даже просто нормальной невозможно. Она все равно останется медицинской процедурой — процедурой, которую нужно пройти.
Доктор Денг скрывается за дверью и возвращается с большим конвертом, который и протягивает Эдду. В конверте — экземпляр английской версии журнала Maxim.
— Вот, очень эротично, — говорит он Эдду. Вероятно, исходя из того, что родная жена в мешковатой больничной рубашке и старых носках не эротична никоим образом.
И вот наступает момент — как в плохих ужастиках, — когда человек с явно дурными намерениями закрывает дверь на ключ. И зрителям пора бояться за героя. То есть бояться за нас. Доктор Денг защелкивает замок. Я лихорадочно нанизываю одну фразу на другую: «Какая у вас удивительная машина, почему вы заинтересовались рентгенологией, нет ли поблизости хорошего паба, он нам понадобится».
Хотя доктор Денг и не велит нам лечь, похоже, именно это сейчас случится.
Эд притворяется, что с головой ушел в журнал. Я подначиваю его: «Ну что, Джапп, будем мы что-нибудь делать?»
Мы укладываемся в указанную позу, а доктор Денг смазывает ультразвуковым гелем ультразвуковой зонд. Гель лучше проводит ультразвуковые волны, чем воздух. Ультразвуковой гель на вид, на ощупь и (по своему действию) напоминает продукт, эвфемистически называемый персональным лубрикантом.
Доктор Денг начинает с того, что делает несколько снимков. Он перегибается через Эда и прикасается к моему животу ультразвуковым зондом. Его рука покоится на бедре Эда — странно интимное прикосновение в ситуации, во всех остальных смыслах начисто лишенной интимности. Чтобы он сделал эти снимки, мы должны на несколько секунд застыть неподвижно, как викторианцы, позирующие для дагерротипа, только вовсе не в викторианских позах.
— Теперь пожалуйста определенные движения, — говорит доктор Денг. И добавляет на случай, если мы не поняли, на случай, если Эд увлечется созерцанием локтя или захочет салютовать флагу. — Внутрь и наружу.
Доктор Денг сообщает, что доволен результатом.
— Гораздо яснее, чем я думал. Очень... Хм, вы не могли бы немного подождать? Мы сохранили слишком много данных. — Доктор Денг должен перезагрузиться. К счастью, на это уходит всего несколько секунд. Потому что Эд тоже чувствует настоятельную необходимость перезагрузиться.
Эд поддерживает расхлябанный ленивый ритм. При этом они с доктором Денгом беседуют о детях. Я мысленно делаю заметки. Точнее, половина меня. Я себя чувствую, как секретарша в скабрезной французской комедии, которая тихо сидит за столом, держа в руках какое-то письмо, а под столом мальчишка-рассыльный уткнулся лицом ей между ног.
