Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Между тем, через несколько минут, когда было доложено, что ее светлость, герцогиня ждет их завтракать, и оба брата оставили лабораторию, – склянки на прежнем месте уже не было.
Кардинал в этот день, 19 октября 1587 года, был даже любезнее обыкновенного. Отправились на прогулку в гондоле по Арно; во все время Фердинанд не уставал рассказывать пикантные вещи о римском дворе, тонкие и остроумные обозрения лиц его составляющих. Благодаря ему, день прошел так быстро, что Бианка сделала ему льстивый упрек.
– Время проходит слишком быстро с вами, ваша эминенция, – сказала она ему. Живут вдвое скорее.
– Отныне, отвечал кардинал. – Я буду стараться говорить меньше.
– Нет! – возразила Бианка. – Мы много потеряем!
Обедать возвратились в Поджио.
За десертом лакеи удалились; господа на свободе уничтожали пирожное, орошая его великолепным кипрским еще того времени, когда Кипр принадлежал венецианцам.
Разговор продолжался; головы разгорячались, чему помогала веселость кардинала и доброе вино.
Негритенок Ахмет принес в кувшине четвертую бутылку муската.
– За ваше здоровье, братец и за ваше сестрица! – сказал кардинал, чокаясь своим стаканом, наполненным до краев пурпурной жидкостью с Бианкой и Франциском.
– За ваше, братец! – весело ответили они.
И они все трое вышли…
Нет, не все. Выпили только великий герцог и герцогиня. Кардинал сделал только вид, что пьет.
Не проглотили они глотка вина из этой четвертой бутылки, как выпустив из рук стаканы, Франциск и Бианка без движения упали навзничь. Как будто пораженный ужасом при этом виде негритенок со своей стороны, бросил кувшин, содержимое и остатки которого смешались с остатками стаканов, из которых пили их светлости.
– Хорошо! – прошептал Фердинанд Медичи, с благосклонностью негритенку и направился к двери.
– На помощь! – вскричал кардинал. – На помощь! Их светлостям дурно!..
Перенесенные на постель, Франциск Медичи и Бианка Капелло, испустили дух, не будучи в состоянии произнести ни слова.
«Кто был виновником этой ужасной катастрофы, – говорит историк XVI века, – это еще историческая проблема, которую остается разрешить».
Для нас ясно, что брата и жену его отравил Фердинанд Медичи.
Смерть Бианки Капелло. Амос Кассиолли (1832-1891).
Ценой этого преступления для Фердинанда Медичи была Тосканская корона, ибо тотчас же отказавшись от своих священнических обязанностей, он вступил на трон…
«Под его правлением, – говорит тот же историк,– искусства и науки во Флоренции заняли полным блеском. Он был достойным преемником Медичи!»
Фердинанд был великий государь! Тем лучше! Значит отравление его брата и невестки что-нибудь значило…
Франциск Медичи был с большим великолепием погребен в склепе главной Флорентийской церкви Santa Maria del Fiori; что же касается Бианки Капелло, которая после смерти в глазах Фердинанда, стала снова куртизанкой, и союз с которой был стыдом для его фамилии, он отослал, похоронить ее далее…
21 октября 1587 года, при начале дня, барка управляемая двумя монахами, спускаясь по Арно, везла на Пизское кладбище смертные останки великой герцогини Тосканской.
Один крестьянин на руле, две служанки и лакей – таков был погребальный конвой Бианки.
Рассказывают, что когда смертные останки были опущены в могилу, один из монахов, почти касаясь своими губами земли, прошептал, как будто предполагая, что мертвая его услышит:
«Покойся в мире, Бианка Капелло, я буду молиться за твоего сына и за тебя.»
Однако, что стало с Антонио Медичи, сыном Франциска и Бианки Капелло? История не говорит ничего; но вероятно, он не достиг старости. Если Фердинанд не отравил его, то велел задушить, утопить или убить кинжалом.
Кальдерона
Кальдерона. Картина Хуана Жозе де Аустриа
Трое любовников: поэт, герцог и король, потом, как бы по воле фатального закона, когда она оставила свет, – в котором только промелькнула, – чтобы заключиться в монастырь, – полдюжины капризов под формой полдюжины красивых монахов – таков был любовный учет Кальдероны, испанской актрисы и куртизанки.
Немного, как вы видите.
И история ее будет не долгой.
Однако, за недостатком великих событий, вы найдете в ней довольно любопытные черты испанского двора XVII века.
И именно поэтому мы хотим рассказать вам эту историю.
Где и в какое бы время он не жил, всегда, по нашему мнению, занимательно изучать одного из этих людей, которые под предлогом, что они короли, думают, говорят и делают такие глупости при полном свете дня, от которых самый последний из подданных, темный рабочий, покраснел бы во мраке.
Король, о котором идет речь, один из трех любовников Кальдероны, был Филипп IV.
Это был печальный государь, этот внук Карла V, – двойник блаженной памяти Людовика XIII.
Но у Людовика министром был Ришелье, который вместо него правил твердой рукой, тогда как Филипп IV доверил управление страною Оливаресу, человеку без способностей, натуре узкой, замечательной по скряжническому честолюбию: для него золото шло впереди славы.
И Испания, столь великая и прекрасная когда-то, находилась в опасности в это царствование.
Французы начали тем, что разбили испанцев при Авене и Казале; Каталония передалась Франции; Португалия сбросила с себя иго рабства; все, что оставалось от Бразилии, всё, что не было отнято голландцами, перешло к Португалии; Азорские и Мозамбикские острова, Гоа и Макао освободились из-под испанского владычества.
В Мадрид на громадном объявлении перенесли портрет Филиппа, внизу которого была сделана следующая ироническая надпись: «Чем больше у него отнимают, тем он больше отдает!»
Весь занятый своими любимыми удовольствиями – театром и женщинами, Филипп не подозревал даже, что для того, чтобы увеличить, его так сильно изрыли.
Давид Гэн, сын простого рыбака, достигнувшей звания вице-адмирала, получил приказание от Генеральных Штатов Голлландии захватить флот галионов, перевозивший в Испанию богатства Перу. Произошла жестокая битва в водах Гаваны, и победители голландцы привезли своим соотечественникам более двадцати миллионов.
Филипп IV, пребывая у ног своей прелестной любовницы, герцогини Альбукерк, не потерял из-за этого ни одного поцелуя.
Оливарес, подойдя к Филиппу, сказал ему тем тоном, каким сказал раз: «Франция наша!» – Государь, у меня есть для вашего величества чудесная новость! мы конфискуем на четырнадцать миллионов имущество герцога Браганцского; бедный герцог потерял голову: его провозгласили королем Португалии.
– А! ба! – ответил Филипп IV, и возвратился в свой кабинет дописывать сцену для комедии.
Филипп IV Испанский. Портрет работы Диего Веласкеса.
Между тем, если Филипп IV не имел никаких достоинств, как король, то как человек, он имел их: он был гуманен, приветлив, великодушен, благотворителен.
Мы только что сравнивали его с Людовиком XIII, но Филипп IV был лучше его. Людовик XIII, не морщась, видел как вступал на эшафот, воздвигнутый Ришелье, тот, которого он называл другом – великий конюший Сен-Марс. Точно также он выслушал известие о том, что пали головы вельмож, правда, виновных в мятеже, но в жилах которых текла кровь знаменитейших фамилий Франции – Марилья и Монморанси.
Он забыл на четырнадцать лет в Бастилии герцога Ангулемского, последнего Валуа и Бассомпьера, старинного друга его отца, Генриха IV.
Ни в чем подобном Филиппа IV упрекнуть нельзя.
Правда, то был король-ленивец; но разве публицист не сказал: «из всех королей, которыми должны особенно дорожить народы, ленивцы заслуживают предпочтения; если они не имеют смелости делать добро, они также не берут на себя труда делать зло».
Но пора заняться Кальдероной.
Как пролог к истории любви короля к комедиантке, мы вам расскажем о любви того же короля к знатной даме.
Крайности сходятся.
Это было в 1627 году. Рожденному в 1605, наследнику трона после отца в 1621, Филиппу IV в 1627 году было двадцать два года. И в перечне его любовниц было уже столько же имен, сколько ему было лет.
Однако Филипп был женат на Елисавете Французской, дочери Генриха IV и сестре Людовика XIII. Что однако не помешало последнему, в лице его министра Ришелье, объявить себя смертельным врагом Филиппа.
Но хотя и женатый, Филипп вел себя так, как будто был холост, и у него было на этот случай достаточно логическое извинение: в двадцать два года он уже считал двенадцать лет супружеской жизни, то есть не собственно супружеской, потому что, женившись одиннадцати лет на Елисавете Французской, которой было семь, – будущий король совершил только политический брак. Только через семь лет было дозволено ему рассматривать жену с менее грандиозной точки зрения, но за то, без сомнения, с более приятной.
