Мариэтта Чудакова - Беседы об архивах
- А как с материалами других писателей? Ведь удобнее для исследователей, чтобы весь архив одного лица находился в одном месте.
- Сама история архивного дела сложилась так, что сделала это требование практически невыполнимым.
Сейчас в нашей стране более 200 учреждений хранит и собирает личные архивы. Часть материалов какого-то лица владельцы их сдали в один архив, а последующую часть спустя, быть может, полвека или более того - в другой.
Так многие архивы оказались рассеяны по разным хранилищам. В пяти местах хранятся части архива А. Островского, в восьми - имеются большие и совсем маленькие фонды В. Брюсова (хотя основная его часть, составляющая около 300 картонов, хранится в отделе рукописей ГБЛ), в пяти - фонды А. Блока.
Узнать местоположение архива до недавнего времени было крайне затруднительно. Только в 1963 году вышел двухтомный указатель "Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР" (сейчас готовится третий его том), где в алфавитном порядке перечислены имена лиц, чьи фонды находятся на государственном хранении, и указаны архивы, их хранящие. Собрать их в одном месте - значило бы во многих случаях прервать длительную научную и культурную традицию: закономерно, например, что большая часть архива замечательного ученого - академика К. Бэра (1792-1876)
хранится в Архиве Академии наук СССР, но не случайно и то, что многие бумаги из этого архива находятся в Историческом музее Академии наук Эстонской ССР - значительная часть жизни и деятельности ученого связана была с Ревелем (нынешним Таллином) и Дерптом (ныне Тарту; там стоит известный памятник Бэру).
А главное - даже если бы все части одного архива свезли в одно место, этим бы вовсе не избавили исследователя деятельности этого лица от необходимости работать в других архивохранилищах. Под рукой у него оказались бы авторские рукописи, биографические документы, дневники или записные книжки, письма разных корреспондентов. Но важнейшие материалы для изучения личности и биографии писателя или ученого - его собственные письма к разным лицам - все равно остались бы недоступны такому исследователю: ведь все эти письма разошлись по архивам адресатов, являясь естественной и неотъемлемой частью этих архивов! Даже если архив автора писем и архив его адресата хранятся в одном месте, все равно невозможно перекладывать эти письма из фонда в фонд: разорвутся прочные узы, связывающие эти письма с другими документами, хранящимися в фонде их получателя и, кроме прочего, облегчающими комментарий к этим письмам... Идеальный случай, когда в архиве отправителя остаются копии отправленных писем, но мало кто, увы, ведет свою переписку таким образом.
Не только письма, но и отдельные рукописи поэтов, писателей, ученых хранятся нередко не в их собственных архивах, но попробуйте вынуть их оттуда - и потеряете много больше, чем приобретете: иногда сам факт присутствия бумаг одного лица в фонде другого открывает нам ценнейшие факты биографии, историю отношений людей, следы неосуществленных попыток издания, да мало ли что еще!
Взаимопроницаемость архивов разных лиц поистине безгранична. Письма писателей лежат в фондах художников, музыкантов, артистов, рисунки художников - в фондах ученых, а рукописи ученых - в архивах других ученых... Отечественная культура - единый организм, и история ее запечатлена в многочисленных архивах, рассеянных по разным городам и хранилищам, но представляющих собою не огромную механическую совокупность бумаг, а некое весьма сложное единство.
В Рукописном отделе Пушкинского дома хранится архив профессора Семена Афанасьевича Венгерова.
Среди прочих бумаг материалы Пушкинского семинария (чаще его называют по имени руководителя - Венгеровским семинарием), который профессор вел в Петербургском университете с 1908 по 1918 год.
На каждом заседании этого студенческого семинария по настоянию руководителя велся протокол; там записывалось не только существо прочитанного доклада, но подробно фиксировались прения. Дома протоколист переписывал текст набело, а на следующем заседании оглашал его. Если кому-то из студентов казалось, что его выступление записано неточно, он просил внести поправки. Венгеровскому семинарию суждено было сыграть замечательную роль в истории отечественной науки: через него прошли, а вернее, может быть, будет сказать - из него вышли многие крупные наши филологи: С. Бонди, А. Долинин, Н. Измайлов, В. Комарович, Ю. Тынянов, Б. Энгельгардт... Их рукою написаны эти протоколы, и страстные студенческие споры, самими их участниками запечатленные, приобрели сегодня, спустя более чем полвека, выдающийся исторический интерес.
В протоколах, счастливо уцелевших, и начальные этапы самостоятельной работы молодых ученых (незаменимый материал для их биографов), и больше того, момент рождения новой научной школы - текстологической и историко-литературной. На листах, исписанных старательными студенческими почерками, в сущности, история заботливого, любовного и вдохновенного воспитания молодых ученых их профессором, с которым они спорили, научные методы которого они во многом опровергли своей дальнейшей работой, но именно его терпимость, его умение увлечься талантом учеников, радоваться их удачам помогли им стать теми, к:м они стали. Вот С. Бонди делает доклад о пушкинском "Послании к Дельвигу", заново прочитав рукопись и обнаружив ошибки Венгеровского издания. "Собрание приветствует доклад аплодисментами. Профессор С. Венгеров признает ценность доклада и оправдывает ошибку своего издания подделкой пушкинского факсимиле".
Вот профессор явно не согласен с докладом одного из студентов, но как осторожен он в своих возражениях, как подчеркивает серьезность работы докладчика, его право на самостоятельное суждение о предмете...
Именно в этом архиве обнаружена была недавно рукопись самой ранней работы Ю. Тынянова - удивительно красивый беловой автограф студенческого реферата о "Каменном госте". До сих пор было известно только одно, что 20 февраля 1914 года Ю. Тынянов прочитал в семинарии реферат на эту тему.
Так где же место этой рукописи ученого - в его собственном обширном (хотя в значительной мере погибшем во время войны) архиве, хранящемся в Москве, в ЦГАЛИ, или в архиве С. Венгерова, в Ленинграде?
Разумеется, там, где она и хранилась. Ведь попала она туда не случайно, не по ошибке, а по логике вещей:
один из главных постулатов архивного дела гласит, что архив данного лица составляют документы, отложившиеся в результате жизни и деятельности это/о лицаБумаги Венгеровского семинария - и протоколы.
и рефераты его учеников - отложились в архиве профессора в результате педагогической его деятельности. Там и естественно искать студенческую рукопись Ю. Тынянова его биографу, знающему о том, что молодой ученый работал у С. Венгерова.
Итак, перетасовка документов, переброска их из архива в архив в целях концентрации вокруг какого-то имени или темы - дело невозможное и, главное, не нужное. Это значило бы разрушать естественную структуру каждого фонда и его "корневую систему" - потерять историю его происхождения, отражения которой всегда можно видеть в самом составе его документов.
Выньте из фонда бумаги, связанные с одним каким-то лицом, - и обломана целая ветвь, и оборваны какие-то ниточки, по которым будущие исследователи добрались бы до открытий, которых нельзя предугадать.
- Повестки, билеты... Возможно ли все это хранить?
И где хранить? Трудно представить, что именно все-таки нужно сохранять - и как долго...
- Письма читателей, заинтересовавшихся проблемой архива, полученные редакциями журнала "Знание - сила" и газеты "Неделя" после публикации в них статей на эту тему, сходятся в нескольких пунктах.
"Прочитав Вашу статью, я пережила чувство неловкости за свою безграмотность в вопросах хранения личных архивов, - сообщала читательница Б. из Москвы, - Собственно, эта безграмотность у многих из нас объясняется тем, что вопросы хранения личных архивов никогда не имели соответствующего разъяснения в печати. Я, конечно, знаю о хранении личных архивов в государственных фондах. Но я была уверена, что на такое хранение имеют право люди с крупными именами - ученые, писатели, работники искусства и т. п. Думая так, я, например, уничтожила переписку и документы покойного мужа... Такую же участь я готовила и другим документам..." - в том числе документам о Великой Отечественной войне, участниками которой и муж и жена были "с первого до последнего дня".
"Я из тех бабушек, которые имеют много писем, записных книжек, дневников, фотографий и т. п., захламляющих дом и мешающих жить бумажек. Но этих бумажек становится меньше после каждой генеральной уборки, признавалась читательница К. из Ленинграда. - Не раз ставила перед собой вопрос - зачем хранить? Нужно решительно со всем расстаться, так как все эти бумажки имеют ценность только для меня, среднего специалиста инженера, химика советской школы. Статья... заставила задуматься и на свои бумажки взглянуть с других позиций".
