Виктория Абзалова - Фантазм
Серые, мгновенно сузившиеся, глаза мужчины встретились с потемневшими глазами юноши.
- Упаси меня Боже! - небрежно дернул плечом Кантор. - Я всего лишь взял его в аренду.
- Какое пятно на вашей репутации! - протянула Элеонора.
- Моя репутация настолько блистательна, что ее давно пора было слегка подпортить, - фыркнул Флев. - Неудобно, право, быть совершенством в нашем несовершенном мире.
Кантор привычно отшучивался, а заледеневший, бледный как полотно, Айсен стоял под перекрестьем взглядов, думая даже не о неизбежном ливне презрения на свою голову, а о напутствии наставника, судя по всему тоже изрядно нервничающего перед их общим выходом в столь блестящий круг.
- Опозоришь меня - шею сверну! - ласково пообещал менестрель.
Как он может допустить хотя бы тень подозрения в благородстве своего учителя! Ни чьей вины, кроме его в скандале нет…
- Ваша Светлость, - севшим голосом выдавил Айсен, запнувшись под обратившимся на него холодным взглядом герцогини, - Это… не знак унижения, а знак ожидания! Когда оно закончится, я сниму его.
Элеонору, кажется, позабавило его неловкое вмешательство, а вспыхнувший на щеках лихорадочный румянец умилил, и благоволение высокой особы было получено.
По глазам было видно, что Кантор желал бы высказать много «нежных» слов своему ученичку по возвращении домой, но вместо того произнес только:
- Поздравляю… - мужчина устало потер виски, - Сегодня ты приобрел удачное романтическое амплуа!
- Простите…
- Да мне-то что сделается! А вот как бы ты потом не пожалел о своем упорстве!
Айсен промолчал.
И все же даже Кантор был вынужден сдаться, едва ли не скрипев зубами, когда молодой человек засобирался в дальний путь. Так бездарно загубить все усилия, рисковать сложить голову каждый день ради чьей-то постели! Святому Якову, что ли, помолиться, чтобы излечил мальчишку от безумия!
Правда, основываясь на собственном богатом опыте, он мог сказать, что в подобных запущенных случаях не помогут ни самые горячие молитвы, ни разумные увещевания…
- Придется тебя провожать! - заключил менестрель, прежде чем некуртуазно надраться в одиночестве от внезапной тоски.
По счастью, известия пришли раньше, чем Айсен успел совершить фатальную ошибку. Во-первых, осада Фесса была снята, окончившись ничем, а после боя в районе Уджды и позорного поражения, рыцари - иоаниты и вовсе были вынуждены убраться в Валетту зализывать раны. Христово воинство все больше теряло влияние на Востоке, а о Фейране пришло короткое скупое известие: его видели и видели живым в Уджде.
Теперь Филипп, радовавшийся происходящему благодаря трубадуру перелому в судьбе юноши, оказался непреклонен, и взятый тиски между Керами и Кантором, Айсен был вынужден согласиться дождаться ответа на посланное Фейрану уже в Фесс письмо. Когда же он все-таки пришел, Филиппу оставалось лишь пожать плечами, сказав себе, что он сделал все, что в его силах, чтобы предотвратить трагедию:
- Признаться, я не ожидал, что он согласится! - заметил мужчина, зло отбрасывая от себя ни в чем не повинный лист.
Ослепший из-за вдруг выступивших от слез, Айсен отвернулся к окну, обессилено оперевшись на подоконник. Его шатало и кружило от нахлынувшего избытка чувств: он приедет!!! Любимый приедет сюда… и испытание закончится! Совсем скоро.
- Не так уж скоро! - бросил Кер, кажется, последние слова юноша произнес вслух.
- Я ждал почти два года, подожду и пару месяцев!
Мысленно Айсен был не здесь и не один. Страшно подумать, они могли разминуться с любимым в дороге!
- Ты так любишь его? - тихо спросил Филипп, подходя и опуская руки ему на плечи.
- Да.
- Жаль… - вырвалось у мужчины.
- Мне - нет!
Айсен обернулся, и Филипп осекся: такого света в глазах Кер не видел ни у кого и никогда!
Часть пятая.
Узнавал ли он свой родной город? И да и нет. Даже за пятнадцать лет мало что меняется: все так же бурлит жизнь на улочках, кто-то грустит, кто-то смеется, торговки в рядах все так же выясняют отношения и обсуждают последние сплетни, все так же шныряют проворные воришки, на паперти пилигримы зазывно трясут ракушками, обещая мощи всех святых рая… А детали наверное просто стерлись из памяти.
«Даже помоев на улицах не убавилось и не прибавилось!» - неодобрительно поморщился мужчина, переступая лужу.
Это было похоже на встречу двух незнакомцев. Он бродил по городу своего детства и юности, как иностранец, хотя во избежание всяческих недоразумений сменил ставшую привычной одежду на темный уперлянд, а тюрбан на простое боннэ, пытаясь стать похожим на того, кем по сути и являлся - обычным представителем среднего городского сословия. Аптекарем ли, стряпчим… По зрелому размышлению, у него был выбор либо явиться так, как сейчас, пропавшим братом метра Кера, либо самим собой нынешним, но скрыв их родство, чтобы не доставлять тому неприятности с церковниками.
Да, здесь вряд ли кто-нибудь станет кланяться при виде уважаемого хаджи!
В одежде ли дело! Город, похоже, тоже уже не признавал его за своего, он просто его не замечал. Его гость не торопился никуда, бродя по городу, из которого ушел однажды, все больше понимая, что, наверное, эта прогулка ему была нужна. Она наконец позволила закрыть и запечатать двери в свою старую, полузабытую жизнь. Он убедился, что то прошлое действительно больше не имеет над ним власти и он свободен от призраков всех возможных обид, как и говорил. Все-таки это было хорошее чувство, пусть что-то и заставляло беспокоиться!
Мужчина никогда не считал себя сентиментальным либо суеверным, но на сердце словно повис какой-то груз. Тянул, мешал сделал вздох полной грудью, как будто случилось что-то непоправимое и в глубине души ты знаешь об этом, но не хочешь понимать.
Тристан медленно шел по улочке, уже видя издалека дом, в котором вырос, и остановился на углу, отмечая перемены и с удовольствием ловя детали, оставшиеся прежними.
Все же, это был уже не его дом, и давно.
Он не собирался подходить ближе. К тому же, в прямо дверях за разговором стояли двое: высокий русоволосый мужчина, небрежность во всем облике которого за версту выдавала музыканта яснее, чем чехол с инструментом за спиной, и черноволосый парень в ярко-голубом пурпуэне, тоже с гитарой под мышкой. Мужчина что-то сказал, небрежно придерживая его за плечо, и раздался звонкий смех, после чего паренек, не прощаясь, скрылся в темневшем проеме полностью, а его собеседник направился своей дорогой.
Подумав еще немного, Тристан рассудил, что не стоит объявляться прямо сейчас, запросто врываясь в дом без всякого предупреждения, пусть даже это и дом родного брата. Он двинулся мимо, любуясь на чем-то расстроенную и недовольную, но все-таки невероятно хорошенькую девушку в окне. Судя по отделке платья, она не могла быть никем, кроме его племянницы. Что ж, он лишний раз убедился, что Филипп на самом деле вполне благополучен во всех отношениях!
На подобной радостной ноте Тристан уже почти свернул на улочку, ведущую к его гостинице, когда одно случайно услышанное имя заставило его споткнуться и застыть на месте, не обращая внимания на брань какой-то матроны, которую он едва не сбил с ног.
- Фей, это Кантор только что был? Айсен дома? Метр Филипп его ищет.
Тристан обернулся как раз чтобы увидеть, как девушка вскочила, гневно тряхнув косами.
- Я не обязана следить за всеми приятелями папочкиного любимца! Тебе надо - ты и ищи! - выкрикнула она долговязому парню, даже ставней хлопнув в сердцах.
Молодой человек пожал плечами, точно ничего иного и не ожидал, и передал просьбу с кем-то из слуг, открывших дверь на стук.
Незамеченный ими мужчина так и остался стоять на углу, как будто утратив на некоторое время возможность двигаться. Но видимо, совладав с собой, решительно развернулся и скрылся за поворотом, не дожидаясь, пока названный выйдет на улочку.
Айсен…
Что, имя знакомое?…
И что в том странного? Не о нем ли и надеялся узнать, когда сюда ехал… В глубине души. Где-то очень глубоко.
Ведь отдал мальчика не кому-то с улицы, кто мог бы его обидеть, а родному брату, который голос не повысит, пока его совсем из терпения не выведешь! Филипп - человек долга, он о мальчике позаботится, чтобы там ни было…
Наутешался? Только к чему себя обманывать? Вот уж не повод, чтобы гордиться!
Айсен! Его синеглазое проклятие… Наваждение, не иначе! Болезнь, которую не лечит ни время, ни расстояние, и разумная логика отступает, разводя руками.
Сколько раз отсылал его, занимая себя работой, делами, - чем угодно, только бы не видеть! Отвыкнуть, как пьяница отвыкает от бутылки…
И ненавидел за то, что стоило поднять голову от записей или реактивов, видел его в уголке… Если не у самых ног в ожидании единого твоего жеста! Стоило переступить порог, слышал пение саза…