Юлий Смельницкий - Друг человека
После нескольких экзекуций, почти изувеченная Антоном собака, с отбитым плетью задом, вяло бродила вблизи ног хозяина, а в случаях увлечения и удаления от хозяина, получала новую порцию внушения и уже до вечера, прихрамывая на задние ноги, чистила шпоры охотника.
— Капризный мерзавец! Утром ходит, а к вечеру не хочет искать, — говорил генерал о своем Джеке…
Как же реагировали собаки на эти побои?
Они лежали у ног хозяина, дрожали, при особо сильных ударах стонали, и когда оканчивалась порка, к хозяину ласкались.
Собаки — прощали человеку его грубое к ним отношение.
Такие горячие охотники, — молодые опытом и старые годами, — еще не уяснили себе содержание охоты и необходимость мягкого, — разумного отношения к своим собакам.
Не осуждая ни охотников спортсменов за их недостаточно полное определение всех качеств хорошей собаки, ни тех охотников, которые грубо обращаются с собаками, пишу свой рассказ не ради осуждения кого-либо и злобы, а для того, чтобы охотники прониклись любовью к охоте во всей ее совокупности и полнее ощутили все наши охотничьи радости, к числу которых относятся — и доставляемые охотнику его собакой.
Я любил бывать на охоте, как в обществе охотников — спортсменов, так и в компании с крестьянами охотниками, если те и другие понимали охоту и любили природу.
Любил собак аристократок по происхождению, восхищаясь красотой их сложения и форм. Любил и беспородных собак плебеек, если они имели, кроме полевых качеств, живое сердце и меня любили.
Собаки, с хорошим происхождением и с такой же «школой», любившие только корм, даваемый им охотниками и не проявлявшие привязанности к своим хозяевам, — меня не удовлетворяли, и мне казалось, что охотничья собака, как необходимая принадлежность охоты, как живое существо имеющее ум и сердце, заслуживает большего к себе внимания, и совместная жизнь собаки с ее хозяином — должна проходить в полном контакте и гармонии друг с другом.
Ум собаки, ее привязанность к своему хозяину, понимание его, верность и любовь к нему, — душу собаки, я ставил выше ее происхождения, охотничьей учености, правильности ее прута, носа и других наружных и полевых качеств, и поэтому — избегал брать взрослых и натасканных собак, которые знали (боялись) своего егеря-дрессировщика, или таких, у которых все хозяева, — кто их покормит.
Мне даже не нравилось слово «натаска», напоминая о таскании собак на веревке, парфорсе, плети и других атрибутах «егерьского» обучения охоте.
Большинство собак, натасканных при помощи этих средств, работают в поле — без своей инициативы (обезличены натаской). Работают, как ремесленники и бездушные машины (пластинки граммофонов), и я предпочитал приобретению готовой и чужой, выращивание своей собаки.
Я брал щенят, воспитывал и обучал их охоте, без помощи плети, — лаской, повышением голоса и жестами, руки.
— Из щенка, — можно вылепить что угодно, — говорит Беллькруа в своей работе «Дрессировка собак».
И я лепил из своих щенят таких собак, каких мне было нужно.
Собак с анонсом — у меня не было. Были посредственные, были и хорошие, были заурядные полевые работницы, были и художницы собаки.
Но все мои воспитанники — меня знали, и я жил с ними в добром согласии и дружбе, и именно это, — я особенно ценил.
Мои собаки никогда не жили в людских или на кухне, и дрессировщикам не отдавались. Они жили со мной, в моей комнате. Их жизнь начиналась и шла на моих глазах, и я наблюдал за ними.
В свою очередь, и собаки видели мою жизнь и за мной наблюдали. Они изучали меня, да и не меня одного, но и моих семейных, узнавали распорядок дня, когда мы возвращаемся домой, время ужина, обеда, когда встаем, ложимся спать, знали наши привычки и по тону голоса, по виду, знали, доволен ли я, или — не в духе.
Собаки, изучив меня, со мной дружили и меня любили, и на эту дружбу, я отвечал им тем же.
Я прожил жизнь среди людей, и, как охотник, соприкасался с собаками, птицами, зверями.
Первые, — делали мне мало доброго и много злого.
Вторые, — дали мне много чистых радостей и счастья, и когда двуногие друзья мне изменяли, люди, которым я делал доброе, меня забывали, — мои четвероногие друзья оставались мне верны и делили со мной холод, голод и другие житейские невзгоды.
И я желал бы, чтобы молодые охотники пользовались своими охотничьими собаками не только, как необходимыми слугами в охотничьем поле, но чтобы их собаки, доставляли им, своим хозяевам, радости — еще и в домашней жизни, будучи верными и бескорыстными друзьями человека…
II
Иллюстрирую отношение собаки к охотнику примером из охотничьей практики.
С 1913-го и по 1920-й год, я охотился с «Макбетом», — крупным, красивым и умным ирландцем.
За 60 лет охоты у меня были собаки лучше Макбета, но я беру его примером потому, что он был последней по времени собакой, с которой охотился. Пред ним, — я очень виноват, и подводя итоги моей охотничьей жизни, хочу покаяться в этой большой моей вине и предупредить других охотников не повторять сделанной мной ошибки.
Смельницкий Ю. М.Макбета я получил двухнедельным щенком в марте 1912 года; до мая, он прожил в городе, а потом я увез его с собой в свою охотничью избу, носившую громкое название хутор «Белый Дом», на котором жил лето и осень.
Попав на хутор, находившийся в Камских поемных лугах, на острове между реками Мешкалой, Камой и Волгой (до июня, ко мне можно было попасть только на лодке), мой воспитанник не сразу освоился с условиями жизни на своей новой квартире.
В городе, он жил на народе. Выбегая во двор, слышал шум колес по мостовой, лай собак с соседнего двора, фабричные гудки и другие звуки городской жизни.
Здесь же, на хуторе, — полная тишина. Все население в доме: я и моя жена.
Ближняя к хутору деревня — семь верст. До косьбы и уборки сена — в лугах тихо и нет народа. Рядом с домом — широкая река. Кругом — луга, озера, лес. Трещат и поют какие-то птицы.
— Совсем не то, что в городе; даже иной выход на волю…
В городе, — две маленькие ступеньки с крыльца кухни, и сейчас же двор. А здесь, — высокая, с просверленными в ступеньках отверстиями (для стока дождевой воды), какая-то странная, и даже — опасная лестница, по бокам которой пусто.
— С такой лестницы можно упасть на землю (ежегодно весной, под мой хутор-избу приходила полая вода, и я выстроил его на восьмиаршинных сваях над лугами)…
Знакомство Макбета с хуторской жизнью началось на другой день после приезда, — с его выходом в луга.
Я спустился вниз по лестнице и позвал к себе Макбета, тогда — еще «Макушку», как мы его звали.
Стоя на верхней площадке лестницы, он выражал коротким лаем свое желание ко мне придти, но боялся вниз спуститься, — лестница его пугала.
Спустит передние ноги на первую ступеньку лестницы, взглянет вниз, и сейчас же назад, — на площадку перед дверью в мою комнату.
Поднявшись вверх, я бережно снес Макбета с лестницы и опустил его на пол. Почувствовав твердую почву под ногами, он явно выразил свою радость, валялся на песке и лаял.
Обследовав «землю» под моим домом, Макбет обратил внимание на множество маленьких, — непохожих на городских воробьишек, — черных птичек присаживавшихся к гнездам на верху свай под полом дома, и когда они (ласточки) пролетали низко над его головой, ложился на землю. Казалось, они его пугали; он вышел из-под дома и лег на песке, — на солнце.
Жаркий день разогрел Макбета; хотелось пить, и мы пошли к реке.
Такой большой воды, он ранее не видел… Наклонил голову к воде, — чтобы напиться. С берега, из травы, что-то выпрыгнуло, шлепнулось в воду и в ней исчезло…
— Тут не напьешься!..
Макбет подошел к реке в другом месте. Там тоже попрыгали в воду, из-под его морды, несколько лягушек.
— В городе, — этого тоже не было…
Погладив собаку, дал ей лизнуть с ладони воду.
— Разве этим напьешься?!
Осторожно, с некоторой опаской, Макбет подошел к берегу и полакал воду…
Обратное возвращение в дом произошло с задержкой: когда я поднялся на средину лестницы и позвал к себе Макбета, он вошел на первые три ступеньки, остановился, посмотрел вниз, и сейчас же сошел обратно. Я усиленно его звал, но он не шел ко мне и лаем звал к себе.
— Страшно! Можно свалиться…
Очевидно, собака боялась лестницы и желала тем же путем, — «на извозчике», — вернуться в дом.
Пришлось использовать достигнутые еще в городе успехи комнатной дрессировки: бросив с лестницы палочку, я приказал подать ее мне.
Макбет охотно сбегал за палочкой и поднялся с ней на первые четыре ступеньки лестницы. Неоднократно повторив эти уроки, и каждый раз, поднимаясь выше по лестнице, я заставил собаку, этим «обманным» способом, войти наверх.
