Питер Кроукрофт - Артур, Билл и другие (Все о мышах)
Кроме того, мы произвели еще одну перемену, облегчившую условия нашей работы, а именно: мы установили яркие белые лампы, которые автоматически включались в ночное время. Тут не место подробно обсуждать ритм суточной активности мышей (см. Саузерн, 1954). Стоит только сказать, что мышей, хотя они в основном ночные животные, можно заставить спать по ночам, создавая для них темноту днем. Достаточно всего двух недель измененного освещения, чтобы произошли соответствующие изменения в ритме активности. И вот, включая яркий белый свет ночью, а тусклый красный - днем, мы получили возможность работать днем и спать по ночам, как все прочие люди. Собственно, мы не возражали против того, чтобы работать по ночам, но вот нормально питаться и спать в отеле, приспособленном к ритму человеческой активности, оказалось затруднительно.
Мышам ящики понравились. Им нравилось залезать на них и сидеть на уголке, поглядывая вниз и нюхая воздух. Но больше всего им нравилось бегать вдоль появившихся новых стен. Теперь они бегали вдоль ящиков так же часто, как вдоль стен комнаты, или даже чаще и соответственно проводили больше времени в центре комнаты. Это не просто наше впечатление - то же самое показывают составленные нами схемы передвижения мышей. Достаточно сравнить схему без ящиков (рис. 7 [Fig_7.gif])и схему с ящиками (рис. 8 [Fig_8.gif]). Обе схемы показывают передвижения самки в течение часа. Зверьки были разные, однако отсутствие интереса к стенам комнаты, показанное на рис. 8, вероятнее всего, объясняется наличием ящиков, а не различиями в женском характере.
* * *
Если не считать того, что мыши теперь стали больше использовать центральную часть комнаты, новая обстановка не вызвала особых перемен в их поведении. Погони стали короче, потому что среди ящиков преследователь быстрее терял контакт с преследуемым, но "общественная организация" оставалась прежней. Когда в помещение впускалось несколько самцов, драки продолжались до тех пор, пока одному из них не удавалось установить деспотическое господство над всеми остальными. Как указывалось в главе третьей, единственное разделение комнаты происходило во времени: подчиненный самец привыкал пользоваться помещением, только когда доминирующий самец спал, но зато в эти часы с вновь подсаженной мышью он вел себя как деспот. По-видимому, в подобной обстановке никакое разделение пространства возможно не было.
Однако повторения одного и того же наконец дали кое-что новое. Утром 25 сентября, когда троица взрослых мышей уже свыклась с "обратным" освещением, я в начале десятого (около девяти вечера по мышиному времени) устроился на площадке для утренней "работы". Две жившие в комнате самки носили прозвища "Мамаша" и "Хвост Торчком". Хвост Торчком всегда держала свой хвост вертикально как бородавочник16 на бегу, а потому ее было легко узнавать. Когда я начал наблюдения, она была активна и вела себя весьма необычно. Она расхаживала у основания одного из ящиков, иногда обегала его и соседние ящики, но потом возвращалась на прежнее место, которое при включенном белом свете было погружено в глубокую тень, а при красном казалось заметно темнее окружающего пространства. К стенам комнаты она не приближалась вовсе, если не считать металлического барьера у двери.
Затем проснулась Мамаша и прошла через участок, в котором расхаживала Хвост Торчком. К моему удивлению, эта последняя бросилась на Мамашу и отогнала ее. Хотя в первые дни знакомства иногда наблюдались небольшие схватки между самцом и его самками или между самими самками, подобное нападение было чем-то совершенно новым. Одно нападение следовало за другим, до тех пор пока Мамаша не начала избегать ящиков и не ограничилась прогулками у стен.
Хвост Торчком вела себя так, словно Мамаша была чужой, - но только в определенной части комнаты. Это ограничение ее активности каким-то участком само по себе было новостью (рис. 9 [Fig_9.gif]). Естественно, мне было очень интересно узнать, что случится, когда на сцене появится самец.
Их первая встреча произошла возле барьера у входа, где самец обычно проводил много времени, поднимаясь на задние лапки и принюхиваясь, словно он знал, что в этом направлении существует еще какой-то мир. За этим занятием его и застала Хвост Торчком, которая ринулась на него без предварительного обнюхивания и опрокинула на спину. Хотя самец и был захвачен врасплох, однако привычка к постоянным победам во всех драках, которые происходили в этой комнате, была очень сильна, и он свирепо накинулся на нее. Хвост Торчком тотчас покорно припала к полу и запищала, когда он куснул ее за спину. Затем он еще дважды укусил ее, чтобы окончательно прояснить положение, а потом отвернулся и начал снова обнюхивать барьер. Тогда она встала, отступила на несколько шагов, затем повернулась и подбежала к нему со спины. Внезапно она поднялась на задние лапки и испустила пронзительный писк. Он обернулся... и удрал!
Хвост Торчком приняла позу, указывающую на чрезвычайно агрессивные побуждения, - позу, которая обычно наблюдалась только в разгаре драки. Как мы уже указывали, некоторые наблюдатели считали эту позицию "выражением покорности". Но я не сомневался, что Хвост Торчком использовала ее как форму нападения, которое увенчалось бесспорным успехом. Позже она успешно отогнала самца от своего любимого ящика, а еще позже я увидел, как он направился было в эту часть комнаты, но тут же свернул в сторону, по-видимому, чтобы избежать встречи c ней.
Вот так впервые мыши удалось отстоять для себя небольшой участок в пределах экспериментальной комнаты - и эта исключительная мышь была самкой. Но еще накануне она вела себя нормально. Чем же было вызвано такое изменение? В первую очередь было необходимо установить, те ли это мыши. Освещение было очень тусклым, а свыкаясь с мышами, невольно начинаешь различать их по поведению, а не по внешности.
Я спустился в комнату, включил белый свет, чтобы мыши укрылись в ящичках-гнездах, и направился туда, где должна была находиться Хвост Торчком. При белом свете опускающаяся подошва отбрасывает густую тень, в которую мышь может броситься, ища укрытия. Это был постоянный риск. Я увидел, как она метнулась мне навстречу, но я уже перенес тяжесть на эту ногу, и ее череп влажно хрустнул под моим башмаком.
С грустью я поднял неподвижное тельце и осмотрел лапки. Это действительно была Хвост Торчком. Наверху я ее вскрыл - оба рога матки показывали равномерно распределенные крохотные красные пятнышки. Внезапная перемена в поведении Хвоста Торчком, несомненно, объяснялась тем, что она была беременна.
ГЛАВА ПЯТАЯ
- У нас люди редко друг друга держатся ... Не знаю, почему. Может, в этом проклятом мире все боятся друз друга.
В предыдущей главе я описывал, как мы вслепую искали функциональный смысл резко агрессивного поведения мыши по отношению к себе подобным. Задача сводилась в основном не к тому, чтобы понять, а к тому, чтобы найти конкретные факты, которые свидетельствовали бы "за" или "против" наших интуитивных заключений. Именно в этом отношении биологические исследования живых животных значительно отличаются от исследований остальных естественных наук. Мы говорим о выдвижении гипотез и разработке экспериментов для их подтверждения, тогда как на самом деле речь идет о поисках мелких фактов в поддержку априорных представлений, поскольку настоящие идеи в этой области - вещь редкая. Словесные реверансы в сторону объективного подхода помогают нам сохранять связь с реальностью и мешают большинству из нас подтасовывать результаты экспериментов. Но, как мог бы сказать Конфуций, телега вывода обычно предшествует коню гипотезы.
Агрессивное поведение самцов мышей по отношению друг к другу настолько напоминало стереотип поведения птиц, имеющих гнездовые участки, что и его функциональное назначение, казалось, должно было быть таким же. Некоторые исследователи, работавшие с мышами, рассуждали следующим образом: раз драки не приводят к образованию участков в экспериментальных условиях, то они либо не несут территориальной функции, либо представляют собой ненормальное поведение, являющееся следствием лабораторного заключения в тесной клетке. Поскольку я располагал собранным ими материалом вкупе с результатами экспериментов, проводившихся в других условиях, мне было легко пойти в своих рассуждениях в обратном направлении: если драки не выявляли отчетливой биологической функции - такой, например, как отделение супружеских пар или приобретение самцом участка перед образованием пары, значит, в лабораторных условиях была какая-то неправильность.
Мы пришли к заключению, что нам следует создать гораздо более сложную среду с большим количеством убежищ и препятствий. Трудность заключалась в том, чтобы обеспечить мышей всем этим и сохранить возможность вести за ними наблюдения. Поскольку мыши, по-видимому, больше полагаются на осязательные, чем на зрительные восприятия, и прячутся даже в прозрачных укрытиях, раз ощущают вокруг себя стены, мы начали прикидывать, как сотворить для них прозрачный штабель. В конце концов я как будто нашел то, что нам было нужно, и спланировал сложный лабиринт из соединенных между собой проволочных отделений на общем железном каркасе. Это сооружение почти достигало потолка мышиного дома. На мой взгляд, оно обладало всеми основными свойствами хлебной скирды, а кроме того, мы могли забираться в самую его середину, и оно просматривалось насквозь. Закрывая те или иные дверцы, его можно было разбивать на отдельные мышенепроницаемые секции, а это прекращало передвижения и облегчало подсчеты (Рис. 10 [Fig_10.jpg]).
