Андрей Корф - Сто осколков одного чувства
Другой некто: Мужик всегда виноват. И когда уходит, когда остается...
Черный кадр
Ранний фрагмент записей из магазина:
Он: Вы думаете, это то, что надо?
Продавщица: Смотря для чего вам нужна камера.
Он: Я собираюсь снимать свадьбы.
Продавщица: Идеально. Лучшее качество за такую цену. За три-четыре свадьбы она окупится.
Он лежит у себя в комнате на кровати, отвернувшись лицом к стене и свернувшись калачиком. Камера в руках у Илюнчика. Мы узнаем об этом по его первой реплике.
Илюнчик: Как думаешь, жив?
Петрович: Скорее жив, чем мертв.
Илюнчик: Может, ему пятки пощекотать. Слышь, Андрюшок! Может, тебе пятки пощекотать?
Петрович: Или водки налить.
Илюнчик: Или водки налить.
Петрович: Даже на водку не реагирует.
Илюнчик: Значит, и вправду помер.
Петрович: Ничего. Он просто еще не знает, кого мы ему привели...
Он оборачивается, но выражение надежды на его лице мгновенно гаснет.
Илюнчик: Знакомься: это Светик.
Петрович: Или Ленчик.
Илюнчик: Да вы уже знакомы. Только в прошлый раз она у нас была скатертью-самобранкой.
Ляля: На самом деле я – Настя.
Петрович: Слышь, Андрюш? Мы тебе Настю привели.
Он: Зачем?
Илюнчик: Настя, объясни этому идиоту, зачем мы тебя привели. У меня язык не поворачивается.
Настя: Я могу с тобой пожить. Хочешь?
Он: Зачем?
Настя: Я умею вкусно готовить. Хочешь, в духовке шашлык сделаю. Сказка будет, а не шашлык.
Он: Ты умеешь рассказывать сказки?
Настя: Не знаю. Могу попробовать.
Он: Тогда останься.
Петрович: А мы пойдем.
Илюнчик: Да. Петровича жена ждет. Он теперь женатый, если ты еще не в курсе.
Он: Я в курсе. Ты меня прости ради бога, ладно... За свадьбу.
Петрович: Ты не у меня прощения проси, а у жены.
Он: Я попрошу.
Илюнчик: Он попросит. Он хороший. Правда, Настя?
Настя: Да. Он хороший. Он мне еще в прошлый раз понравился. Жалко, что все так получилось.
Илюнчик: Ладно, нам пора. Камеру оставить?
Он: Оставляй.
Камера снова у него в руках. Настя, полураздетая, лежит на столе. Камера не опускается ниже ее торса, но по толчкам легко догадаться, что происходит «ниже ватерлинии». На глазах девушки – повязка.
Настя: Идет Иванушка, и сушняк его одолевает... Видит – а на земле след от коровьего копытца... ооох... Только он собрался из него воды испить... А тут голос Аленушки ему мерещится... Не пей, мол, Иванушка, из коровьего копытца... Станешь ты бычарой позорным... ох... Идет он дальше, а там – след от козьего копытца... Алена – тут как тут... Не стОит, говорит, Иванушка... Станешь козлом вонючим... Идет он дальше... Смотрит – опять след. Вроде и копыто, а не коровье, и не козье, и не лошадиное... (темп убыстряется, ее возбуждение мешает ей говорить) Он наклоняется, а сам о... о... одним ухом слушает... Что ему Алена скажет... А она молчит. Он говорит: Алена, в натуре, дай наводку, пить или не пить... А она... Оооох... Говорит, сам решай. Тут сам черт протопал... Поэтому и след – женский... Ох... Все... Больше не могу-у-у... (закусывает руку, чтобы не заорать)
Камера идет по долгому больничному коридору. Останавливается у одной из палат. Дверь открывается, камера заходит внутрь. Мы видим обычную палату. Все койки заняты колоритными травматическими больными. На одной из коек лежит Он. Выглядит плохо, рука – в гипсе, безжизненно висит на шейной повязке. Он молча смотрит в камеру, пока та приближается и как бы усаживается рядом с ним. И после того, как камера успокоилась, он не говорит ни звука. Только смотрит.
Потом мы слышим Ее голос.
Она: Привет.
Он: Привет.
Она: Я принесла мандарины. Ты их еще не разлюбил?
Он: Нет. Я их никогда не разлюблю.
Она: Как это случилось?
Он: Синдром Анны Карениной. Только мужикам полагается не поезд, а обычная машина.
Она: Это правда?
Он: Нет.
Она: Так что же случилось?
Он: Ничего. Какой-то мудак выехал на тротуар – и все.
Она: Ты был пьяный?
Он: Нет.
Она: А он?
Он: Тоже нет.
Она: Что у тебя с рукой?
Он: Ничего. Через пару месяцев смогу снова ковыряться в носу.
Она: А если серьезно?
Он: Не знаю. Говорят, что нужна операция.
Она: А потом?
Он: А потом они и сами не знают. Зачем ты здесь?
Она: Тут мое место. Поняла, как только узнала.
Он: Это ведь не возвращение?
Она: Не знаю. Тебе решать.
Он: Ты сказала много слов. Мне нужно от тебя только три.
Она: У меня их нет.
Он: Я лежу на дне. У меня нет денег. Моя жена ушла вместе с моим ребенком. У меня сломана рука, и вряд ли я смогу когда нибудь снова нормально играть на гитаре. Ко всему прочему, я знаю, что во всем случившемся виноват сам. И вот приходишь ты и говоришь, что у тебя нет тех трех слов, которые могли бы меня вытащить из всего этого говна. Поэтому я спрошу еще раз. Зачем ты здесь?
Она: А я еще раз отвечу. Тут мое место.
Он: Нет. Это моя территория. Уходи.
Она: Я вернулась домой. Вместе с Мышом.
Он: Это невозможно. Там теперь живет Настя.
Она: Уже не живет. Я вернулась домой и буду ждать тебя.
Он: Я тебя не звал.
Она: Звал. И сейчас зовешь.
Он: Ты уже не та, которую я зову.
Она: И ты уже не тот, от которого я ушла.
Он: Тогда зачем эта встреча?
Она: Чтобы начать все сначала.
Он: Это невозможно.
Она: Я тоже так думаю. Но Мыш с нами не согласен. Он часто вспоминал тебя.
Он: А ты?
Она: И я тоже. Но, наверное, не так, как тебе хотелось бы.
Он: Какая же ты, все-таки, сука.
Она: Да. И даже еще хуже.
Он: И все равно я чертовски рад тебя видеть.
Она: Я тоже.
Он: А знаешь... Я теперь умный. Я не забываю о мелочах и знаю, где платить за телефон, и где помойка, и сколько шагов до детского сада и обратно. Правда, без коляски.
Она: Верю.
Он: Я даже смогу, наверное, стать образцовым мужем.
Она: Да.
Он: Но ведь я опоздал, правда?
Она: Мы оба отстали от поезда. Но это еще не значит, что мы не успеем на следующий. А все лишнее оставим на перроне.
Он: Я, кажется, уже ответил за свои грехи.
Она: А я свои оплатила авансом. И теперь не чувствую себя должником.
Он: Ты придешь завтра?
Она: И завтра, и послезавтра, и каждый день. И ты не сможешь меня прогнать.
Он: Не больно хотелось.
Она: Вот и хорошо. А теперь я пойду. Мне пора забирать Мыша.
Он: Деловая женщина.
Она: Еще какая. Я, между прочим, теперь работаю.
Он: Слишком много новостей для первого раза. Давай прощаться.
Она: А говоришь, исправился. Как раз сейчас ты должен был сделать заинтересованное лицо и расспросить меня о работе во всех подробностях.
Он: А я не сделал?
Она: Даже не попытался.
Он: (улыбаясь) Ну вот. Подходящий повод для развода.
Она: Фигушки.
Он: Откуда у тебя камера?
Она: Оттуда же, откуда новости о твоем происшествии. У тебя – самые лучшие в мире друзья.
Он: И самая худшая в мире жена.
Она: Да. Я – монстр. Бедный дядька.
Он: Да. Мне всегда казалось, что в названии сказки «Красавица и чудовище» есть двойной смысл. И все равно все происходящее приятно попахивает хэппи-эндом.
Она: Думаешь, пора целоваться и пускть титры?
Он: Ну уж нет. Как горе – так полной чашей, а как счастье – так одну рюмку? Я так не играю.
Она: Хорошо. Тогда я просто выключаю камеру и иду домой – готовиться к твоему возвращению.
Камера гаснет.
Он – дома. Камера смотрит на дверь, в которой скребется ключ. Потом входит Она, изменившаяся почти до неузнаваемости. Она очень похорошела, хорошо одета. В движениях появилась почти мужская резкость. В глазах – уверенность и вызов.
Он: Мыш тебя не дождался. Заснул прямо на полу.
Она (раздеваясь): Как он?
Он: Прекрасно.
Она: Вспоминал про меня?
Он: Когда я его шлепнул за то, что он пролил чай. Тогда он сказал, что пожалуется на меня маме.
Она: Ябеда-карябеда.
Он: Ага. Интересно, в кого это.
Она: Как у тебя?
Он: У меня – все по плану.
Она: Как рука?
Он: Сегодня дотянулся до носа. Он оказался мягким и теплым.
Она: И мокрым.
Он: Нет. Сухим и горячим.
Она: Ты поужинал?
Он: Ждал тебя.
Она: (к этому моменту переодевшаяся в домашнее) Я сейчас могу съесть быка вместе с рогами, копытами и шпагой тореадора. Где тут у вас кухня?
Он: Кухня за углом. Проводить?
Она: Проводите, молодой человек...
Камера следом за ней проходит на кухню, где уже сервирован ужин.
Она: (усаживаясь за стол) А говорят, что мужики не умеют готовить.
Он: Мы это скрываем.
Она: А что вы еще скрываете?
Он: Так я тебе и рассказал.
Она: (пробует и жмурится) Фантастика! А как насчет рюмочки?
Он: В морозилке. Доставать?
Она: Я сама.
Он: Нет. Я «сама». Мне надо руку разрабатывать. Подержи камеру.
Она снимает Его, который негнущейся рукой открывает холодильник и достает оттуда водку. Он выглядит по-домашнему: в спортивном костюме и шутовском грошовом фартуке. Он похудел и выглядит неважно. Он наливает водку.
