Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Как бы то ни было, и даже сокращая восемью годами должное сношение, все таки Филипп давно уже, очень давно узнал свою жену. Вот почему, продолжая сохранять к ней дружбу, он не имел к ней ни малейшей любви. Вот почему, вместо того, чтоб заниматься ею, он занимался другими.
Другой в 1627 году, в сентябре, была герцогиня Альбукерк, жена Эдуарда Альбукерк-Коэло. Маркиза-де-Босто, графа Фернанбука в Бразилии, кавалера ордена Христа в Португалии и камер-юнкера короля. Последнее звание он получил четыре месяца назад… Он выказал весьма посредственную радость при известии о своем новом назначении.
Но король был так ловок…
А Оливарец был таким смышленым советником!..
Ибо Оливарец не ограничивался тем, что держал бразды правления, вместе с тем он прислуживал Филиппу IV в его любовных похождениях. Он отправлял вдруг несколько должностей.
И средство, изобретенное Оливарецом, средство, которым воспользовался Филипп, чтоб сблизиться с герцогиней Альбукерк, которую ревнивый муж старался удалить от двора, – было очень остроумно.
Однажды, вечером, в Эскуриале, когда он был в расположении играть в hombre, король вдруг вспомнил, что он оставил неоконченным на своем бюро, в кабинете, необыкновенно важное письмо. Партия была дорогая; его величество участвовал в ней на большую сумму!.. Но письмо!.. письмо было необходимо кончить.
Долг прежде удовольствия.
– Герцог, сказал он Альбукерку, который участвовал в партии, – прошу вас, поиграйте за меня… Я вернусь через несколько минут.
Герцог поклонился и взял карты.
Между тем, король, войдя в свой кабинет, быстро накинул на себя плащ и в сопровождении своего верного Оливареца отправился из дворца по потаенной лестнице и достиг отеля, где он был уверен, что найдет прекрасную Элеонору, герцогиню Альбукерк, – одну.
Но на вежливого хитреца всегда найдется недоверчивость мужа. Через час ожидания, рассудив, как странно, что его величество, который был пристрастен к игре, покинул ее ради корреспонденции, герцог Альбукерк пришел к уверенности, что был обманут.
И так как это убеждение вызвало на лице его холодный пот, то воспользовавшись выражением нравственного беспокойства, выразившимся расстройством физическим, которое было заметно каждому, он сказал игрокам:
– Извините меня, сеньоры, но я принужден удалиться; я дурно себя чувствую; у меня колики и дрожь во всем теле… Когда король вернется, вы будете так добры, что скажете ему…
– Как же!.. ступайте же! ступайте, герцог!..
Король был с герцогиней в будуаре, когда Оливарец, стороживший на улице, взошел уведомить любовников, что он видел герцога, приближающаяся к отелю.
Что делать? Оливарец только на несколько секунд предупредил герцога Альбукерка! Бежать невозможно!..
Герцогиня чуть не упала в обморок от ужаса. Сам Филипп не был спокоен. Бывают такие положения, которыми стесняются даже короли.
– Подождите! подождите! говорил Оливарец. – Не все еще потеряно. Быть может, какая-нибудь случайная причина, а не подозрение приводит сюда герцога Альбукерк!.. Нам нужно спрятаться. Когда он простится с герцогиней, то отправится в свои апартаменты, а мы, – мы свободно удалимся.
– Спрятаться… Но где!.. – пробормотала прекрасная Элеонора.
– Разве рядом нет какой-нибудь комнаты?… Ба! да вот же!..
Оливарец дотронулся до двери в глубине будуара.
– О! – возразила герцогиня, краснея, не смотря на свою бледность, – моя уборная!.. Я недавно приняла там ванну… Королю там будет ужасно дурно.
На лестнице послышались шаги герцога.
– Ба! – воскликнул Оливарец: – a la guerre соmmе а la guerre!..[23]
Он отворил дверь уборной, втолкнул туда короля, который имел надобность в этой помощи, и исчез с ним в сумраке уборной.
В ту же минуту, герцог, с палкой в руке ворвался как бомба в будуар.
– О, Боже! герцог, вы меня испугали! – воскликнула герцогиня, привскочив на своем кресле.
Альбукерк на минуту остался неподвижен, удивленный тем, что нашел жену свою одну. Уж не ошибся ли он? Король, быть может, не оставлял Эскуриала?…
Бух… В уборной повалился стул.
Герцогиня изо всех сил кашлянула… Поздно!.. Герцог узнал. Короля не было в Эскуриале: он был в уборной.
– А! я испугал вас, сеньора! – в свою очередь и во время возразил герцог. – Но вместо того, чтоб испугаться моего прихода, вы должны бы порадоваться.
– Порадоваться?… Почему?…
– Потому что я избавляю вас от большой опасности.
– От большой опасности?… от какой?…
– Сюда проник вор, быть может убийца, под железом которого вы должны бы были погибнуть…
– Вор?… убийца?…
– Да!.. но к сожалению слуги мои бодрствовали; они предупредили меня, и этот презренный падет под моими ударами… Он там, в этом кабинете… Он не выйдет оттуда живой…
Произнеся эти слова, Альбукерк бросился к уборной. Герцогиня хотела его удержать, но было поздно! Герцог уже находился в секретном приюте, где, махая направо и налево своей тростью, он кричал:
– А! разбойник! ты не ожидал быть открытым! Вот тебе, грабитель!.. вот тебе, злодей!.. А! ты хотел убить мою жену!..
– Остановитесь, герцог! – вскричал Оливарец, бросаясь к Альбукерку, трость которого он с трудом мог удержать. – Остановитесь, или вы дадите отчет в оскорблении величества!.. Здесь нет воров; здесь король и его первый министр Гаспар де Гусман, граф-герцог Оливарец!..
Гаспар де Гусман, граф-герцог Оливарес. Портрет работы Диего Веласкеса
Альбукерк не отвечал ничего, но направился к будуару…
Филипп IV вышел из уборной, сопровождаемый Оливарецом.
Король был бледен, но тою бледностью, которая вовсе не выражала мщения. В глубине души он извинял поведение обманутого мужа. Он искоса бросил взгляд на этого последнего, также бледного, неподвижного, с наклоненной головой, с опущенными глазами; другой – на герцогиню, плачущую в углу, закрыв лицо руками.
Потом, не сказав ни слова, он взял под руку своего фаворита и удалился.
На другой день утром герцог Альбукерк, получил предписание немедленно отправиться в Бразилию. Его жена была назначена camarer’ой к ее величеству императрице, и герцог должен был отправиться один.
* * *В то время, когда мы начинаем свой рассказ, 20 сентября 1628 года, – герцог Альбукерк вот уже четыре месяца как изучал Бразилию. И ровно четыре месяца, – против своего обычного не постоянства, – Филипп IV изучал любовь в Испании с прекрасной герцогиней Леонорой.
Однако уже три или четыре недели пламень любовников по-видимому потух: герцогиня была мечтательной, рассеянной возле короля; король был менее нежен с герцогиней…
Любовь умирала…
Кто же сожалел о ее быстром умирании? Не тот, кто вы думаете.
20 сентября, вечером, скучая в Эскуриале, Филиппу пришла фантазия провести час с женою в Прадо, королевской резиденции, около двух лье от столицы, где королева жила летом.
В то же время то был для него счастливый случай поцеловать руку герцогини Альбукерк, которую он не видел уже четыре дня.
В сопровождении одного пажа, он поехал верхом.
Достигнув решетки Прадо – вечер был великолепный! – король соскочил с лошади, решившись дойти пешком до дворца через парк.
Лакей отвел лошадей в конюшню, за королем следовал только паж.
Причиной этого каприза было вот что: Филипп IV, как мы сказали, страстно любил театр; он сам сочинял комедии. Еще со вчерашнего вечера он почувствовал литературные роды; он соображал план нового произведения, названного «Dar su vida роr su dama» (умереть за свою даму), над которым он изощрял все свои поэтические способности.
И если ему хотелось пройти пешком через парк Прадо, то не для того, чтоб упражняться в ходьбе, а чтоб придать своей музе, – оживляемой вечерним воздухом и ароматом цветов, – некоторое парение, которым она конечно поспешила бы воспользоваться.
Паж, ребенок лет четырнадцати, по имени Мариано, который как умный мальчик угадал намерения своего короля, – шел сзади его на цыпочках.
И Филипп не мог пожаловаться на свое уединение. «Умереть за свою даму» развертывалась вполне в его воображении. Еще одна или две сцены – и комедия будет готова…
Но за то, если поэт был доволен король мог бы быть недовольным в самом скором времени…
Увлекая короля, поэт вел его по прелестным маленьким дорожкам, которые все более и более удаляли его от дворца.
Если бы это продолжилось, поэт достиг бы своей цели, но король, заблудившись в парке, должен бы был отказаться на этот вечер от удовольствие видеть свою супругу.
Именно в эту минуту его величество приближался к вязовой и дубовой роще, довольно обширной.
«Если мы войдем в нее, мы погибли, подумал Мариано. – Нам не выйти!..»
Но вдруг паж и король одновременно остановились, пораженные шепотом, выходившим из беседки из дикого винограда.
Шепот этот производился двумя голосами…
