Виктория Абзалова - Фантазм
Во всем опоздал! И потерял то единственное, что с пафосом можно было бы назвать смыслом жизни.
Потерял за несколько первых минут долгожданной встречи, лелея свою в который раз неизвестно чем уязвленную гордость. Пребывая в самодовольной эгоистичной самоуверенности, что уж он-то - столп праведности, образец благородства и опора нравственности, - никак не меньше! Куда уж там маленькому негоднику-невольнику, посмевшему смутить высокие помыслы своими синими прозрачными глазищами… Посмеялся бы над собой сейчас, если бы не было так горько и так страшно!
Айсен. Достойный и равный спутник. Приятный разносторонний собеседник. И, - да: изумительный любовник! Разницу между Айсеном, заботящимся о господине и получавшим собственное удовольствие необязательным подарком, и Айсеном, жаждущим заняться любовью до умопомрачения - Фейран прочувствовал вполне и теперь изумлялся собственной тупости!
Самостоятельный, развитый, умеющий вернуть удар… Своим уходом «мальчик» сполна расплатился за все им испытанное: что лучше - ожидание со слабенькой надеждой, или обреченное понимание конца?
Один день… Как же он не понял, что это было прощание?! Не почувствовал великодушно торжественные похороны чистой детской первой любви!
Фейран не стал догонять, не стал останавливать: все, что он мог, нужно было делать гораздо раньше! С самого начала в его силах было стать для мальчика опорой, наставлять его не только в постели… Быть может, демоны ревности исчезли бы, а двое, стремящихся к друг другу людей, достигли бы согласия - кто сейчас скажет? Аллах и тот не ведает!
Тем более, - не захотел. Сам.
«Боже правый! Ты отдал его два года назад! Бросил, отрекся. Айсен смог выжить, выстроить новую жизнь из ничего… Так не прав ли Филипп в том, что все бывшее раньше нужно оставить в прошлом?!
Тебя - оставить.
У Айсена началась своя жизнь, а ты… Ты врач, ты умеешь смотреть в глаза неизбежному! Живут же люди с непоправимыми увечьями до гробовой доски. Ты тоже сможешь…
А на «не хочется» - есть слово «надо»!» Впервые не ради себя…
Что ж, решение было принято, и оставалось его исполнить, как не оттягивал Тристан этот момент, сидя в одиночестве над пустой кружкой. Идти «домой» не было никакого желания, даже мелькнуло примитивная мыслишка напиться и забыться хотя бы на время, но он брезгливо отверг подобный способ разрешения проблем. К тому же, откладывать неизбежное не имело смысла и следовало начать готовиться к отъезду, - дольше оставаться в Тулузе не было ни необходимости, ни сил…
Возможно, когда между ним и Айсеном снова пролягут пыльные мили и морские воды, станет легче. Он вернется к привычной жизни, оставив юноше его новую, не омраченную придирками привередливого любовника. Безумно хотелось еще раз встретиться с любимым, хотя бы для того, чтобы попросить прощения, только были ли нужны Айсену его извинения… Фейран с маниакальным упорством сосредоточился на организации отъезда и сборах, благо домочадцы Кера, где-то пропадали, не замечая, что уже который раз бессмысленно перебирает свои восточные одежды.
Именно за этим занятием и застал брата, ураганом ворвавшийся в собственный дом Филипп. Единым взглядом оценил ситуацию, бледный отсутствующий вид Фейрана, и нехорошо усмехнулся:
- Отбываешь, значит?
Фейран молча кивнул, не оборачиваясь.
- Вовремя! - такой ответ еще больше взбесил Кера, хотя, казалось, должен был только обрадовать. - А Айсен?
Фейран наконец поднял голову.
- Ты сам говорил, он сильный мальчик, - мужчина улыбнулся с отстраненной горечью, -он со всем справится.
У Филиппа побелели даже губы. Он сорвался, сгреб брата за ворот рубашки, не сдерживаясь, приложил его о стену. Больше изумленный, чем рассерженный, Фейран смотрел на него во все глаза, не понимая причину этого взрыва.
- По-твоему, - как-то задушено прошипел Филипп, который, судя по виду, пребывал в одном шаге от того, чтобы не придушить младшего брата собственными руками, - Айсен прекрасно справиться со Святым судилищем?!!
- Что?!!
- А то ты не знаешь!! Арестован Айсен, - Кер отпустил Фейрана и устало опустился на подвернувшийся стул. - Утром еще…
Часть шестая
О том, что за угроза нависла над Айсеном, Филипп Кер узнал непосредственно от тех, кто явились за юношей, в святой традиции всех служак подобного рода занятий, перебудив дом еще до рассвета. Увы, «сыщики» быстро убедились, что молодой человек уже не проживает в семействе Кер, а долгий обыск не принес ничего, что можно было бы истолковать в нужном ключе: ни тайников с запрещенными книгами, ни амулетов и хотя бы чего-то отдаленно напоминавшего снадобья, даже оплывшую свечку не получалось подогнать под колдовской артефакт.
Разумеется, если бы действия исходили от светских властей, до обыска не дошло бы вовсе: Филипп Кер был не последним человеком и по влиянию и по состоянию. Однако в данном случае, речь шла о Церкви и запущенной машине инквизиции, меж чьими жерновами сейчас оказался Айсен.
В Аквитании, еще помнившей религиозные войны и Крестовые походы, это означало все. Открыто противостоять Святому Трибуналу - было самоубийством, на это не решался даже епископ, безропотно подписывающий очередное разрешение на строгие допросы, сиречь пытку, опасаясь обвинения в излишней мягкости и попустительстве. Какое бы положение не занимал Кер, но и он мог отказаться под арестом, был бы повод. Не впервые использовался такой верный способ расправы с врагами или конкурентами, как донос в канцелярию Святого судилища, обвинявшего противника во всех смертных грехах и связи с врагом рода человеческого. А конфискация имущества осужденного служила мощным дополнительным стимулом для и без того полных религиозного рвения святых братьев.
Оставались только обходные пути. Под шумок Филипп отослал Алана предупредить Кантора и Айсена, озаботившись тем, как вывести из-под удара свою семью, но удача по-прежнему смотрела в другую сторону: ни того, ни другого дома не оказалось. Юноша метался, не представляя, что ему делать: бросаться разыскивать трубадура, бежать обратно либо ждать. Остановился он на последнем варианте, что оказалось весьма мудрым решением: торжествующий доминиканец радостно шуршал обнаруженными записями Фейрана, которые тот естественно вел на арабском…
Это был конец. Мадлена стояла с каменным лицом, даже Фей понимала, что это уже не шуточки и смотрела на ни в чем не повинные листы так, как будто это действительно было подробное руководство по вызову Дьявола, если не уже подписанный кровью контракт. Филипп спокойно, не теряя лица, честно сообщил, что видит сие впервые и вероятно бумаги принадлежат его брату, в комнате которого и были обнаружены.
После этого заявления инквизитор в доминиканской рясе просиял просто-таки неприличным счастьем, известив, что данное обстоятельство так же подлежит подробному расследованию. Доминиканец светился благостной безмятежностью, но не смог скрыть глубокого удовлетворения, и это говорило о многом: в частности, что под угрозой оказывался не только Айсен, но и Тристан. И еще до того, как были обнаружены черновики.
Пусть и небольшой, но это был шанс. Супруги обменялись взглядами, как всегда поняв друг друга без слов. Демонстрируя неподдельную озабоченность, Кер сам предложил пройти вместе с монахами, дабы дать подробнейшие объяснения.
Едва он переступил порог своего жилища, Мадлена отмерла и прошла по дому, сметая все на своем пути. Послав по записке Клеману и Кантору, она немедленно собралась и, взяв самое необходимое, отбыла с младшими детьми к сестре. Фей в сопровождении Луи все же пришлось отправиться в монастырь: небольшую обитель между Ошем и Тулузой, где предприимчивая кузина Мадлены сумела стать настоятельницей. С Тристаном они разминулись на полчаса, Айсен к этому времени был уже арестован.
Покинув «гостеприимную» резиденцию трибунала, Филипп занялся тем, что принялся укреплять прежде всего свои тылы: помимо ответственности перед семьей, чтобы вытащить Айсена из застенков, нужно чтобы его было кому вытаскивать. Примерно тем же занимался и предупрежденный Аланом Кантор - об аресте он еще не знал, но понимал, что в подобных случаях времени терять нельзя, и подготавливал почву для дальнейших действий.
Именно таким образом и обстояли дела, когда вернувшись в притихший дом, Филипп застал младшего брата, собирающим вещи дабы в очередной раз покинуть родину. Как крыса с тонущего корабля, что и не преминул высказать в лицо.
К тому времени, как появился Кантор, одного из них, приходилось удерживать от того, чтобы броситься разбирать тюрьму по камешку голыми руками, пока второй язвительно высказывался о предлагаемых планах спасения, дополняя усталыми комментариями о том, что именно он думает о своем младшем братишке, так и не удосужившимся повзрослеть и начать задумываться о последствиях своих поступков.
